Ознакомительная версия.
— Спасибо…— Он чуть улыбнулся, взялся за пуговицу, и вдруг… — Ой, а из чего этот ремешок? Натуральная кожа?
— Да что ты! Клеенка… А не все ли равно?
— Ну… — скомкано сказал он. — Не люблю я, когда вещи из настоящей кожи. Противно…
Я сразу понял:
— Да! У меня так же бывает! Начинаешь думать: когда-то это была шкура живого существа, а потом ее содрали…
— Вот именно! — Чибис живо блеснул сине-зелеными глазами, и я вдруг увидел, что они слегка разные: один более синий, другой более зеленый. Он стал суетливо продергивать ремешок в петли от пуговиц. Застегнул, прыгнул с подоконника. Одернул «прикид» — Во… Нормально, да?
— В самый раз… — похвалил я. И осторожно сказал: — Слушай… Макс… Кожа кожей, а как насчет мяса? Ты его совсем не ешь, да? — Я вспомнил слова про «тошнотворные сосиски». И с уколом совести подумал о своей любви к пельменям.
Чибис поморщился:
— Приходится есть… То и дело слышишь: «Мясо необходимо детям для нормального роста. Посмотри на себя, ты и так худой, как пенджабский нищий…»
— Со мной так же… А тебе это тетушка твоя твердит?
— Ну да…
— С ней, видать, не поспоришь, — посочувствовал я.
— Это невозможно. Во-первых, у нее абсолютное чувство логики, она всегда оказывается права… А кроме того, у нее больное сердце, старая уже… Как разволнуется, уходит к себе в комнату, и оттуда сразу — вонь всяких капель. Вот и думаешь: вдруг случится что-нибудь — всю жизнь будешь совестью маяться…
Я кивнул: понятно, мол. А Чибис вдруг добавил:
— И вообще… Всякий лишний скандал увеличивает дисбаланс в этом мире…
— Чего увеличивает?
— Дис-ба-ланс… Он расшатывает равновесие Вселенной… Я бестолково говорю, да?
— Нет… вполне толково… — Я и сам был не прочь иногда поразмышлять о проблемах мирового масштаба. Но сейчас не согласился с Чибисом: — Только… ну, какой там дисбаланс от спора с тетушкой на фоне всеобщего финансового кризиса? Или по сравнению с проблемами черных дыр?
Чибис глянул на меня с уважением, однако возразил:
— На кризис есть антикризисные меры. Дыры возникают по законам космического развития. А вот какая-нибудь непредвиденная мелочь может вызвать колоссальное обрушение. Вроде как легкий камешек вызывает лавину. Или… ну, помнишь бабочку на штанге?
— Какую бабочку?
— Мультик есть такой, про волка и зайца. Волк там штангу выжимает, тренируется, а над ним бабочка. Сядет на левый край штанги — волка тянет налево, сядет на правый — беднягу туда же…
— Да! А когда она села посередке — он вместе со штангой бряк на землю! — развеселился я. И Чибис засмеялся. Я хотел сказать, что бабочка — это все-таки шутка режиссера, но забренчал звонок…
В этом кабинете нам разрешали садиться кто с кем хочет. И мы с Чибисом сели рядом.
Программа шестого класса по биологии в нынешнем году уже закончилась, и старенькая Анна Сергеевна занимала нас рассказами об ученых. Нынче она принялась читать занудный очерк о Пржевальском и его лошадях. А я тихонько сказал Чибису:
— По моему, никакого равновесия во Вселенной нету. Сплошной кавардак. Чем дальше, тем больше. Будто каша в котле. Галактики разлетаются, черные дыры там и тут, а недавно еще какое-то серое пространство открыли… У меня есть книжка японского ученого Мичио Накамуры, «Новый взгляд на старый мир». Он там много пишет про все такое. И главное, что почти все понятно, без лишних мудростей… Максим, хочешь, дам почитать?
— Хочу, конечно… Клим, только знаешь что? Ты не говори мне «Максим». Говори, как раньше, «Чибис». Я привык, меня так с первого класса зовут. А свое имя я не люблю…
— Почему? Хорошее имя…
— Кому как… Мне вспоминается пулемет на гражданской войне. В кино «Чапаев». Как из него по тысячам живых людей…
— Что поделаешь, если война… — осторожно проговорил я. — Там никуда не денешься: кто кого…
— Вот оттого и не люблю, — сказал Чибис в сторону. Мне стало почему-то неловко, и я не придумал ничего другого, как сообщить о себе:
— Мое имя тоже связано с гражданской войной. Немного…
— Как это? — шепнул Чибис.
— Был красный полководец, Клим Ворошилов. Не слышал про такого?
— Слышал, конечно…
— А у моего отца был дед, мой прадед то есть. Очень любил прежние времена. Держал дома древний патефон с ручкой для завода и старинные пластинки. И была у него любимая, называлась «Казачья походная». Эта пластинка у нас до сих пор хранится, только патефон давно сломался. Но отец мне эту песню на электрическом проигрывателе крутил. Там есть такие слова:
Красный маршал Ворошилов, посмотри
На казачьи богатырские полки…
Прадед все просил отца: «Родится у тебя сын, дай ему имя Клим. Климентий». Хотя вообще-то Ворошилов — не Климентий, а Климент… Ефремович…
Чибис молчал с минуту и смотрел не на меня, а за окно. Потом сказал неохотно:
— Казачьи полки были всякие… В Отечественной войне многие из них воевали за немцев… Про это раньше молчали, а теперь уже не скрывают. Целые книжки написаны.
— Но не все же были изменники! Были и герои! Например, генерал Доватор. Про него тоже книжка есть…
— Я знаю… А те, кто против Красной армии были, за немцев, они ведь не считали себя изменниками. Потому что воевали не за Гитлера, а против Советской власти. Эта власть им столько всего натворила…
Я знал и об этом. Смотрел однажды про казаков историческую передачу. Однако мне стало обидно за прадеда (которого я никогда не видел). И я хмуро сказал:
— Дед моего отца здесь ни при чем. И Ворошилов тоже…
Чибис глянул быстро и как-то съежено:
— Клим, ты не обижайся. Это я… у меня дурацкая привычка: во всем копаться и делать уточнения…
Я сразу отмяк.
— Не обижаюсь я, а… тоже уточняю… А вообще-то, когда про свое имя думаю, вспоминаю вовсе не Ворошилова, а другого Клима… Есть такая толстенная книга у Максима Горького…
— Жизнь Клима Самгина?
— Да… Ты что, читал?
— Нет, конечно. Просто сериал вспомнил, показывали недавно. Я смотрел там не все, а только про детские годы. Дальше неинтересно стало.
— Я тоже только про детские… И смотрел, и в книжке прочитал. А про остальное решил, что прочитаю, когда «дорасту». Меня и в детских-то его годах зацарапало… не по-хорошему.
— А что… зацарапало? — неуверенно шепнул Чибис.
— Ну, помнишь, как он не сумел мальчишку из ледяной воды спасти? Испугался, выпустил ремень, за который тот схватился… А потом у него все толклось в голове: «А был ли мальчик? Может, его и не было?»
Чибис кивнул. Но тут же возразил:
— Ты здесь ни при чем…
— Ну да… Только все равно иногда скребет… будто это не с ним случилось, а со мной…
Зачем я в этом признался? Вроде ничего такого не было в Чибисе, чтобы откровенничать с ним… Впрочем, дальше откровенничать и не пришлось. Анна Сергеевна добродушно сказала:
— Ермилкин, шел бы ты, погулял. Все равно не слушаешь и соседу не даешь…
— А чего я…
— Иди, иди… Не бойся, жаловаться Маргарите Дмитриевне я не стану. Просто тебе полезно проветриться…
Чибис вскочил.
— Анна Сергеевна, тогда и я! Мы одинаково виноваты!
— А ты сиди…
— Ладно, пока… — шепнул я Чибису, забрал рюкзачок и без всякого огорчения покинул кабинет.
Впереди у меня было полтора часа. Половина урока биологии, потом большая перемена да еще факультатив по истории православия. На него я не ходил.
Мама, папа, Лерка и я
В начале учебного года, когда объявили, что будут такие занятия, мама Рита нам объяснила:
— «Факультативные» это значит «добровольные», но ходить на них надо обязательно, чтобы узнать побольше про историю религии и духовную жизнь. К тому же, нужна наполняемость группы. Надеюсь, ни у кого нет возражений?
Я быстренько подумал и поднял руку. Сказал, что у меня есть возражения.
— Это почему же, Ермилкин? Ты что, не уважаешь традиции своей страны?
Я сказал, что уважаю. Но еще уважаю Конституцию, а в ней есть статья про свободу совести.
— Я смотрю, ты стал слишком грамотный, — заявила мама Рита. Я немного разозлился и сказал, что не слишком, а в самый раз…
— В самый раз, чтобы я позвонила родителям… — и она повернулась к молодому священнику, который стоял рядом: — Отец Борис, это Клим Ермилкин, он у нас известный «правозащитник»…
Священник, похожий на артиста Харатьяна с приклеенной бородкой, смотрел на меня с интересом. А я разозлился сильнее. На Маргариту. Потому что никаким «правозащитником» я не был, наоборот, не любил влезать в споры. Только в прошлом году, один раз, вступился на уроке за безответную Лельку Ермакову, когда на нее начала орать англичанка Венера Аркадьевна. Из-за какой-то несчастной забытой дома тетрадки! Лелька расплакалась, ну я и сказал: «Чего вы на нее, как фельдфебель на плацу…» Что бы-ыло! «Я потребую от родителей принятия самых решительных мер!» Ну, они и приняли. Мама сказала мне, что следует аккуратнее выбирать выражения, а папа (литератор же!) заметил, что нелогично сравнивать особу женского пола с фельдфебелем, который, как известно, мужчина…
Ознакомительная версия.
