Ознакомительная версия.
Это не совсем та победа, о которой я мечтала, но тем не менее победа.
Уилл и Кристина целуются, чуть слишком слюняво на мой вкус. Лихачи вокруг стучат кулаками. Затем кто-то хлопает меня по плечу, я оборачиваюсь и вижу Тобиаса. Просияв, я встаю.
— Как думаешь, если я тебя обниму, наш секрет не раскроют? — спрашивает он.
— Знаешь, если честно, мне наплевать.
Я встаю на цыпочки и целую его.
Это лучшее мгновение моей жизни.
Мгновением позже Тобиас проводит большим пальцем по ранке на моей шее, и кусочки мозаики внезапно складываются в единую картину. Не понимаю, как до меня раньше не дошло.
Раз: цветная сыворотка содержит передатчики.
Два: передатчики подключают сознание к симуляционной программе.
Три: сыворотку изобрели эрудиты.
Четыре: Эрик и Макс работают с эрудитами.
Я вырываюсь из объятий и смотрю на Тобиаса широко распахнутыми глазами.
— Трис? — растерянно спрашивает он.
Я качаю головой.
— Не сейчас.
Я имею в виду «не здесь». Не рядом с Уиллом и Кристиной, которые смотрят на нас, открыв рты, наверное потому, что я только что поцеловала Тобиаса; не среди шумно ликующих лихачей. Но он должен знать, насколько это важно.
— Позже, — говорю я. — Ладно?
Он кивает. Я не знаю даже, как объясню это позже. Не знаю даже, как собраться с мыслями.
Но я знаю, как Эрудиция заставит нас воевать.
Я пытаюсь остаться с Тобиасом наедине после объявления рангов, но толпа неофитов и членов фракции слишком густая, и их бурные поздравления растаскивают нас в разные стороны. Я решаю тайком выбраться из спальни, когда все уснут, и отыскать его, но пейзаж страха утомил меня сильнее, чем я думала, и довольно скоро я тоже проваливаюсь в сон.
Я просыпаюсь под скрип матрасов и шарканье ног. Слишком темно, чтобы ясно видеть, но, когда глаза привыкают, я различаю, что Кристина завязывает шнурки. Я открываю рот, чтобы спросить, что она делает, но затем замечаю, что напротив Уилл надевает рубашку. Все проснулись, но никто не произносит ни звука.
— Кристина, — шепчу я.
Она не смотрит на меня, и я хватаю ее за плечо и встряхиваю.
— Кристина!
Она продолжает завязывать шнурки.
У меня сжимается сердце, когда я вижу ее лицо. Ее глаза открыты, но ничего не выражают, а мышцы лица расслаблены. Она двигается, не глядя, что делает, ее рот полуоткрыт, она не просыпается, но кажется проснувшейся. И все остальные выглядят точно так же.
— Уилл? — Я пересекаю комнату.
Закончив одеваться, все неофиты выстраиваются в колонну. Они молча выходят из спальни. Я хватаю Уилла за плечо, чтобы помешать ему уйти, но он стремится вперед с непреодолимой силой. Я стискиваю зубы и держусь как могу, упершись пятками в пол. Он просто тащит меня за собой.
Они сомнамбулы.
Я ощупью нахожу ботинки. Нельзя оставаться здесь одной. Я поспешно завязываю шнурки, натягиваю куртку и выбегаю из комнаты, быстро нагоняя колонну неофитов, подстраиваясь под их шаг. Через несколько секунд я понимаю, что они двигаются в унисон, одна и та же нога вперед, одна и та же рука назад. Я старательно подражаю им, но ритм кажется чуждым.
Мы маршируем к Яме, но когда достигаем входа, начало колонны поворачивает налево. Макс стоит в коридоре и наблюдает за нами. Мое сердце колотится в груди, и я как можно более безучастно смотрю вперед, сосредоточившись на ритме шагов. Я напрягаюсь, проходя мимо Макса. Он заметит. Заметит, что я не безмозглая, как остальные, и со мной случится что-то плохое, я это знаю.
Темные глаза Макса скользят по мне.
Мы поднимаемся по лестничному пролету и в том же ритме проходим четыре коридора. Затем открывается огромная пещера. Внутри нее — толпа лихачей.
В пещере стоят ряды столов, на них насыпано что-то черное. Я не вижу, что именно, пока не подхожу на расстояние фута. Оружие.
Ну конечно. Эрик сказал, что все лихачи получили вчера уколы. Так что теперь вся фракция стала безмозглой, покорной и обученной убивать. Идеальные солдаты.
Я беру пистолет, кобуру и пояс, подражая Уиллу, который стоит прямо передо мной. Я стараюсь имитировать его движения, но не могу предугадать, что он собирается делать, и в результате вожусь дольше, чем хочется. Я стискиваю зубы. Остается надеяться, что никто за мной не наблюдает.
Вооружившись, я иду за Уиллом и другими неофитами к выходу.
Я не могу вести войну с Альтруизмом, со своей семьей. Я лучше умру. Мой пейзаж страха доказал это. Список вариантов сужается, и я вижу нужный путь. Я буду притворяться достаточно долго, чтобы попасть в сектор Альтруизма. Я спасу свою семью. И что бы ни случилось после, неважно. Меня окутывает пелена спокойствия.
Колонна неофитов входит в темный коридор. Я не вижу Уилла, равно как и ничего впереди. Моя нога ударяется обо что-то твердое, и я спотыкаюсь, вытянув руки. Коленом я ударяюсь о что-то еще… ступенька. Я выпрямляюсь, настолько напряженная, что зубы едва не стучат. Никто ничего не заметил. Слишком темно. Пожалуйста, пусть здесь будет слишком темно.
Когда лестница поворачивает, свет проникает в пещеру, и я наконец снова различаю впереди плечи Уилла. Достигнув вершины лестницы и проходя мимо очередного лидера Лихости, я сосредоточиваюсь на том, чтобы соразмерить наш шаг. Теперь я знаю всех лидеров Лихости, потому что они единственные не спят.
Нет, не единственные. Очевидно, я бодрствую, потому что я дивергент. И если я не уснула, значит, не уснул и Тобиас, разве только я ошибалась насчет него.
Я должна найти его.
Я стою рядом с рельсами в толпе, которая кажется бесконечной, насколько я вижу боковым зрением. Поезд останавливается перед нами, все вагоны открыты. Один за другим мои товарищи-неофиты забираются в вагон.
Я не могу повернуть голову, чтобы осмотреть толпу в поисках Тобиаса, но позволяю своему взгляду скользнуть в сторону. Лица слева мне незнакомы, но я вижу в нескольких ярдах справа высокого парня с короткими волосами. Возможно, это не он, и удостовериться я не могу, но лучшего шанса у меня не будет. Я не знаю, как добраться до него, не привлекая внимания. Я должна добраться до него.
Вагон передо мной заполняется, и Уилл поворачивает к соседнему. Я следую его примеру, но вместо того, чтобы остановиться там же, где он, скольжу на несколько футов вправо. Люди вокруг все выше меня, они послужат мне прикрытием. Я снова шагаю вправо, стиснув зубы. Слишком много движения. Меня поймают. «Только бы меня не поймали».
В соседнем вагоне лихач с безучастным лицом протягивает руку парню передо мной, и он принимает ее, двигаясь, словно робот. Я, не глядя, беру следующую руку и как можно грациознее забираюсь в вагон.
Я стою перед человеком, который мне помог. Вскидываю взгляд, всего на долю секунды, чтобы увидеть его лицо. Тобиас, такой же безучастный, как и все. Неужели я ошибалась? Он не дивергент? Слезы наворачиваются на глаза, и я смаргиваю их, глядя в сторону.
Люди набиваются в вагон, и мы встаем в четыре колонны, плечом к плечу. И тут случается нечто неожиданное: чужие пальцы переплетаются с моими, и ладонь вжимается в ладонь. Тобиас держит меня за руку.
Все мое тело наливается энергией. Я сжимаю его руку, и он сжимает мою в ответ. Он не спит. Я была права.
Мне хочется взглянуть на него, но я заставляю себя стоять смирно и смотреть прямо, пока поезд набирает ход. Тобиас медленно водит большим пальцем по тыльной стороне моей ладони. Это должно успокаивать меня, но в действительности раздражает. Мне нужно поговорить с ним. Нужно увидеть его.
Я не разбираю, куда идет поезд, потому что девушка передо мной слишком высокая, так что я смотрю ей в затылок и сосредоточиваюсь на руке Тобиаса в моей, пока рельсы не взвизгивают. Не знаю, сколько времени я так стояла, но у меня болит спина, а значит, немало. Поезд со скрежетом останавливается, и мое сердце колотится так сильно, что трудно дышать.
Прежде чем выпрыгнуть из вагона, я вижу краем глаза, как Тобиас поворачивает голову в мою сторону, и тоже смотрю на него. Взгляд его темных глаз настойчив.
— Беги!
— Моя семья, — возражаю я.
Я снова смотрю перед собой и выпрыгиваю из вагона, когда подходит моя очередь. Тобиас шагает впереди. Я должна сосредоточиться на его затылке, но мы идем по знакомым улицам, и я отвлекаюсь от колонны лихачей. Я прохожу мимо места, куда каждые шесть месяцев ходила вместе с матерью за новой одеждой для нашей семьи; мимо остановки, на которой когда-то ждала автобус по утрам перед школой; мимо полоски тротуара, настолько потрескавшейся, что мы Калебом играли на ней в переправу.
Все они изменились. Здания темные и пустые. Дороги полны солдат-лихачей, марширующих в едином ритме, не считая офицеров, которые стоят через каждые несколько сотен ярдов и наблюдают, как мы идем мимо, или что-то обсуждают небольшими группами. Такое впечатление, что никто ничего не делает. Мы правда пришли на войну?
Ознакомительная версия.
