Глава пятая
Трое персидских принцев покорно стояли на пороге внутренних покоев дворца и ждали появления отца. Они не сомневались, что он похвалит их за взятие Аламута. Но когда во дворе появился царь верхом на своем жеребце Акше, на его лице было написано всё, что угодно, только не гордость за сыновей.
Шараман ворвался в покои, не удостоив сыновей ни единым словом.
Тас переглянулся с Гарсивом и Дастаном. Такое начало явно не сулило им ничего хорошего. Наследник со вздохом вошел в покои вслед за отцом.
— Ты что, забыл, чью армию возглавляешь? — взревел Шараман, когда старший сын предстал перед ним.
Пальцы Таса нервно перебирали четки.
— Я долго обдумывал свое решение, — объяснил он. — Как ты мне всегда советовал.
— Я когда-нибудь советовал тебе не подчиняться моим приказам?
Тас с трудом удержался от ответного упрека. Отец всегда хотел, чтобы он вырос истинным правителем, но редко позволял что-нибудь решать и делать самостоятельно.
— Отец, ты оставляешь мне слишком мало места для манёвра, — сказал он.
— Места у тебя вполне достаточно, — ответил Шараман. — Для манёвра, а не для того, чтобы вытаптывать всё на своем пути!
— У нас были сведения о том, что Аламут вооружает наших врагов! — оправдывался сын.
— Чтобы ввести мои войска в священный город, одних сведений недостаточно, — рявкнул царь. — Наши враги не станут мириться с вашими выходками! Вы об этом не подумали?
Тас не верил своим ушам. Он был уверен, что его решение о штурме — правильное. Теперь он в этом засомневался. Юноша обернулся к Низаму.
— Нечего оглядываться на дядю, мальчишка! — пристыдил его отец.
— Ответственность за это решение и его последствия лежит на мне, — сказал Тас. Потом, зная, что вернуть отцовское доверие он сможет только одним способом, добавил: — Я сам прослежу за поисками оружия. Даю слово, что ты не увидишь меня до тех пор, пока в моих руках не будет веских доказательств измены Аламута.
И он, высоко подняв голову, вышел из покоев.
Как только племянник скрылся за дверью, Низам приблизился к брату и постарался его успокоить.
— Ему не терпится познать на собственном опыте тяжесть короны, которую он когда-нибудь унаследует, — сказал визирь.
— Но ты-то не знаешь ее тяжести, — напомнил ему Шараман.
Низам ничего не ответил, прикусил губу. Они братья, но никогда не станут равными. Шараман всегда превосходил Низама — сначала был наследным принцем, потом стал царем. Но младший брат давно научился скрывать свои чувства. Он появился на свет для того, чтобы служить старшему, и ничто этого не изменит. Поэтому Низам перевел разговор на другое.
— Я приказал устроить пир в твою честь, — сказал он. — Твои сыновья и подданные жаждут увидеть тебя.
Гнев царя немного поутих. Его сменила усталость, неотделимая от тяжелого бремени власти. Может быть, празднование в честь владыки хоть немного улучшит его настроение.
— На этом пиру все будут ждать моей улыбки? — осведомился Шараман.
Низам рассмеялся:
— И еще — что ты немного выпьешь. Шараман улыбнулся в ответ. Потом опять погрузился в размышления.
— А Дастан? — спросил он Низама. — Он тоже пошел в бой без разрешения?
— Небольшое нарушение субординации в порыве вдохновения, — улыбнулся Низам.
Шараман поразмыслил над этим и покачал головой. Время не обратишь вспять, что было, того не изменишь. Хочет он того или нет, а священный город Аламут теперь стал частью его государства. И мальчик, которого он подобрал на улицах Назафа, ныне получил прозвище Персидский Лев.
* * *
Сам же Лев в этот миг праздновал победу. В одном из внутренних дворов Дастан и его друзья развлекались по-своему.
К стене прислонился Рохам, тот рослый солдат, с которым Дастан не так давно тренировался в боевых искусствах. А перед ним стоял Дастан с кубком в руке.
Дастан внимательно оглядел солдата. Потом стену. Потом отпил из кубка и бегом бросился к стене. Подскочил, взбежал по стене на один шаг — и с грохотом свалился наземь под громкий смех своих товарищей.
— Третий шаг самый трудный, — улыбнулся он.
— Я и второго-то не заметил, — поддразнил чей-то голос.
Дастан поднял глаза. Перед ним сидел на коне его брат Тас. Наследный принц спешился и протянул руку названому брату.
— Мы обнаружили развалины подземных ходов на восточной окраине города, — сказал Тас, подождав, когда Дастан отряхнется. — Я еду туда.
Дастан удивленно посмотрел на брата:
— И не пойдешь на пир?
Тас кивнул. Гарсив с Дастаном прекрасно справятся на пиршестве и без него. Но сначала надо было уладить еще одно дело.
— У тебя есть почетный дар, который ты преподнесешь нашему отцу? — спросил Тас.
В глазах Дастана вспыхнула паника. Как он мог забыть? Таков обычай!
Тас рассмеялся:
— Я так и знал, что ты забудешь. — Он похлопал брата по плечу, потом подал знак слуге. Тот принес Дастану большой сверток.
— Это молитвенная мантия аламутского верховного жреца, самого святого человека во всех странах Востока, — сказал Тас. — Царь будет рад такому подарку. Ты храбро сражался за меня, — добавил Тас. — Я рад оказать тебе ответную услугу.
Тас умолк. Его взгляд устремился на что-то за спиной Дастана. Повинуясь взмаху его рук, Дастан обернулся и увидел принцессу Тамину в сопровождении персидских стражников и служанок.
— Редчайший бриллиант. Но наш отец — строгий ценитель жен, — тихо молвил Тас. — Представь ее царю от моего имени, Дастан.
— Охотно, — отозвался Дастан, готовый выручить брата.
Тас опять сел на коня, но прежде чем уехать, склонился к Дастану. Оставалось еще одно дело.
— Моя женитьба на принцессе обеспечит мне верность ее подданных, — сказал Тас брату. — Но если отец не одобрит нашего союза, прошу тебя: отними у нее жизнь своей собственной рукой.
Эта просьба удивила Дастана. Он не знал, что ответить.
— Однажды я стану царем, — продолжал старший брат. — И тогда мне будет нужна уверенность в том, что тебе можно доверять. Что ты всегда будешь повиноваться моим приказам. — Он сурово заглянул брату в глаза.
Дастан ответил — еле заметным кивком.
* * *
В покоях принцессы персидские служанки готовили Тамину к встрече с царем. Ей вымыли ноги, одели в нарядное персидское платье. В своем собственном дворце Тамина чувствовала себя чужестранкой.
В эту минуту в покои вошел Дастан. Он успел вымыться и переодеться для праздничного пира, но за поясом по-прежнему красовался Кинжал.
— Я пришел представить вас царю, ваше высочество, — официальным тоном объявил он.
— Итак, меня сопровождает принц Дастан, Персидский Лев, — презрительно фыркнула принцесса, пройдя мимо него к двери. — До чего же, должно быть, приятно удостоиться стольких похвал за то, что ты разрушил ни в чем не повинный город.
Он шагнул за ней.
— К тому же ты принц Персии, — продолжала она. — Бесчувственный и жестокий.
— Рад познакомиться с вами, принцесса, — отозвался он, поравнявшись с ней и стараясь попасть в такт ее шагам. — И смею ответить, что если истребление врагов моего царя считается преступлением, то я охотно совершу его снова и снова.
Тамина несколько раздраженно качнула головой:
— И к тому же тупица.
Оба умолкли. Так, в сердитом молчании, они дошли до дверей парадного зала. Дастан преградил принцессе путь.
— Если вы думаете, что знаете меня, принцесса, вы сильно ошибаетесь, — насупился он.
— Чем же ты еще успел прославиться? — насмешливо осведомилась Тамина, разглядывая юношу.
Дастан не ответил, лишь обратился к великану Рохаму, стоявшему на страже.
— Подожди здесь вместе с ее высочеством, — приказал он и шагнул к дверям. Но в последний миг обернулся к Тамине: — Когда вас будут представлять царю, прошу вас, постарайтесь напустить на себя хоть чуточку смирения, — посоветовал он. — Для вашего же блага.
Пир в царскую честь был грандиозным событием. Столы ломились от яств, играла музыка, плясали танцовщицы, а вместе с ними — и сами гости. Дастан с интересом наблюдал, как отец выделывает сложные па, смеясь и заражая весельем всех окружающих.
— Ты сумел утихомирить отцовский гнев, — сказал Дастан своему дяде Низаму.
Тот кивнул.
— Когда-нибудь ты тоже станешь братом царя, — сказал он юноше. — Постарайся помнить о своей главной обязанности, и тогда всё будет хорошо.
— Какова же она? — улыбнулся Дастан.
Низам жестом велел слуге наполнить кубок Шарамана.
— Следить, чтобы царский бокал всегда был полон.
Дастан рассмеялся, но заметил, что на губах Низама не промелькнуло ни тени улыбки. Наоборот, в его голосе зазвучала суровая горечь. Но юноша не успел над этим задуматься: Шараман поднял руку, призывая гостей к тишине.
