Ознакомительная версия.
Кожаные пальцы перчатки разжались. Секира бессильно упала на пол рядом с трясущимся Петькой.
Кое-как Мокренко и его приятель поднялись на четвереньки и, подталкивая друг друга, выползли наружу.
Занимался день. На бетонном заводском заборе уже лежали светлые солнечные пятна. Со стороны города, из-за крыш домов вставало солнце. В приреченских домах, неуверенно пробуя голос, кричал молодой петушок.
– У меня все спуталось. Никак не пойму: жив я или нет? – пробормотал Мокренко, проводя испачканной глиной ладонью по лицу.
– А ты есть хочешь? – спросил Филька.
Петька призадумался.
– Хочу вроде.
– Тогда успокойся: ты жив. Мертвецы не едят.
– Это ты думаешь, что не едят. Хватало-Растерзало-то хотел нас сожрать! А он-то мертвец. Вдруг мы теперь тоже мертвецы?
Оставив Петьку сомневаться дальше, Хитров вновь повернул к подземному ходу. Только что ему пришла в голову одна смелая, невероятно смелая мысль.
– Эй, ты куда?
– Хочу кое-что захватить... – ответил ему Филька, исчезая в глинистом лазе.
Прошла минута, другая, а его все не было. Мокренко не на шутку забеспокоился.
– Эй! Ты где? – заорал он, вставая на четвереньки перед лазом.
В лазе что-то блеснуло. Петька вгляделся и посерел. Навстречу ему из глинистого хода медленно ползла Черная Секира.
Маленький мальчик гулял по улице и вдруг увидел открытый подвал. В подвал вела длинная черная лестница. Мальчик спустился по лестнице и оказался в черной-пречерной комнате. В комнате стояли тринадцать гробов – первый был огромный, а последний маленький. Неожиданно дверь подвала захлопнулась, и появился черный человек.
– Открой первый гроб! – велел он.
Мальчик открыл гроб. В гробу лежал огромный скелет.
– Теперь открой второй гроб! – сказал черный человек.
Мальчик открыл второй гроб. В гробу лежал скелет поменьше.
– Теперь открой остальные гробы!
Мальчик открыл все остальные гробы. В каждом гробу лежало по скелету. Лишь в самом последнем гробу никого не было.
Черный человек оскалился.
– Этот гроб для тебя, – сказал он.
Черный человек бросился на мальчика, но споткнулся о крышку и сам упал в гроб. Крышка захлопнулась, и все тринадцать гробов провалились в подземную трещину.
Классическая страшилка
1
– Ты чего орешь? Чего в крапиву пузом уползаешь? – удивленно спросил Филька.
Отряхивая колени брюк, он выбрался из лаза. Мокренко обнаружил, что Черная Секира ползла не сама. Ее подталкивал перед собой Филька.
– Зачем ты это притащил? У тебя в голове мозги или что? – закричал Петька.
– Потом поймешь зачем. Только зеркала-то у нас больше нет, и его подсказок тоже нет. Вот и придется теперь самим думать, как выкарабкаться, – сказал Филька.
Мокренко с ужасом вытаращился на него.
– Нет, ты точно чокнутый, – сказал он, и нельзя было понять, чего больше было в его голосе: ужаса или восхищения.
На плече у Фильки лежала Черная Секира. За шнурок он держал Желтый Ботинок, а из нагрудного кармана выглядывали пальцы Кожаной Перчатки.
– Они тебя прикончат. И меня с тобой заодно, – убежденно заявил Мокренко. – Изрубят, искромсают, растопчут и придушат.
Хитров засмеялся.
– Давно бы уже прикончили, если бы смогли. Но днем они безопасны. Вот я и решил их повнимательнее рассмотреть. Может, удастся их как-нибудь испортить. Или нет, не испортить... Понять, почему они служат Хватале-Растерзале, и заставить служить себе.
Перебросив Секиру через забор, ребята перемахнули следом.
– Пошли к реке! Там разберемся, что к чему, – предложил Филька, подбирая Секиру.
– А как же завтрак? – уныло спросил Мокренко.
Хитров успокаивающе похлопал толстяка по животу:
– Еще слишком рано: родители не встали. А если и встали, ты что, хочешь явиться к ним в таком виде? Да мы с ног до головы в глине! Теперь уж давай жди, пока они уйдут на работу, чтобы привести себя в порядок.
Пройдя вдоль длинного забора, а потом еще немного по тропинке, ведущей сквозь кустарник, они оказались на песчаной узкой полоске берега. Слева тянулся длинный железнодорожный мост, по которому громыхал грузовой состав, а справа к самой воде подходили плакучие ивы. Между ивами валялись огромные бетонные блоки: когда-то ими пытались усилить берега, да только так и бросили.
Усевшись на один из таких блоков, приятели стали рассматривать Черную Секиру, Желтый Ботинок и Кожаную Перчатку. При дневном свете все три грозных предмета выглядели вполне заурядно. На Секире при внимательном рассмотрении видны были следы ржавчины, сквозь прорванный указательный палец Кожаной Перчатки выглядывала прокладка, а Желтый Ботинок был со сбитым носком.
2
Хитров всматривался в каждый шов перчатки; в каждый гвоздик, крепивший Секиру к древку, – и не видел ничего необычного.
– Никак не пойму, в чем тут магия? И это музейное барахло гонялось за нами три ночи подряд? – бурчал Филька.
– Дай взглянуть! – попросил Мокренко, нерешительно протягивая руку.
Покрутив Желтый Ботинок в руках, он отогнул голенище и неожиданно воскликнул:
– А это ты видел? Вот тут?
В том месте, где подкладка старого ботинка была оторвана, выступали три жирных цифры «666», рядом с которыми еще был заметен жуткий иероглиф, похожий на скорпиона.
Филька прищурился.
– А ну-ка, дай сюда Секиру! – велел он.
После недолгих поисков то же самое клеймо – три шестерки в компании скорпиона – обнаружилось и на древке Секиры. Некоторая заминка вышла только с Перчаткой, пока, наконец, Филька не догадался вывернуть ее наизнанку и не взглянул там случайно на небольшой ярлычок.
– Теперь все ясно! Клеймо Хваталы-Растерзалы! Вот почему вещи ему служат! – воскликнул Филька. – А ну-ка, дай сюда что-нибудь острое!
– Перочинный нож сойдет? Только он довольно-таки тупой, – с сомнением протянул Мокренко.
Открыв нож, Хитров принялся соскабливать шестерки и скорпиона. Несколько раз нож странным образом срывался, норовя проткнуть ему руку. Ботинок корежился, Перчатка выворачивалась, Секира угрожающе звенела, но так продолжалось лишь до тех пор, пока не исчезли последние следы грозных знаков.
Когда Филька вновь взглянул на перочинный нож, челюсть у него отвисла. Лезвие было покороблено и имело на себе словно следы кислоты. Отбросив нож, Хитров уставился на ладонь, словно не веря, что она цела. Нет, пострадало только лезвие.
– Получилось? – спросил Мокренко, мрачно разглядывая свой испорченный нож.
– Думаю, да, – сказал Филька.
– Индюк тоже думал, да сдох... Хороший был ножик, – вздохнул Петька и, размахнувшись, швырнул ножик в речку. Нож пошел ко дну, а в том месте, где он упал, по воде расплылось красное пятно.
Вскоре Филька, осмелев, уже натягивал себе на руку Кожаную Перчатку, а Мокренко туго шнуровал Желтый Ботинок.
– Смотри, он мне совсем по ноге! – удивленно воскликнул Петька.
– Ты же его сверху сапога надел.
– Ну и что? Все равно он был огромный, а теперь уменьшился.
– И Перчатка уменьшилась, – подумав, согласился Хитров.
Филька хотел уже встать, как вдруг на плечо ему опустилась чья-то рука.
– Привет, доходяги! Что, не ждали?
Филька обернулся. Улыбка медленно сползла с его лица.
3
– Зареченцы! – охнул Филька.
Услышав это слово, Мокренко вздрогнул и поднял голову.
Зареченцы, именовавшиеся так по своему Зареченскому промышленному району, были грозой всего города. Точнее, всех городских подростков. Нередко они переправлялись по мосту через реку и устраивали серьезные разборки с чужаками. Никто толком не помнил, когда и из-за чего началась вражда, известно было только, что она стоила обеим сторонам сотен вышибленных зубов и разбитых носов.
Иногда зареченцы нападали все разом, но чаще переходили по мосту небольшими боевыми группами по пять-десять человек. На такую группу и напоролись теперь Филька с Петькой. Зареченцев было восемь человек – старше их на год-полтора. Все плотные, тренированные, с костяными мозолями на кулаках. Поговаривали, будто они набивают их на грушах с кирпичной крошкой.
– Вы попали, парни! Я Михей, слышали обо мне? – сказал крепыш, стоявший впереди всей ухмыляющейся компании.
Михею было лет пятнадцать, но выглядел он на все семнадцать. Нос у него был основательно приплюснут, а на месте переднего зуба красовалась впечатляющая дыра.
Приятели переглянулись. Про Михея они, конечно, слышали. После встреч с ним запросто можно было очутиться на больничной койке с сотрясением мозга.
– Откуда вы такие уроды? Грязные, паршивые? Из города, что ли? – продолжал Михей.
– С кладбища, – сказал Филька.
Крепыш на мгновение опешил, а потом ухмыльнулся во весь рот.
– Вот и хорошо, что с кладбища. Скоро на него и отправишься, бомжонок!
– Я не бомжонок!
Ознакомительная версия.
