Шурка выбросил в мусорное ведро липкий кружок искусственной кожи. Спрятал в коробку с инструментами стекло и золотистое кольцо с дырками. А винтики горсткой выложил на стол. Раздаст на память ребятам…
Потом Шурка неторопливо и с удовольствием высушил утюгом анголку. Надел ее – теплую, легонькую. Сунул винтики в карман.
Пришла баба Дуся.
– Ба-а, деньги принесли, все в порядке!
– А ты, я гляжу, опять лыжи навострил, не сидится тебе… Ох, а это что за рыба? Неужто на птичий рынок успел сгонять? Я же велела: сиди дома!
– Да не гонял я, ребята принесли! – выкрутился Шурка. И понял, что баба Дуся ничего не знает про его рыбку. – Это Женьке в подарок, у нее завтра день рождения. А пока пусть побудет у нас.
По дороге Шурка заскочил в гараж к дяде Степе.
– Вот отвертка. Только ручка раскололась.
Степан успел хлебнуть и потому был добр.
– Подумаешь, ручка! Если надо, новую налажу. А может, уже и не надо… А?
Шурка ушел от ответа. Спросил:
– Не было вызова от Гурского?
– Не было пока. Жди…
А чего теперь ждать! Больно ему нужен Гурский! Сердце – настоящее, крепкое – билось радостно и неутомимо!
На дворе у Платона оказались только двое – сам Платон и Кустик. Они забавлялись электронной игрушкой «Водолазы» – такая коробочка с маленьким экраном.
– Вот, я нашел сломанную, а Платон починил! – радовался Кустик. – Это будет Женьке мой подарок.
– А где… остальные?
– «Остальную» тетка увезла к себе на дачу, до вечера, – сообщил Платон. – А другие «остальные», которые без кос, вот-вот появятся.
– К тебе дразнительный талант перебрался от Куста, – добродушно сказал Шурка.
– Ага, – печально поддакнул Кустик. – У меня его нисколько не осталось. Исчез вместе со щекотальным страхом. Я уже не рад.
– Я давно понял. Если хочешь, можно сделать обратно.
– Как?!
Шурка объяснил. Кустик сказал, что вечером попробует. И пожаловался:
– А дома все-таки попало. Чуть-чуть. Потому что один краб не вернулся. Вот… – Он дернул краешек штанины. Там на месте веселого глазастого крабика был бледный след.
– Где-нибудь плывет сейчас по подземным рекам, к солнцу выбирается, – сказал Платон.
– Наверно… – согласился Шурка. – А я знаете что Женьке подарю? Рыбку! Ту самую… Алого вуалехвоста…
На Шурку глянули с большущим недоверием. С испугом даже. Он расстегнул анголку. Взял правой рукой ладонь Кустика, левой Платона. Прижал их к груди.
– Слышите?.. То-то же!
Кустик изумленно округлил глаза.
– Шурчик… Настоящее?
– Да!
– Рассказывай! – велел Платон.
Шурка рассказал. Платону, Кустику и Нику, который появился очень кстати. Ему тоже дали послушать Шуркино сердце.
Ник подумал, поморщил конопатую переносицу.
– Вот что… По-моему, девчонкам тоже надо все объяснить. Ну, про рыбку и про вчерашнее. Раньше-то мы ничего от них не скрывали. Шурка, ты не против?
– Я… нет. Только вы рассказывайте без меня… А то мне… Ну, сами понимаете.
Он застеснялся до тошноты, когда представил, как будет говороть Женьке про все свои страдания… Пусть она знает, но без лишних слов.
– Куст, что с тобой? – строго спросил Платон.
– А… разве это была тайна? От девочек…
– Та-ак… – Ник сделал прокурорское лицо. – Все ясно! Когда ты им разболтал?
– Утром… Я же не знал, что это надо скрывать друг от друга. – Он глянул на Шурку несчастными глазами.
Шурка испытал великое облегчение. Все решилось само собой. Но спросил насуплено:
– А они… поверили?
– Конечно. По крайней мере, Женька…
Когда Шурка вручал свой подарок, он не опустил глаза. Глянул Женьке прямо в ее коричневые зрачки с искорками. В них было молчаливое знание.
Женька подержала тяжелую банку в ладонях. Осторожно поставила на подоконник, среди цветочных горшков. Обернулась и спросила очень тихо:
– А оно… бьется нормально?
– Да…
– Значит… у тебя теперь все в порядке? Только не говори «увидимся позже».
– В порядке… Хочешь послушать? – И просунул ее руку под анголку. И Шуркино сердце вобрало тепло Женькиной растопыренной ладошки…
День рожденья получился славный. Женькина мама поставила на стол пухлый пирог с яблоками, большущий торт, бутылки с разноцветной газировкой и варенье. Поели, попили. О ночных приключениях – ни слова. Потому что взрослые были рядом.
Женькина старшая сестра – бледная, в просторном халате и почему-то с виноватой улыбкой – включила магнитофон.
Тина вскочила.
– Пойдемте танцевать! – Она была наряднее именинницы – в желтой кофте с невероятными блестками. (Женька – та в светлом платьице с кружевами на вороте, вот и все.)
Шурка танцевать не умел, но Женька храбро ухватила его за локоть:
– Пошли! Прыгай, как умеешь!
И он запрыгал. Сперва стеснительно, потом разошелся. Женькины косы лупили его по бокам. И остальные «плясали как умели». Платон – с Тиной, Ник – с Женькиной мамой. Только Кустик танцевал осторожно: потому что с Женькиной сестрой.
Потом смотрели видеокассету, где Женька снята была сперва в шестилетнем возрасте, затем первоклассницей (маленькая, а косы почти такие же, как нынче!).
– Какая была симпатичная, – вздохнула над собой Женька. – А сейчас жердина.
– Вовсе не жердина! – возмутился Шурка. – Ты не выше меня! А про меня говорят, что отстаю в росте.
– Все равно… Скоро уже буду тетушкой… – Это она шепотом. И глазами показала на сестру. Шурка дурашливо развел руками: тут уж, мол, ничего не поделаешь.
А рыбка в банке беззаботно шевелила хвостом.
Обычный аквариумный вуалехвост… И когда прощались, Женька шепнула:
– А чем ее кормить?
– Ничем. Она питается космической энергией…
Утром баба Дуся растолкала Шурку.
– Сколько спать можно! Там к тебе Женя пришла.
Шурка стремительно прыгнул в штаны, натянул рубаху. Босиком выскочил из-за перегородки. Сразу почуял: что-то случилось.
Женька улыбалась вроде бы беззаботно. Однако…
– Шурчик… Я насчет рыбки хочу сказать…
– Что?! Она живая?
– Да живая, живая… Только она билась всю ночь…
– Почему?
– Не знаю… А может, и не билась. Может, мне просто так казалось. Но… как-то не по себе.
Баба Дуся деликатно притихла на кухне. Шурка и Женька стояли друг против друга. Оба – будто виноватые.
– Шурчик… я почему-то боюсь.
– Не бойся. Она живучая.
– Да я за тебя боюсь…
– Почему? – И заболела игольная точка на ноге.
Глядя в пол, Женька еле слышно сказала:
– Я, конечно, дура… Но я все время думаю: «Это Шуркино сердце». И как рыбка трепыхнется, мне кажется, что с тобой беда.
– Ничего со мной не будет! Правда!
– Я понимаю, но все равно… И я боюсь, что этим страхом… ну, наведу на тебя какое-то несчастье…
Шурка нагнулся, потер набухшую кровяную точку. Прошептал потерянно:
– Что же делать-то?
– Шурчик… давай отпустим ее.
Он выпрямился, сказал сразу:
– Давай!
– Ты не обидишься?
– Да нет же! Она твоя. Что хочешь, то и делай… – Шурка понял, что и самому ему будет легче, если алый (цвета сердца) вуалехвост окажется подальше от глаз. – А я подарю тебе… ну, что-нибудь другое подарю!
– Не надо! Все равно это остается твой подарок. Только пусть плавает на воле. Ей будет лучше… и нам.
– Ладно. А куда отпустим?
– Конечно, в Черный пруд. Он такой… заколдованный немножко. А из него, если захочет, пусть плывет куда угодно. По ручью, по речкам и до самого моря… – Женька наконец улыбнулась. По-мальчишечьи поддернула свои черные брючки, мотнула косами. – Пошли!
Отпускали рыбку все вместе. Наклонили банку над темной гладью, и алый вуалехвост скользнул в пруд вместе с коротким выплеском.
И сразу поплыл, поплыл. Превратился в красное пятнышко, пропал совсем. Даже хвостиком не махнул на прощанье. Наверно, уже не помнил о Шурке. Ну и ладно! Шурка все-таки помахал рукой. Остальные тоже.
Пустую банку спрятали в лебеде (не таскать же с собой), а потом долго бродили по Буграм. Ловили доверчивых пустырных кроликов. Искали рядом с паровозиком Кузей колодец, из которого выбрались той, полной приключений ночью. Не нашли. И теперь казалось уже, что ничего такого не было. Мальчишкам казалось. А девчонкам тем более. К тому же и маленький краб на штанах Кустика сидел теперь на прежнем месте – будто не пропадал…
Кустик среди щекочущих травяных метелок повизгивал, прижимал к бокам голые локти и подпрыгивал – вчера он сотворил «обратное» колдовство.
Шурка снял рубаху и майку, чтобы поскорее загорал на груди круглый участок кожи. И кожа быстро порозовела…
