— Пока, — с облегчением сказал Славик.
Он остался на скамейке один, и это было не так уж плохо. Теперь к нему могли подсесть те, кого он больше всего хотел видеть, — Питя или Кубик. Но можно и вдвоем — Питя справа, а Кубик слева. И какой разговор бы начался! "Славик!" — слышал бы он справа. "Славик!" — слышал бы слева…
— Славик, — услышал он голос позади себя.
Славик обернулся. СЗАДИ НИКОГО НЕ БЫЛО.
Вот те на! Неужели глюки заразны? Или в самом деле по двору летает говорящий попугай? Он посмотрел и наверх. Голубое чистое небо. Ласточки высоко вверху. К краешку неба прилип тяжелый самолет.
— Я здесь, — сказал Голос, — справа от тебя.
Голос показался Славику знакомым. Может, все-таки под скамейкой лежит диктофон? Славик хотел уже наклониться, но Голос остановил его:
— Меня не видно, но я есть. Вот я, — Славикова рукава что-то коснулось, и он вздрогнул.
— Не бойся. Нам нужно поговорить.
Теперь Славик узнал Голос.
— Да, да, я Роман Савельевич — тот, что недавно принимал вас у себя. — Слово "принимал" прозвучало как бы в кавычках. — У меня к тебе есть еще одно дело. Ты никуда не торопишься?
Славик поднял глаза к своему окну на седьмом этаже. Там светился мамин силуэт. Мама не подавала ему никаких знаков, просто смотрела. Знала бы она, ЧТО СЕЙЧАС ПРОИСХОДИТ на скамейке! Как раз то, чего она опасалась больше всего!
— Никуда не тороплюсь, — сказал Славик, и постарался расслабиться, чтобы мама ничего не заподозрила.
— Есть еще одно дело… — повторил невидимый шеф-робот, — и достаточно серьезное… Неотложное…
Славик забеспокоился: неужели бандитский шеф станет втягивать его в свои махинации?
— Что-то случилось с твоим приборчиком… — Голос прервался, сделал паузу. — Он не возвращает меня из невидимости. Ты знаком с ним больше, может быть, ты знаешь, что нужно делать?
Славик мгновенно вспомнил слова Пити: "…будет почти то же, что с Бар-Косом".
Значит, это произошло? С помощью щелчков "три вперед, семь назад" невидяйка оставила грабителя ювелирных магазинов в невидимости? Временной или…
— Наверно, невидяйка испортилась, — сказал он то, что и полагалось сказать.
— Ах да, приборчик ведь называется невидяйкой. Ты говоришь, испортилась. А как ее починить? КТО В КОНЦЕ КОНЦОВ ЕЕ СДЕЛАЛ — ВОТ ГЛАВНЫЙ ДЛЯ МЕНЯ ВОПРОС! Кто сотворил этот чудо-прибор, шапку, так сказать, невидимку?
— Роман Савельевич…
— Только не врать! — резко предупредил Голос. — Ради бога, только не врать.
— Роман Савельевич, Кубик сказал тогда правду.
— То есть?
— Невидяйка — с другой планеты. И мы с Кубиком там побывали. И привезли… подарки.
На другом конце скамейки наступила тишина. Будто и нет там никого. Но вот послышался вздох и Голос возродился:
— Опять то же самое… Я не верю тебе, малыш. Вернее, мои мозги отказываются верить в ту чепуху, на которой вы с Кубиком настаиваете так упорно. Так необъяснимо… Может статься, я уже стар для таких новинок… — Скамейка снова заскрипела.
Славик постарался вспомнить лицо-шефа-робота. Ну да: желтое, с сеткой мелких морщинок, словно сделанных фабричным способом, тусклые глаза, искусственная улыбка открывает ряд неестественно белых зубов.
А голос живой, надтреснутый, порой срывающийся даже на жалобу.
— Мы у себя пробовали прибор так и этак. Разбирать не решились — тогда исчезает последняя надежда. И я подумал: последняя надежда — ты. И твой друг Кубик. Он все еще в Варшаве, я узнавал. А тебя в Егоровке мы тревожить не стали — да и было недосуг: мы пытались сами справиться с прибором. При том, дорогой друг, что все это время я оставался невидимым!
— Знаешь, — к руке Славика снова притронулись, — быть все время невидимым не так уж хорошо, как, может быть, представляется тебе…
— Оказывается, друг мой, — продолжал откровенничать Голос, — очень важно, чтобы видели тебя, а еще важнее — видеть себя. Но когда вокруг только растерянные лица, ищущие повсюду твою физиономию, когда, подходя к зеркалу, я вижу в нем только холодный кафель ванной комнаты, становится, мягко говоря, не по себе. Закрадывается сумасшедшая мысль — а существую ли я? Может быть, я исчез и присутствую здесь только голосом?
— Так что ты можешь сказать по поводу невидяйки? Что она все-таки с другой планеты?
— С другой… — Славик снова поднял глаза к своему окну. Вместо маминого силуэта стоял папин. Папа смотрел на него в подзорную трубу! Что-то в поведении сына ему не нравилось, и он решил рассмотреть его получше. — На нас смотрят!
— Не на нас, а на тебя. Сиди прямо и расслабься. Ко мне можешь не поворачиваться… все равно ведь ничего не увидишь. — Говоря это, шеф скривил, наверно, губы.
— Так, значит, с другой планеты… — вернулся он к главной теме. — Можно предположить, что у тебя есть с ней связь, — можно?
Славик чувствовал себя как на экзамене — от его ответов зависело так много!
— Ну, Роман Савельевич, ну какая у меня может быть связь с другой планетой! Я ведь не государство, у меня нет ни гигантских локаторов, ни телескопов!
— У тебя все-таки есть кое-что, — вставил Голос. — Значит, связи нет?
— Никакой.
Папа смотрел на него в подзорную трубу. Очевидно, он заметил, что сын открывает рот, словно разговаривает сам с собой… или с кем-то еще? Вот еще не хватало, чтобы он заподозрил невидимку!
— Роман Савельевич, из нашего окна смотрят на нас!
— Тогда развернись на скамейке и гляди назад. Словно ты задумчиво обозреваешь окрестности. Вот так. И продолжим разговор. Итак, связи нет. А твои инопланетяне не навестят нас в ближайшее время? Как вы с ними договаривались?
— Договаривались, что еще встретимся… когда-нибудь.
— Другой невидяйки у тебя точно нет?
— Откуда.
Долгая минута молчания. Потом снова Голос. Скорее, обращенный к самому себе:
— Дурацкая ситуация… Какой-то мальчишка несет свою мальчишечью ахинею, мне бы плюнуть на нее, встать и уйти, но вся штука в том, что из-за этой ахинеи я стал невидимым! Уму непостижимо!
— Роман Савельевич, — сказал Славик, видя перед собой только двор и стену противоположного дома, — вы ведь сами позарились на невидяйку! Я бы играл с нею, и всё! А вы ее как-то по-другому, наверно, использовали!
— Ну да! — рассердился голос. — Я тоже решил поиграть с нею в ловитки, и доигрался, — ты это хотел сказать?
— Ничего я не хотел сказать, — буркнул Славик. Он вспомнил про силуэты в окне и обернулся.
— Роман Савельевич, папа сюда идет!
Скамейка скрипнула.
— Хорошо уходить так, когда никто не видит твоего ухода, — услышал он последнее, затихающее.
— С кем ты разговаривал? — спросил, подходя быстрыми шагами, папа.
— Ни с кем. Я пел. Один рэповский текст, — ответил Славик. — Хочешь, напою?
— Упаси господи! Пошли домой. Напоешь рэп маме, она извелась, пока ты тут дышал воздухом свободы.
— Так с вами это случилось?
— Как видите… Впрочем, это слово сюда не подходит…
Кубик принимал гостя. Только-только он вернулся из Варшавы, только успел побывать под душем после дороги и взяться варить кофе, как раздался телефонный звонок.
— С приездом, Виктор Александрович! — услышал он голос, слышанный уже дважды. — Надеюсь, у вас успехи? Другого ведь не может быть — я знаю вашу талантливую кисть. В Польше, я слышал, в это время жарко?
Это был Роман Савельевич, шеф-робот.
— Не мог бы я навестить вас сегодня? — продолжал он. — Знаю, знаю, вам не до меня, вы устали, у вас сотня телефонных звонков, но… У меня к вам не-от-лож-но-е дело. Так потерпите меня с полчаса хотя бы? Ну и ладно, тогда через час я буду у вас…
Кубик успел выпить кофе, сжевать высохший кусок сыра, найденный в холодильнике, немного постоять у окна, чтобы с помощью крыш, видных сверху, осмыслить свое возвращение домой.
Потом раздался резкий — так ему показалось — звонок в прихожей. Кубик отворил дверь и увидел… двух парней, стоявших у лифта. Один из них кивнул ему, оба вошли в лифт, лифт загудел и отправился вниз.
— Это мои ребята, — услышал он голос на пустой площадке. — Еще раз здравствуйте, Виктор Александрович. Можно войти?
Кубик машинально посторонился, почувствовал движение возле себя человека, входящего в прихожую, запах сигарного дыма, которым пропах пиджак, и дорогого одеколона.
— Да, да, — услышал он, — от меня остались только запах и голос. И, кажется, это надолго.
Кубик прошел в гостиную, показал рукой на кресло, не зная, где находится его гость. Но тот увидел его жест, кресло примялось.
— Не буду затевать светскую беседу, — раздался вслед за этим надтреснутый голос, — я пришел к вам пооткровенничать. Вы один знаете подноготную моей истории, может быть, вы знаете ВСЕ, но, в силу разных наших позиций, многого мне не расскажете. У вас есть право утаивать от меня секреты…
