— Слушай, я не хочу с тобой ссориться, — сказал Боря. — Чего ты на меня вдруг взъелся?
— И не один я! И не вдруг!
— Замолкни! — сказал Боря, а сам подумал: «Неужели это Гена подговорил его?» — Ты ничего не понимаешь!
— Зато ты все понимаешь! — Костик кинулся на него, но Боря выставил колено и не подпустил его к себе. Тогда Костик схватил с Бориной полки маленький жестяной истребитель и швырнул в него — Боря едва успел прикрыть ладонью глаза.
Больше он не мог. Он выскочил из комнаты и побежал на кухню.
И все это из-за кнопки, которую он нажал пять минут назад? Не может быть!
В дверь позвонили. Боря открыл и увидел тетю Лену, Наташкину мать.
— Мама дома? — спросила она.
— Нет.
— А газета с таблицей лотереи у вас сохранилась?
— Пожалуйста. — Боря принес ей газету и спросил:
— А Наташа дома?
— Дома… Простыла вчера… Может, навестишь ее?
Через минуту он увидел Наташку — в синем халатике и, видно, в наскоро надетых тапочках.
— Входи, Боря, входи…
Боря вошел, и тут, судя по всему, карман его глянул на Наташку. Она примолкла, отошла в глубину комнаты, села на тахту и посмотрела на пего исподлобья. И…, и нос ее тоже стал слегка краснеть.
— Ну, что скажешь? — спросила она.
Боря пожал плечами и вымученно улыбнулся:
— А…, а…, а что тебе сказать?
— А то, как ты Вову обманул! Как колотишь Костика! Как насмехаешься над Александрой Александровной! А сам боишься всех! Тебе верят, а ты… Бессовестный!
«Что она говорит? Ведь это все не правда, почти не правда!» — подумал Боря и все-таки обмер от ее слов. Ему стало не по себе: кто-кто, а Наташка никогда но обижала его, говорила ему и о нем в классе только хорошее, и даже гораздо больше, чем он заслуживал.
— Откуда ты взяла? — спросил Боря. — Совсем я не насмехаюсь и не боюсь. А вот ты, ты мне даже немножко… — И тут же Боря осекся: нечего ей это говорить. — Откуда ты взяла?
— Оттуда! И не прикидывайся овечкой, я вижу тебя насквозь!
Из-под ее челочки Борю жгли круглые, огромные, занимавшие половину лица глаза, и, говоря все это, Наташка выбрасывала вперед свою маленькую тонкую руку, и чувства ее были так сильны, что длинный и красный, как перец, нос ее подрагивал, а худые коленки подскакивали над краем тахты — то одно, то другое.
Боря съежился, прижался спиной к стене и, не выдержав, выбежал из квартиры. За ним захлопнулась дверь.
«Что мне теперь делать? — подумал Боря. — Кто меня защитит? У кого попрошу почитать книгу?»
И все из-за кнопки. Ни одна не хочет помочь ему. Не хочет, и все. И сколько же будет лежать па дне пруда лодка?
На улице было тепло и солнечно.
У дома два их жильца прогуливали на поводках собак: одна — белая, мохнатая, как овца, вторая — совершенно гладкая, черная. Собаки дружелюбно обнюхивали друг друга, и морды у них при этом были улыбчивые. «Умницы», — подумал Боря и уставился на них.
И в ту же секунду собаки зарычали, бросились друг на друга, залязгали зубами, и в стороны полетели клочья шерсти — белой и черной. Боря отскочил к подъезду, а хозяева закричали на них, натянули поводки и, упираясь каблуками в тротуар, стали растаскивать разъяренных собак.
«Пойду-ка я лучше домой», — подумал Боря, вспомнив вдруг огромные, полные ненависти Наташкины глаза и крики Костика. Он твердо решил ни на ком больше не пробовать приборчик. Никогда. Ни за что. Хватит того, что было!
Переступив порог квартиры, он переложил приборчик в задний карман. За столом, как и вчера, было шумно. У мамы, отца и Костика было хорошее настроение. И только мама слегка рассердилась на Борю за то, что уже пятый день не может он вымыться в ванной, — неужели и об этом надо просить?
— Мама, ну хоть сейчас! — сказал Боря.
— Очень хорошо… Я прошу тебя.
Боря раньше других допил чай, взял чистое белье и побежал в ванную. За стеной слышались шутки отца, смех мамы и Костика. Боря повесил брюки на крючок, влез в ванну, задернул прозрачную занавеску, чтоб вода не брызгалась по всей ванной, и встал под душ.
Теплый дождик уперся ему в голову. Боря блаженно зажмурился и слушал, как тугие струйки бьют в макушку, в плечи, в спину и, щекоча кожу, сбегают вниз. Внезапно смех на кухне прекратился.
За стеной затопали ноги, кто-то крикнул, и у Бори упало сердце: приборчик! Он потянулся к брюкам, чтобы взглянуть на его положение в кармане.
Не успел. Дверь в ванную, с шумом отворилась.
— Так вот ты где! Опять ты всех задираешь! — отец отдернул занавеску.
И не успел Боря что-то сообразить, решить, сказать, как отец замахнулся. Но тут появилась мама. Она вцепилась в отцовскую руку и стала вытаскивать его из ванной:
— Не смей, Витя, не смей! Я сама его накажу!
Дверь захлопнулась, шум продолжался в коридоре. Борю вдруг прорвало, слезы хлынули двумя потоками по щекам. Он заревел в голос, — так было горько и обидно.
Он выскочил из ванны и повернул брюки так, чтобы Хитрый глаз смотрел в другую сторону. Нет, этого было мало. Дрожащими руками он вытащил из кармана приборчик и, роняя на него слезы, посмотрел на кнопки, уже знакомые ему и совсем новые… Скорей, скорей другую! И Боря, коротко вздохнув, нажал маленькую белую кнопку с черной цифрой «7».
И с ужасом посмотрел на приборчик: Хитрый глаз казался сейчас особенно черным и ядовитым…
Страшно было и краем глаза глянуть в него, даже на его отражение в зеркале: а вдруг оно обдаст его волной и подействует?
Боря с величайшей осторожностью засунул приборчик в карман брюк так, что Хитрый глаз был направлен в пол. И быстро смыл с себя мыло. В квартире было тихо, семейство благополучно допивало на кухне чай, и никто уже, конечно, не помнил о том, что было только что.
Весь вечер Боря ходил в нерешительности по дому. Опять попробовать? Нет, ни за что, ни за что! Потом, услышав во дворе визг и смех, высунулся из окна. Ребята играли в прятки.
А если на полсекунды?…
Ни за что!
Но ведь совсем безопасно… Нельзя!
Скоро уснул и слабенько засопел Костик, и Боря просто не знал, что делать. Ведь он наставит приборчик на такой короткий срок, что и произойти ничего не успеет…
Боря незаметно направил приборчик в сумеречный двор. На полмига! И если б за эти полмига Хитрый глаз подействовал на ребят как-нибудь не так, они бы ничего не сделали Боре. И никому другому.
Однако ничего не случилось. Только смеха чуть поубавилось.
Вдруг Костик перестал сопеть. Не проснулся ли?
Боря спрятал приборчик и покосился на брата.
Глаза у него были закрыты, а голова на подушке неудобно повернута к нему, точно он специально подсматривал за ним. Не сказал ли ему Гена о своих подозрениях?
Ох как надо его остерегаться!
Утром Боря проснулся раньше брата и направил на него — ведь совсем неопасно! — из-под подушки приборчик. Костик и не шелохнулся, только брови его дрогнули на переносье и кожа на лбу нахмурилась, а губы сжались.
Внезапно он зашевелился и проговорил:
— Нет! Я вам сказал — нет! Я приказываю изменить курс!
Боря так и присел па кровати, услышав это.
— До земли не дотянуть… Сядем на льдину! — Глаза Костика были туго сомкнуты, лоб по-прежнему мучительно напряжен. — Что-что? Ничего, выдержит! Вы слышали? — крикнул Костик, так крикнул, что кровать его скрипнула и пошатнулась. — Я начальник экспедиции и все беру на себя!
Вдруг он открыл глаза, и Боря чуть не вскрикнул. Глаза брата ослепительно вспыхнули и ярко засветились, точно в них горело по звезде. И еще в них была отвага и решительность. И губы его еще не успели разжаться.
Вот так кнопка!
Боря пристально смотрел на брата. Костик оглядел комнату, залитую солнечным светом, теплую, уютную, с книжными полками и картинками на стенах, и па лице его появилась досада.
— Ты куда это летел? — спросил Боря. — Самолет вышел из строя?
— Да, — угрюмо ответил брат. Куда делась его беспечность, вечная готовность улыбнуться и нашалить. В лице его — спокойствие, во взгляде — новая, непонятная цель. Словно он знал что-то такое, чего Боря не знает и не в силах узнать.
— Как же вы теперь? — спросил Боря. Костик отвернулся к стенке: 9 -Меня еще могут вызвать отсюда телеграммой…
— Чудак! Во сне же все… И твой самолет, может, лежит уже на дне Ледовитого океана…
Сказал это Боря и вспомнил про свою лодку, настоящую лодку, которая лежит сейчас в настоящем иле настоящего пруда. Водить самолет и отдавать во сне храбрые приказы — это каждый сможет, а вот вытащить лодку…
Вдруг Костик рывком откинул одеяло и сел на кровати. Глаза его снова вспыхнули, да так, что Боря моргнул.
— Долго будешь валяться? — В голосе брата зазвучало презрение. — Долго, я спрашиваю?
Только этого не хватало! А что, если схитрить, притвориться, что он во всем готов слушаться малыша?
