— В планах “гуманистов”, очевидно, полное уничтожение контактеров? — сипло спросил Валентин. — Хотя нет, кое-кого держите при себе, на побегушках. Пока нужно… А потом, наверно, тоже… за ненадобностью… Да? — Это он вспомнил о Мишке Дырове. И подумал еще: “Все-таки нашелся Иуда среди тех двенадцати у костра. Самый серенький, незаметный… И не знает, глупый, что живет на краешке…”
— Вы почти угадали, — со вздохом признался Абов. — Что поделаешь. Это во имя всеобщего блага…
— Мне кажется, всеобщее благо ни при чем. Просто вы патологическую склонность к мученичеству детей сделали основой своей социальной деятельности…
— Хватит дискуссий на социальную тему, — поморщился Абов. — Давайте об этом… о темпоральном потоке. А то Эдуард и Мухобой займутся мальчиком, они это и правда любят… Итак?
— Я не могу объяснить… Могу только показать, — быстро сказал Валентин. — И то не все. Могу продемонстрировать движение Времени по обратному вектору… А для перехода человека в прошлое не хватает одного условия… одной детали.
— Какой?
— Лунной рыбки… У меня ее нет.
“Есть! Есть рыбка! Я сам! Юр-Танка же говорил: или рыбка, или человек…”
Лишь бы устроить, чтобы Женька попал в поток. И загадать, чтобы на месяц назад, в лагерь Юр-Танки! А сам — головой о гвоздь!.. Пусть остается Женька у трубачей. Без него, без Валентина, он не станет возвращаться…
— А где взять эту рыбку?.. Кстати, вы не сочиняете? Может, надеетесь, что мальчик не слышит?
— Мальчик слышит! Верно, Женька? Ты же помнишь, как мы отправляли Илюшку с помощью кольца? От трубы…
Женька, не открывая глаз, кивнул.
— Где ваша труба? — спросил Абов.
— Дома, разумеется…
— И… как вы посоветуете нам ее добыть? Надеюсь, понимаете, что ни вас, ни мальчика мы посылать за ней не можем.
Валентин сдержал рванувшееся наружу нетерпение. Изобразил тоскливое, последнее размышление.
— Хорошо… В правом кармане брюк возьмите у меня ключ. От квартиры… Жена уже на работе, дома никого нет… Адрес вам, я думаю, известен… Труба лежит на подоконнике. Медная… Сразу увидите…
Абов оглянулся на Аспиранта. Эдуард Эрастович кивнул и вышел. Вернулся через полминуты.
— Я послал мальчишку. Того… Все равно без дела ошивался у дверей. Объяснил ему…
— А ключ-то… — выдавил Валентин.
— У нас есть ключ от вашей квартиры, — сказал Абов. И отошел.
…Дальше в мозгу Валентина случился провал. Не полный провал памяти, а исчезновение времени. Исчезли звуки, и в сознании выключился механизм, который отсчитывал секунды, минуты. Как в замедленном кино, Валентин видел измученного, подтянутого к кольцу Женьку. И ощущал его отчаяние и боль. Но эти чувства тоже были как бы замершими…
Распахнулась дверь, и в спортзале оказался растрепанный, потный Мишка Дыров.
— Вот… Принес…
Он держал Женькину сигнальную трубу.
Так дико было видеть этот радостный, сверкающий предмет — эту частичку вольной жизни — здесь, в пыточной камере! Контраст был такой горький, что Валентин простонал:
— Дурак… не та труба…
— Как не та?! — потерял хладнокровие Абов.
— Я говорю про подзорную…
Мишка перепуганно залупал глазами.
— На подоконнике не было… А эта висела на стене…
Ужасаясь, что предстоит новое мучительное ожидание, Валентин опять открыл рот, чтобы объяснить… И услышал резкий Женькин вскрик:
— Это та! Не верьте ему! Это та труба!
Выгибаясь и дергаясь, Женька плакал крупными слезами. И смотрел на Валентина с такой ненавистью, что она казалась настоящей. Или была настоящей?
— Дяденьки, не верьте ему! Это та труба!.. Он просто не хочет!.. Дядь Валь, зачем ты врешь? Они опять будут мучить!.. Дайте, я покажу, как это… Это просто! Развяжите руки!
Ему поверили. Феня ослабил веревку, снял петлю с Женькиных кистей. Абов, насмешливо глянув на Валентина, подал Женьке трубу.
Валентин обмер от нового страха за Женьку и от непонимания, и от капельки надежды, которая вдруг ожила в этом непонимании… Женька облизал сухие губы, вскинул голову. Присоски датчиков посыпались с него, на тоненькой шее опять резко забелел след ожога…
— Стой!! — заорал вдруг догадливый Аспирант.
Сигнал — тонкий, режущий воздух — рассек пространство, как упавший с высоты дрожащий медный лист. Он разрубил спортзал надвое, отбросив от Женьки и Валентина их мучителей. И превратился в стекло. Воздух за этим стеклом отяжелел, как жидкая прозрачная масса. Колыхнулся, искажая очертания, растягивая и комкая тела Абова и тех, кто был с ним. На искаженных, нечеловеческих уже лицах успел заметить Валентин отчаянную досаду проигрыша, запоздалое осознание безвыходной беды.
Упругая сила швырнула Валентина во тьму.
…Тьма была короткой. Мгновенной. Она исчезла неуловимо и безболезненно. Валентин стоял на улице перед зданием спортшколы. Впрочем, здание это виделось лишь секунду, полупрозрачным контуром. Потом исчезло. На его месте был теперь небольшой сквер с клумбой и кленами. На клумбе цвели астры, но клены стояли сплошь желтые. Видимо, конец сентября.
Женька стоял рядом. Он был в потрепанном джинсовом костюме. Поправлял трубу, которая висела на шпагате через плечо.
Посмотрел снизу вверх на Валентина. Неулыбчиво, печально даже. Погладил трубу.
— Я боялся, что она исчезнет. Хорошо, что осталась, пригодится. Хотя теперь она просто труба…
— А… была?
— А была критта-холо, — вздохнул Женька. — Юкки мне объяснил. Ну, еще тогда, в степи…
“Значит, все это было. Не приснилось…”
— Женька, а куда же девались эти?
Тот пренебрежительно пожал плечами. Нашел, мол, о ком спрашивать.
— Нету их. Навсегда… Видишь, даже дома этого нету…
— Значит… и Мишки? — морщась, как от боли, спросил Валентин.
— Мишка… он, наверно, есть. Его же выкинули за дверь, когда я брал трубу…
Валентин потер лоб, облегченно передохнул.
— Ой, смотри! — вдруг звонко сказал Женька.
На клумбе стоял теперь гипсовый горнист с девчоночьей голубой лентой на коленке. Упирал в бедро свою обшарпанную белую трубу и, вскинув голову, смотрел куда-то за деревья…
— Хорошая примета, — заметил Женька.
— Сколько же это времени прошло? Наверно, месяц, а?
— Наверно… Нога уже совсем зажила. — Женька подтянул штанину. На побледневшем загаре светлела волнистая полоска давнего, залеченного ожога.
“Как они тебя, гады!” — чуть не вырвалось у Валентина. Но сдержался, сказал о другом:
— А как же мы Валентине-то объясним? Где болтались все это время?
— Ну-у… — протянул Женька. — Она знает, что я ходил в школу, а ты каждый день сидел над своими рисунками… И помогал дяде Саше настраивать компьютер…
— Значит, все в порядке?
Женька промолчал.
— Тогда… пошли домой, Жень?
— Не… — тихонько ответил Женька. — Дядь Валь, ты меня… проводи…
— Куда?! — с резким испугом вскинулся Валентин.
— На Дорогу…
— Зачем?!
Женька опять поднял глаза. Большие, темно-коричневые, незнакомые. С мелькнувшей слезинкой.
— Разве ты не понимаешь? Я здесь не выживу. И то счастье, что отсрочка получилась. Часа, наверное, на два…
— Какая… отсрочка? — уже понимая неизбежность нового несчастья, сказал Валентин.
— Труба-то… она сама не сработала бы. Только вместе со мной. Я был рыбкой… Дядь Валь, на этой грани мне теперь не жить. А на Дороге меня встретит Юкки. Уведет к себе. Там можно…
“Как же я без тебя?!” — чуть не взмолился Валентин. А спросил не о том — хмуро и почти обиженно:
— Где же эта Дорога?
— Дорога везде… А начало — там, где Ручейковый проезд…
Женька взял его за руку теплыми пальцами, и они пошли. И долго шли молча. И было опять как в ускользающем сне. Потом Валентин не выдержал:
— Жень… Значит, мы с тобой никогда не увидимся?
— Нет, можно будет… но не часто… Я буду приходить иногда на край Дороги. Заиграю на трубе, ты услышишь… Хочешь, я достану из болота твой револьвер? Я запомнил место… Выловлю и принесу! Он тебе здесь не лишний. А патроны добудешь…
— Вылови, — кивнул Валентин. Потому что это была лишняя надежда увидеть Женьку.
— Но это не скоро… — вздохнул Женька. — Только будущей весной…
Валентин промолчал. Тоска наполняла его, как холодная вода…
А день был безоблачный, синий и почти по-летнему теплый. Шелестел листопад, но у заборов цвела еще всякая желтая мелочь и ромашки.
Вышли наконец в Ручейковый проезд. Валентин узнал дом, у которого восемь лет назад увидел маленького рыбака. Юрика. Князя Юр-Танку. Даже бочка по-прежнему была врыта под водосточной трубой. А куда она денется…
— Женька, возьми меня с собой, — тихо попросил Валентин. — Я без тебя не смогу…
— Сможешь, — так же тихонько сказал Женька. — А туда тебе нельзя… пока.
— Почему?
— Другие-то куда без тебя денутся?
