Хотя, если говорить начистоту, мне было немного обидно и непонятно: ведь она приехала не из-за того, что соскучилась и страсть как хотела увидеться; она ехала именно из-за нас с Юсей, из-за нашей мнимой гибели, хотя могла без лишних заморочек сообщить по телефону или электронной почтой. Но вот увидела — и мгновенно охладела. Потому я и делал вид, что не обращаю на нее никакого внимания. А Юся — тот, похоже, и вида не делал, будто знал, что Барбара его идиотом обзывала.
Только когда Барбара уехала, меня охватило странное беспокойство. Ее визит я воспринял как знак, предчувствие какой-то неминуемой беды. В прошлый раз нам пришлось сорваться с места и рвать когти через полмира. А что теперь?
Я пытался поговорить с Юсей несколько раз, но он отмахивался и только спустя несколько колов времени наконец снизошел и сказал довольно резко, чего за Юсей никогда не водилось:
— Не хочу я о ней разговаривать. Приехала, с порога раскудахталась, а оказалось, что и волноваться не из-за чего. Ну, напугал ее Иван Иванович, подумаешь.
— Но ты точно знаешь, что этот гад не приедет сюда и не начнет нас резать, чтобы забрать предметы?
— Вот ты логически рассуди. — Юся посмотрел на меня едва ли не с жалостью. — Сколько мы с ним в одном купе ехали, потом на катере плыли, потом на острове жили? И за это время он ни разу не пытался нас зарезать. Все, туши свет, давай спать.
Все вроде было логично, но мне казалось, что тут дело не совсем в логике. Как нелогичен был поступок Барбары, так нелогична вообще вся наша история, замешанная сугубо на чувствах и иррациональности предметов.
Проснулся я утром, часов в пять, и сразу понял: было нечто важное, что я не успел сразу обдумать, а потом стало некогда, но, пока не поздно, об этом надо срочно вспоминать. Упустил еще на острове, но важно это до сих пор. Что-то, связанное с лемурийцами.
Я открыл глаза и стал думать. Если по-хорошему то даже и не известно, были они наверняка, видел я этих атлантов назгульских или они мне всего-навсего приснились. Конечно, в аэропорту вроде мелькал кто-то, на них похожий, хотя в бликах и отражениях света от хромированных поверхностей могло и показаться…
Предположим, что они все-таки были. Я привык доверять своим чувствам. В конце концов, если существуют предметы, почему бы и назгулам не существовать? Вот пришли они ко мне, пытались навешать лапши на уши. Единственное, что в их рассказе не вызывает сомнений, — за каким-то лядом этим прохвостам нужно, чтобы я сотрясал землю в определенных местах. Я отказываюсь, и они предлагают мне баш на баш. И баш, прямо скажем, замечательный. Привяжите кого-нибудь к себе, нога к ноге, поживите так сутки, а потом отвяжите — и согласитесь, что индивидуальная эксплуатация организма гораздо удобнее, чем совместная. Блин, да если бы Юся остался, как и прежде, идиотом — я бы ни минуты не сомневался и пошел на сделку. Плевать, что случится потом, — я не стал бы об этом думать. Но в том-то и дело, что Юся сейчас прекрасно понимает, что хорошо, а что плохо, и как мы будем жить, если он узнает, какой ценой я добился этой отдельности? Отдельность… слово какое-то гастрономическое, будто колбаса конская отдельная, первый сорт. Егор Круглов отдельный.
Интересно, а как бы отнесся Юся к такому предложению?
Я по-новому посмотрел на Юсю. Нет, я не думал, что он предатель, но ведь ему со мной жить так же неудобно, как мне с ним. А что, если лемурийцы решили с каждым из нас отдельную игру вести? Вдруг кто-то сломается? Вдруг кому-то надоест таскать на себе другого и он решит, что можно рискнуть и воспользоваться штуковинами? Если рассудить трезво, то это было логично. Эта версия многое объясняла в Юсином поведении.
Я ведь портил Юсе малину не меньше, чем он мне. Он обрел новую семью, а я постоянно напоминал, что эта семья у него — благодаря волшебным железякам. Он хотел больше времени проводить с матерью и сестрами, придумывал всяческие игры, чтобы наладить контакт, а я тянул его в нашу комнату или на улицу, подальше от новых родственников. Разозлишься тут.
Растолкав спавшего еще брата, я полез в письменный стол, под нижним ящиком которого прятал артефакты.
Барсук с мышонком пропали. Я перерыл всю нычку, но предметов не нашел. Перерыл еще пару раз, потом начал методично прочесывать всю нашу комнату. Нашел саблю, два пистолета, часы, кошелек с десятью крупными и несколькими мелкими золотыми монетами, нож, бритву, гребень, серебряную табакерку, носовой платок и записную книжку — видимо, девчонки когда-то играли. Но талисманов среди этой дребедени не было.
— Ты чего потерял? — спросил Юся, когда ему надоело ползать со мной из угла в угол.
— Талисманы, — ответил я.
Будто с самого начала понятно не было, он ведь знал, где я хранил артефакты, нетрудно бы догадаться, что если предметов на месте нет, то ищу я именно их.
— Сразу бы спросил. Я их перепрятал, — отчаянно зевнул Юся.
— Что?! — оторопел я.
— Перепрятал.
Вот засранец! И так спокойно об этом говорит.
— Куда?!
— Я думал, ты спросишь, как…
— Куда?!
— Да успокойся ты, успокойся, сейчас покажу…
Мы встали с пола и пошли в туалет.
— Под крышкой, — сказал Юся и ткнул пальцем в сливной бачок.
В одиночку я, конечно, снять крышку не мог, так что пришлось нам вдвоем это делать. На дне бачка тускло светился мышонок. Я осторожно засунул руку в воду, нащупал цепочку и вытащил артефакт на свет. Не вытирая, я положил его в карман пижамы, и мы водрузили крышку на место.
Барсук тоже покоился на дне смывного бачка, но уже не в нашей ванной комнате, а в общем туалете, на первом этаже.
Пока шли спасательные работы, мы молчали. Едва барсук оказался в моем кармане, мы вернулись в свою комнату. На всякий случай, чтобы из-за двери не могли услышать наш разговор, я включил телевизор. Там показывали какой-то бедлам в Турции: ночью, насколько я понял, там случилось землетрясение, да такое, что даже цунами образовалось в Мраморном море. Юся тут же уставился в экран, но я, ухватив его за подбородок, повернул к себе.
— Зачем?
Юся, погрузившийся внезапно в какие-то свои мысли, ответил:
— А ты уверен, что не хочешь спросить…
— Зачем?! — Мне это кокетство начинало надоедать.
— Ну… — Юся смутился. — Я думал, ты именно этого и хотел.
Час от часу не легче.
— Юся, ты идиот?
— Я не Юся. Я Юра.
— Хорошо. Юра, ты идиот?
— Я тебе сейчас в зубы дам.
— Да что с тобой такое? — психанул я. — Ладно, расскажи мне, как ты это провернул.
— Не скажу.
Тьфу ты, пропасть!
— Ладно, я попробую догадаться. Сам ты, в силу нашей привязанности, перепрятать талисманы не мог, значит, попросил кого-то. При мне ты о помощи ни у кого попросить не мог, из чего можно заключить, что ты давал письменные инструкции. На бумаге ты ничего не писал, на компьютере тоже не печатал. Думаю, ты просто через мобильный телефон короткие сообщения отправлял. Девчонкам писал, да? Игры твои дурацкие. Проинструктировал, конфетку пообещал — они выполнили задание. Так?
Юся был впечатлен, по лицу видно.
— Именно поэтому ты идиот. Они могли просто-напросто их стырить, — сказал я.
— Не могли. Я бы почувствовал.
Долбаные его чувства… Конечно, он был прав — талисман не ошибается, предчувствия всегда оправдываются. Но ведь риск все равно был.
— Зачем? — повторил я давешний вопрос.
— А зачем ты с утра полез их искать? — Юся сделал невинное лицо.
Быстро он перенял эту дурацкую манеру — отвечать вопросом на вопрос. Самое обидное, что ответить неправду я не мог: Юся тотчас бы почувствовал. И я ответил честно:
— Я боюсь.
— Ты? — Глаза у него округлились. Все-таки лукавить он не умеет. — Чего ты можешь бояться?
— Что предметы ненастоящие.
Ответ пришел сам по себе, наверное, это петух и на меня немного действовал. Верхнее ли это чутье, или наитие, или как хотите называйте — стало ясно, почему Барбара не идет у меня из головы. Мезальянц купил Барбару на ее собственную удочку. Она продала ему фальшивые предметы, а он показал ей фальшивые глаза. Мое беспокойство было обострившейся тоской по предметам. Но вот я достал артефакты, положил в карман, а тоска не проходит. Значит…
Я сжал в ладони оба предмета. С таким же успехом я мог сжимать два железных шарика от подшипника: тяжесть есть, а эффекта — ноль. Ни силовых линий, ни вибрации, ни волос дыбом. Артефакты были обычными подделками.
— Где они на самом деле? — спросил я. — Девчонки стащили?
— Нет, — тихо ответил Юся (не заслужил ты Юры, братец).
— Хватит мямлить. Куда дел? Я, между прочим, за тебя договор с государством подписывал.
— Он не имеет юридической силы, ты несовершеннолетний и не являешься еще гражданином Израиля, — попытался возразить Юся. — Это был акт психологического давления…
