1
Проводив Венивидивицина (если можно назвать такое расставание проводами), я подошел к стеллажу, чтобы пожелать Аиньке спокойной ночи, но его на месте не было. Неужто обманул? Я не мог поверить в коварство Аиньки. А вдруг с ним приключилась беда?
И тут я вспомнил о таракане. Пошел на кухню и негромко позвал его. Он вышел из-за горшочка с кактусом, что-то бормоча про себя и не поднимая головы. Я едва узнал его! Худущий, поблекший, с отвисшими усами…
— Внутреннее понимание внешнего содержания предшествует усвоению духовной пищи… — говорил он кому-то в пространство.
— Это еще что за «внешнее содержание»? — не утерпел я.
— Форма… — пояснил Блаттелла. — Форма художественного произведения! Это моя мысль номер тысяча тринадцать. Запишите ее, я разрешаю. Форма — это заговорившее содержание!
— Да, разумеется, спасибо. Вот что, Блаттелла, у меня есть к вам вопрос…
— Зато у меня нет к вам ничего, а это важнее! — высокомерно произнес охамевший таракан и так величественно удалился, что я растерялся.
Несомненно, этого наглеца стоило проучить. Достав из кладовки старую пластмассовую мышеловку, я зарядил ее кусочком сала и установил в том месте, где он исчез.
Расчет оказался верным. Не прошло и трех минут, как раздался щелчок, а затем и яростный вопль Блаттеллы.
Поставив мышеловку с пленником на стол, я неторопливо достал из пачки сигарету и со зловещим видом принялся ее разминать.
— На колени, создание несовершенства и порочных страстей! — вопил таракан, явно адресуясь ко мне. — Я Писатель, Мыслитель и Творец!.. Ты пишешь книгу о тараканах, ничтожество, а я — о человечестве!.. Мое имя, напечатанное в журнале, возвысило меня над всеми тараканами мира, а твои книги затеряются среди тысяч других кропаний! Ну, что уставился? Может быть, еще и закуришь? Освободи мою ногу немедленно, ты едва не перешиб ее…
Я принес тюбик полимиксиновой мази, освободил таракана и смазал пострадавшую лапку. Действие мази было столь сильно, что таракан вскоре успокоился.
— Послушайте, Блаттелла, от вас несет ночной фиалкой… Откуда этот запах?
— Вы ощущаете Аромат Славы! Только достойнейшие, вкусившие всемирной известности, источают его!
— Прошу вас, Блаттелла, — начал было я, но неблагодарный таракан демонстративно отвернулся, сложив передние лапки на груди, всем своим видом показывая нежелание разговаривать со мной. — Не потрудитесь ли объяснить свое хамское по отношению ко мне поведение? Осмелюсь напомнить, что именно я подготовил к печати вашу статью…
— …А сократив ее на три четверти, обездолил человечество и настолько же уменьшил мою славу, — продолжал Блаттелла.
— Оставим творческую сторону возникшего спора; мне хотелось бы обратиться к вам как к руководителю Справочного волшебного бюро: где сейчас Аинька?
— Я уже оставил эту низменную работу! — напыщенно произнес таракан.
— Возможность знать обо всем, что происходит в волшебном мире, вы называете низменной?!
— Я стал Писателем, — ответил зазнавшийся таракан, — и теперь мне не к чему работать где-то…
— Но ведь вы опубликовали всего лишь одну статью, а не рассказ или роман, и уже возомнили себя кто его знает кем!..
— Зато я обнаружил в себе способность написать все, что захочу! — гордо воскликнул Блаттелла. — С меня достаточно одного этого сознания. Во мне таятся десятки романов, повестей и тысячи рассказов! Но я воздерживаюсь от писания из чувства жалости к таким, как ты. Если я полностью использую свой талант, то развитие литературы остановится… Мне жаль вас, ничтожные!
— Не бойтесь, Блаттелла, — прервал я. — Читателям нужны не разговоры, а книги…
— Ишь ты! «Книги»… «Читателям»… Обойдутся! Одному нравится то, другому — это, всем не угодишь. Да еще критики начнут критиковать… А я не желаю волноваться и переживать — у меня нервы… Прочь с дороги! Я — само благородство. Я пронесу в себе целую библиотеку ненаписанных книг через всю свою жизнь во имя сохранения вашей литературы… Прочь!..
Только один раз довелось нам встретиться… Среди ночи вся моя семья проснулась от странного шороха, доносившегося из кухни.
Первым забежал туда я.
Тысячи тараканов облепили стены, газовую плиту, потолок, а на столе гордо держал речь… Блаттелла! Он действительно сделался знаменитостью в своем тараканьем мире и странствовал по кухням в окружении поклонников и поклонниц. Величественно повернувшись в мою сторону, Блаттелла сказал:
— Видишь? Тебе не дождаться такой славы даже в мечтах! Постарайся представить себе, что было бы, если бы ты не подвергал мое творение безжалостным сокращениям, а я не ответил бы добром на зло…
И он неторопливо удалился, уводя за собой легион почитателей. Через пять минут кухня приняла свой обычный вид.
С той поры я его не видел. Погиб ли он в столкновениях с врагами на извилистых тараканьих путях или раздавлен славой — не знаю…
Ночь я провел неуютно, дважды просыпался и думал о том, какая страшная опасность угрожала нашему Союзу писателей, и о том, сколько в жизни интересного, неожиданного и волшебного. Как в шахматной игре: каждая фигура ходит по правилам, клетчатое поле ограничено, а все же нет двух одинаковых партий!
Не зря Аинька так любит шахматы.
Но где же он сейчас? Сдержал ли он свое слово — оставить Василько?
Третий раз я проснулся, когда уже раннее солнышко стало слегка пригревать, и пошел в кабинет… Смотрю, а мой Аинька на своем месте — на стеллаже между книгами.
— С добрым утром, малыш.
— Здравствуй.
— Где ты был ночью?
— Ночью? Какой?
— Вот этой, минувшей…
— Что уже прошла?
— Ну да.
— Интересная была ночь…
— Интересная? — насторожился я. — А ну, выкладывай, малыш.
— Как же можно выкладывать то, что уже прошло?
— Не юли, Аинька! Мы с тобой успели подружиться, и я хочу, чтобы ты был со мной откровенным.
— Во всем, во всем?
— Разумеется.
— Всегда-всегда?
— Конечно.
— И ты тоже будешь откровенным?
— Обещаю тебе, Аинька!..
— Я был… я был во Внутреннем Мире Василько!
— Ты уверен?
— Да. И в твоем тоже.
— Зачем?
— Я хотел узнать: почему, как и насколько Внутренний Мир человека богаче, чем у машины? Какие у него транзисторы? Какие печатные схемы? Каковы главные отличия от техники?.. Но то, что я увидел, оказалось совсем другим.
— Прошу тебя, Аинька, расскажи! Ну, хочешь, я подарю тебе что-нибудь за это?
— Подаришь?
Да.
— Но мне и самому хочется поделиться с тобой увиденным, — признался Аинька. — Подарок сделаешь в другой раз… Ладно? Я ведь сейчас его не заслуживаю, потому что мне самому не терпится рассказать!
— Хорошо, Аинька.
— Только не стой, пожалуйста. Садись за свой стол и, если хочешь, делай пометки. Будь серьезным и внимательным.
— Договорились.
— Я лежал-лежал, думал-думал и решил: побываю во Внутреннем Мире Василько, а потом оставлю его в покое и улечу куда глаза глядят. Василько уже уснул у себя дома… Я сделался маленьким-маленьким и осторожно влетел в его левое ухо… Сперва было темно, как в глубине океана, а потом — все светлее, светлее и…
А все же, друзья мои, если не возражаете, я подробнее опишу рассказ Аиньки.
Предполагая увидеть во Внутреннем Мире Василько примерно то же, что и в Рыбе-шаре, Аинька не переставал удивляться, пока летел над тропинкой в густых зарослях бамбука. Вскоре он выбрался на узкую, длинную поляну у прозрачной, быстрой речки.
И все это — в голове человека!..
Пока Аинька размышлял, пытаясь объяснить такое странное явление, на том берегу заколебался кустарник, зеленая листва украсилась пестрыми птичьими перьями, а секунду спустя оттуда с жужжанием вырвалась стрела, нацеленная прямо в Аиньку.
Волшебный Колобок мог увернуться, но был сделан из прочного металла и не боялся. Однако стрела… пронзила его насквозь без удара! Он не услышал даже слабого толчка!.. Это было необъяснимо. Аинька нагрелся от внутреннего напряжения, призвал на помощь все свои транзисторы и сложные печатные микросхемы, но понять ничего не смог.
Разворачиваясь вокруг своей вертикальной оси влево, он вдруг увидел… Василько! В голове Василько находился он сам!
— Я, наверно, заболел, — пробормотал Аинька, — и у меня начались галлюцинации…
— Ты здоров, Аинька, — сказал Василько. — Я не сам Василько, а его Здравый Смысл, как бы его «Я». Меня зовут Эго. Мне поручено управлять здесь всеми мыслями, мечтами и фантазиями…
