Мощные порывы ветра, с противным свистом, едва не сбивая с ног, били в грудь, подобно таранам. Да еще и целые пригоршни снега в лицо бросали. Начинался настоящий буран, сквозь который было невозможно рассмотреть дорогу. Как во всей этой снежной катавасии ориентировался Ральф, оставалось загадкой, но приходилось полагаться на его чутье.
Вперед передвигались следующим образом: впереди, чуть пригнувшись под порывами ветра, брел Ральф. Следом за ним, вцепившись в его пояс пальцами, шел Алан, а я держался за него. Самая настоящая живая цепочка, о которой я читал лишь в книгах.
На улицах не было никаких фонарей. Единственный источник освещения — тусклый свет, лившийся из окон. Даже при ясной, спокойной погоде, не лучший вариант, а уж во время бурана, так и вообще, нет разницы, что с ним, что без него.
Я видел края домов, и у меня складывалось ощущение, будто мы с другом, перенеслись на Землю. Банальные хрущевки, с блеклыми стенами, покрытыми трещинами.
Интересно, как сквозь сплошную снежную пелену, наш проводник, определяет направление? Видно хорошо знает родной город, и может найти дорогу даже с закрытыми глазами. Но неужели совсем не боится заблудиться? В конце концов, если станет совсем уж холодно, можно будет постучаться в дом — наверняка пустят погреться до утра. А если не захотят проявить гостеприимство, то у нас есть оружие и не куда они не денутся!
Ральф повернулся и что-то прокричал нам. Я так и не понял что — визгливый хохот вьюги надежно глушил все посторонние звуки.
"Что он сказал?"
"Говорит, чтобы не отставали, — ответил Алан, находившийся ближе к дейру и потому расслышавший все его слова. — Говорит, что сейчас нужно будет повернуть направо, и зайти в ближайшую дверь — там гостиница".
"Отличные новости!" — обрадовался я.
Улицы были обильно занесены снегом. Толи их в этой части города не чистили, толи за вечер новый выпасть, но мы продирались вперед, проваливаясь едва ли не по колено. Это самым отрицательным образом сказалось на скорости нашего передвижения. Однако мысли о близком ночлеге, горячей пищи и теплой кровати, придавали дополнительных сил, подталкивая брести вперед.
Все одежда покрылась толстым слоем снега и от мороза встала колом.
Сам не заметил, как выпустил из пальцев пояс Алана. Его фигура виднелась впереди, неясным, размытым силуэтом. Можно было мысленно окликнуть его и попросить меня подождать, но я не стал этого делать. Снова буду выглядеть как маленький никчемный ребенок, от которого пользы нет никакой, одни сплошные хлопоты.
Я огляделся по сторонам, убеждаясь, что за нами никто не наблюдает. Сквозь метель ничего не было видно, лишь штрихи снега. Значит и меня она замечательно скрывает от любых посторонних взглядов.
Я присел на корточки, оттолкнулся от земли, и резко бросил свое тело вперед. Одним гигантским прыжком, я покрыл больше трех метров, и догнал дейра и друга. Алан видно что-то почувствовал — интуиция и шестое чувство у него были на высоте — и обернулся назад, как раз в тот момент, когда я приземлился. Он смерил меня тяжелым взглядом, не предвещавшим мне ничего хорошего, и покрутил пальцем у виска, выражая отношение к моим умственным способностям.
Мне стало стыдно. Хотел как лучше, а получилось совсем не здорово. Алан, хоть ничего и не сказал, был прав — глупейшим образом себя повел.
Справа вырисовывался ровный прямоугольник света, по очертаниям больше всего напоминавший дверной проем. Я тут же, не колеблясь ни минуты, двинулся в ту сторону.
Внутри гостиница вовсе не выглядела гостиницей, в том смысле, который я вкладывал в это слово. Скорее уж она напоминала средней руки столовую: почти все помещение заставлено рядами одинаковых столов за многими, из которых сидели, и что-то пили мужчины. Голые стены, покрытые налетом грязи и копоти. В дальнем углу комнаты, стойка, совмещавшая в себя бар и ресепшн. К ней мы и подошли.
— Чего будет угодно? — угрюмо осведомился бармен (или швейцар, или вообще хозяин заведения — кто его поймет, кто он такой на самом деле!), смерив нас долгим, неприветливым взглядом.
— Мы бы хотели снять два номера, в вашей чудной гостинице.
Заискивающий тон Алана, равно как и явная лесть в его словах, не произвели на дядьку ни малейшего впечатления. Ответил он, по крайней мере, все так же угрюмо:
— На сколько дней?
— На три, — так же вежливо ответил Алан.
— У меня нет двух комнат, — уже чуть мягче сказал мужик. — Есть один номер, в нем три кровати. Одна вроде как запасная, — он хохотнул. Видимо в его понимании эти слова являлись шуткой. — Устраивает?
— А цена? — не растерялся Алан. Было бы довольно странно, если бы мы согласились на предложение, даже для вида, не поколебавшись. Хотя деньги для нас существенного значения не играли.
Ральф посмотрел на хозяина заведения и погрозил ему пальцем. Тот нахмурился, и назвал требуемую сумму. Получалось, что запросил он с нас совсем не дорого. Алан, однако, решил до конца придерживаться образа излишне расчетливого человека. Он хмурил брови, изображая проистекающие в голове подсчеты, что-то беззвучно произнес, словно сам для себя огласив результаты подсчетов. Наконец, выдержав необходимую паузу, он согласился.
— Меня зовут Барри, — наконец-то соизволил представиться мужик. — Я хозяин гостиницы "Танцующий дестрикс" и рад приветствовать моих новых постояльцев. — Он запустил руку под стойку, и достал оттуда ключ, по краям покрытый ржавчиной. — Ваш номер тридцать восемь, третий этаж. Постельные принадлежности будут вас ждать на месте. Горячая вода с семи до девяти утра, и с девяти до двенадцати вечера. Кормежка за отдельную плату. Если чего сломаете, платить будете двойную ставку.
Алан извернулся и выхватил ключ из руки бармена, пока тот не успел озвучить остальные требования. Слишком длинным мог бы получиться список запретов.
Ральф проводил нас до лестницы.
— Ладно, ребят, мне пора. Дальше уж сами. Если надумаете, заходите в гости — спросите любого дейра, он вам дорогу укажет.
— Постой, — окликнул его я. — Ральф, куда ты собрался идти? На улице жуткая метель, оставайся лучше у нас. Сам же слышал в номере целых три кровати, так что ни малейших неудобств мы друг другу не доставим.
"Ну и зачем тебе потребовалось демонстрировать свое благородство?" — ворчливо поинтересовался Алан.
"Пытаюсь хорошее впечатление произвести".
"Совершенно напрасно ты это делаешь. Нас здесь уже и так приняли за своих".
В слух же он сказал совсем иное:
— Конечно, Ральф оставайся с нами! Будет здорово! — и тон такой нарочито радостный. Я, в какой уже раз отметил, что в Алане пропадает актерский талант.
— Раз вы так настаиваете…
По лестнице мы поднялись на третий этаж. Ральф несколько раз приветливо кивнул встречным людям и получил в ответ встречную любезность.
Ральф щелкнул выключателем, и комната озарилась бледным светом.
Комнатка оказалась крохотной, по-спартански обставленной. Три узких кровати, стояли вплотную друг к другу. Из всей мебели, кроме коек, в комнате был приставлен небольшой столик с двумя стульями возле окна, да стенной шкаф возле самого входа. Отдельная дверь вела в крохотную ванную комнату, совмещенную с туалетом.
Окошко в комнате было одно, совсем крохотное, и заваленное снегом. Под окном размещалась батарея, дающая жизненно необходимое тепло.
Я занял центральную кровать. Возле двери постоянный сквозняк, а возле окна, там, где протянулись уродливо изогнутые трубы батарей, наверняка было слишком жарко. То место, что выбрал я, было оптимально, как не посмотри.
Вещи мы, на скорую руку, покидали в шкаф и, не сговариваясь, пошли вниз ужинать.
Утро было таким, какое бывает только на картинах, да в рождественских фильмах — сказочно красивое, величественное. Пушистый, белый снег, закрыл собой скаты крыш, облепил дома и запорошил улицы. Мороз нарисовал на окнах домов причудливые узоры. Тучи уже не были такими низкими и беспросветными, сквозь них, то и дело, проглядывало холодное солнце, заставляя тысячи снежинок сверкать разными цветами радуги. Еще вчера неприветливый город, вдруг расцвел и стал казаться уютным.
Под самым окном, неуклюже семеня ногами, пробежал упитанный мужчина, в толстом тулупе с роскошным меховым воротником. Лицо его, толи от морозца, толи от бега в теплой одежде, раскраснелось. Какое-то неловкое движение и, истошно взмахнув в воздухе руками, мужчина, поскользнувшись, со всего размаха летит в ближайший сугроб, в котором полностью исчезает!
Я, невольно, тихонько рассмеялся, из-за открывшейся мне картины. Теперь в сугробе образовался контур человеческой фигуры, совсем мультфильме, если его герой пробегал сквозь дверь или стену.
В сугробе появилось какое-то шевеление, и, наконец, весь облепленный снегом, вылез и сам мужчина. Матерился он так громко, что ругань его была слышна даже на третьем этаже. В большинстве своем мат был не ясен, видимо сказывалась специфика мира, потому переводчик просто пасовал, но иные выражения были полнее знакомы и понятны. Даже чувство ностальгии появилось — в школе все примерно на таком языке изъяснялись.
