– Это я тебя задержала, – сказала старуха. – Поговорить надо.
Медведь глухо заворчал… оперся лапами на воду, как на доску какую, и выбрался на поверхность реки. Встряхнулся всей шкурой, рассыпая черные брызги. Старуха звонко засмеялась, прикрываясь узловатой ладонью. Медведь склонил голову, испытующе разглядывая ее.
«А ведь ты врешь», – растягивая пасть в зубастой ухмылке, подумал он.
– Я тебе еще, почитай, и слова не сказала! – возмутилась старуха, будто читала мысли. Да наверное, так оно и было.
«Ты не словами врешь, – помотал тяжелой башкой медведь. – Ты не такая…»
– Жду трамвая, – непонятно и загадочно пробормотала старуха себе под нос. – Ладно, – решительно кивнула она, и глаза ее весело заблестели. – Только ты первый. Покажи, какой ты!
Медведь неуклюже затоптался на месте, так что на поверхности реки появились глубокие ямки, медленно наливающиеся черной водой. Шкуру-то скинуть несложно, а вот что потом… хм… накинуть? Вот клялся же себе больше не изменяться – штаны экономить!
– Па-адумаешь, стеснительный! – протянула старуха и взмахнула руками – будто рубаху с кого-то сдергивала.
Хадамаха охнул, торопливо прикрылся руками… пальцы схватились за пояс штанов. Он был полностью одет. Более того, позаимствованные штаны вроде как стали ловчее сидеть, на ногах красовались давно потерянные сапоги, а растерзанная чуть не в лоскуты куртка была целехонька и сияла заново промасленной кожей. Хадамаха притопнул ногой – а в здешних-то мирах перекидываться удобнее, чем дома, в Средней земле – и горделиво расправил плечи.
– Ой, не могу! Ой, жалко, вода отражает плохо – видел бы ты свою рожу! – напротив него, держась за бока, заходилась хохотом девчонка. Тонкими пальцами она смахнула проступившие на глазах слезы, прижалась гладкой смуглой щекой к пушистому белому вороту коротенькой парки и поглядела на Хадамаху. Ее вздернутый носик все еще морщился от смеха.
Хадамаха во все глаза уставился на свисающие ей на грудь толстые косы необыкновенного, золотисто-медного цвета.
– Ничего не напоминает? – лохматя пушистый кончик косы, спросила девчонка.
На мгновение Хадамаха не понял, о чем это она, потом сообразил и энергично замотал головой.
– Не-е! У тех тварей… – он ткнул пальцем вниз по течению Великой реки, – патлы противные, а у тебя – красивые. И сама ты вся – очень красивая.
– Ну спасибо, – девчонка неожиданно смутилась и принялась быстрыми движениями приглаживать меховую опушку парки. Хадамаха бездумно следил за ее маленькими смуглыми ладошками. Ему было хорошо.
– Я чего тебя задержала-то… – пробормотала девчонка.
– Я не тороплюсь, – быстро ответил Хадамаха.
– А надо бы, – с явным сожалением вздохнула девчонка, – ты очень нужен своим друзьям, Брат Медведя.
Хадамаха слегка приподнял брови. Он бы не торопился называть странную компанию друзьями. Сражаться вместе – это, конечно, серьезно, но с дружбой он пока погодит. А вот с этой рыжекосой он бы охотно задружился. Перед внутренним взором Хадамахи мелькнула картинка – он и эта девчонка пляшут на медвежьем празднике. Он для нее все-все соревнования молодых охотников выиграет!
– Ты не о том думаешь! – едва не плача, выкрикнула девчонка. – Ну совсем не о том! Я только хотела тебя предупредить… – она прижала руку ко лбу. – Совсем с толку сбил, уже не помню, о чем это я – то ли девичья память, то ли старческий склероз… О, вот! Ты очень нужен своим друзьям, Хадамаха, но не всегда им нужен именно медведь! – выпалила она, выжидательно глядя на парня.
– Я не стыжусь, что я медведь! – обиженно пробормотал Хадамаха.
– Да никто тебя и не стыдит, медведь ты здоровенный! – досадливо тряхнула косами девчонка. – Ты просто слушай, что я говорю, а когда время придет – вспомни! Нет, а я еще думала, что это с остальными тремя трудно! – куда-то в пространство пожаловалась она.
– Я не хочу, чтоб тебе было трудно, я хочу, чтоб тебе было легко и весело, – серьезно сказал Хадамаха. – Ты только скажи – я для тебя что угодно сделаю!
– Все вы обещаете… сестрицу Хотал-экву с неба за ноги стянуть, – выпятила губу девчонка. – Ладно, иди уже… – она махнула рукой.
Черная вода вокруг Хадамахи зашевелилась, и кусок ее оторвался от потока, как кусок меха от лоскутного одеяла. Неспешно двинулся против течения, унося мальчишку на себе. Хадамаха немедленно обернулся.
– Мы еще увидимся? – приложив руки лодочкой ко рту, прокричал он, но девчонка не ответила, а только махнула рукой еще раз, и его слепленный из воды плот понесся быстрее. Но Хадамаха все равно оглядывался, пока ее стройная фигурка не растаяла в туманной мгле над рекой.
Хлюпая и пришлепывая, водный лоскуток остановился у сплошной туманной стены берега и нетерпеливо пошевелился под ногами, напоминая, что пора бы и сойти. Но прежде чем шагнуть в клубящуюся серую мглу, Хадамаха стянул с себя куртку и тщательно изучил. Его драная куртка не срослась каким-то неведомым шаманским способом! Она просто была прошита по всем швам такими мелкими да аккуратными стежками, какими даже мама, да что там, даже соседка кожевница и та шить не умела! И штаны ему перекроили да по фигуре подогнали – тут убрали, там подставили, – поднимая ногу, убедился он.
– Еще и хозяйка хорошая, – пробормотал Хадамаха, шагая с поверхности Великой реки в туманную мглу междумирья и пропадая в ее серых клубах.
– Ах! – над неспешным темным течением пронесся мечтательный девичий вздох.
Свиток 19,
где театр одного шамана превращается в народный шаманский театр
– Вот теперь-то я вас поймал! Не уйдете! А ты не брыкайся, не то полосну! Я с тобой за свою поротую спину давно поквитаться хочу! – торжествующий Пыу сильнее заломил Аякчан руку за спину и плотно прижал нож к натянувшейся коже на горле. – Всем стоять, вы арестованы!
Хакмар, застывший в боевой стойке с обнаженным клинком в руке, только заскрежетал зубами. Как бы быстро он ни нанес удар, этот щуплый крысюк все равно успеет полоснуть по испуганно бьющейся под лезвием тонкой голубой жилке на шее девочки.
– Мы арестованные, – истово кивая, подтвердил Донгар. – Давно уже арестованные. Нас мальчик-стражник арестовал, Хадамаха, однако. В караулку посадил, мы сидим, тихо сидим, никого не трогаем… – его голос постепенно начал наполняться угрозой.
– В храме вы должны сидеть, там разберутся, кто вы такие! – взвизгнул Пыу. – А на Хадамаху я плевал!
– Зря. Я этого не люблю, – обстоятельно сообщил Хадамаха, выступая за спиной у Пыу из распахнувшейся серой мглы. И шарахнул кулаком по просвечивающей сквозь редкие волосенки лысине.
Глаза Пыу закатились. Хадамаха аккуратно вынул из руки оседающего стражника нож. Шипя, как кошка, Аякчан отпрыгнула в сторону.
– Аечка! – Хакмар кинулся к ней, но она только пихнула его локтем в грудь.
– Что ты теперь-то кидаешься? – потирая оцарапанное горло, злобно прошипела она. – Раньше кидаться надо было, а теперь меня уже Хадамаха спас! – и одарила мальчишку из-под старательно трепещущих ресниц взглядом, нежным, как пух, и горячим, как разогретый чувал.
Взгляд, которым его уприветил Хакмар, скорее напоминал скинутый на голову каменный мяч. И только Донгар был далек от всего этого.
– Где ты был? – расплываясь в радостной улыбке, выпалил черный шаман. – Я думал, потерял тебя на Великой реке, хотел обратно возвращаться, а тут этот… – он кивнул на беспамятного Пыу. – Вовремя ты, однако! – восторженно воскликнул он.
– Девчонка одна задержала, – слегка смущенный его искренней радостью, ответил Хадамаха. – Косы такие… рыжие с золотом. Может, знаете?
Повисшая в караулке тишина заставила его быстро оглядеться по сторонам. Умгум. Судя по физиономиям Хакмара и Аякчан – смеси удивления, легкой насмешки и полнейшей покорности судьбе, – что-то с его новой знакомой было не так.
– Знаем, однако, – после недолгой паузы вздохнул Донгар. – Калтащ это. Калтащ-эква. Мать Умай-земля.
Умгум. Теперь уже настало время Хадамахе задуматься. Мог бы и сам догадаться. Она же хозяйку солнца Хотал-экву сестрой звала! Ну и ладно. Какие-то недостатки у девчонки должны быть. Он ведь и сам – не сокровище Храма.
– Значит, Калтащ ее зовут. Я-то и не спросил, – удовлетворенно и в то же время слегка виновато сказал он.
Остальные трое уставились на него совершенно дико. А что он такого сказал?
– Надо вас убрать отсюда, пока этот не очнулся и храмовниц не навел. – Хадамаха подхватил бесчувственного Пыу под мышки. Может, в камеру его запереть? Ну да, а Пыу потом Хадамаху и обвинит – у кого еще, кроме стражника, могли быть ключи от камеры? И Хадамаха просто ограничился тем, что закатил щуплую тушку десятника под стол.
