Ознакомительная версия.
Я прохожу полмили, прежде чем получаю ответ на этот вопрос.
Раздаются хлопки. Я не могу оглядеться, чтобы найти их источник, но чем дальше иду, тем громче и резче они становятся, пока я не узнаю в них звуки выстрелов. Я стискиваю зубы. Надо идти, надо смотреть прямо.
Далеко впереди я вижу, как лихачка толкает мужчину в серой одежде на колени. Я узнаю его — это член совета. Лихачка достает пистолет из кобуры и с незрячими глазами всаживает пулю в затылок мужчины.
У лихачки седая прядь в волосах. Это Тори. Я едва не спотыкаюсь.
«Не останавливайся». У меня печет глаза. «Не останавливайся».
Мы проходим мимо Тори и упавшего члена совета. Переступая через его руку, я едва не разражаюсь слезами.
Затем солдаты передо мной останавливаются, и я следую их примеру. Я стою так неподвижно, как только могу, но единственное, чего мне хочется, — это найти Жанин, Эрика и Макса и пристрелить их. У меня дрожат руки, и я ничего не могу с ними поделать. Я быстро дышу через нос.
Очередной выстрел. Краем глаза я вижу, как серое размытое пятно валится на мостовую. Если это продолжится, все альтруисты погибнут.
Солдаты-лихачи исполняют неслышимые приказы без промедления и сомнений. Нескольких взрослых альтруистов согнали к одному из соседних зданий вместе с альтруистами-детьми. Море солдат в черной одежде охраняет двери. Единственные, кого я не вижу, — лидеры Альтруизма. Возможно, они уже мертвы.
Один за другим солдаты-лихачи отходят в сторону, чтобы выполнить то или иное задание. Скоро лидеры обнаружат, что, какие бы сигналы ни получали остальные, до меня они не доходят. Что мне делать, когда это случится?
— С ума сойти, — воркует мужской голос справа от меня.
Я вижу прядь длинных сальных волос и серебряную серьгу. Эрик. Он тычет указательным пальцем мне в щеку, и я борюсь с порывом ударить его по руке.
— Они действительно нас не видят? И не слышат? — спрашивает женский голос.
— О нет, и видят, и слышат. Просто не обрабатывают данные так, как всегда, — отвечает Эрик. — Они получают команды от наших компьютеров в передатчиках, которые мы им впрыснули…
С этими словами он прижимает пальцы к ранке на моей шее, чтобы показать женщине, куда именно впрыснули. «Не шевелись, — приказываю я себе. — Не шевелись, не шевелись».
— …и незамедлительно их исполняют.
Эрик шагает в сторону и наклоняется к лицу Тобиаса, усмехаясь.
— Какое приятное зрелище, — замечает он. — Легендарный Четыре. Никто больше не вспомнит, что я был вторым. Никто не спросит, каково учиться вместе с парнем, у которого всего четыре страха.
Он вытаскивает пистолет и приставляет к правому виску Тобиаса. Мое сердце колотится так сильно, что пульсирует даже череп. Эрик не может выстрелить; он не выстрелит. Он наклоняет голову.
— Как по-твоему, кто-нибудь заметит, если его случайно пристрелят?
— Конечно нет, — скучающим тоном произносит женщина.
По-видимому, она лидер Лихости, если может дать Эрику разрешение.
— Он теперь ничто, — добавляет она.
— Очень жаль, что ты не принял предложение Макса, Четыре. В смысле, тебе жаль, — тихо произносит Эрик и взводит курок.
У меня горят легкие; я не дышу уже почти минуту. Уголком глаза я вижу, как рука Тобиаса дергается, но моя ладонь уже на пистолете. Я прижимаю дуло ко лбу Эрика. Его глаза широко распахиваются, мышцы лица обмякают, и на мгновение он кажется еще одним спящим солдатом-лихачом.
Мой указательный палец поглаживает спуск.
— Убери пистолет от его головы, — приказываю я.
— Ты меня не застрелишь, — отвечает Эрик.
— Любопытная теория.
Но я не могу его убить, не могу. Я стискиваю зубы и отвожу руку вниз, стреляя Эрику в ногу. Он визжит и хватается за нее обеими руками. В тот миг, когда он убирает пистолет от головы Тобиаса, тот выхватывает свой пистолет и стреляет в ногу подружке Эрика. Я не проверяю, попал ли он. Просто хватаю Тобиаса за руку и бегу.
Если мы доберемся до переулка, то сможем раствориться среди зданий, и нас не найдут. Осталось преодолеть две сотни футов. Я слышу шаги позади, но не оборачиваюсь. Тобиас хватает и сжимает мою руку, тащит меня вперед, быстрее, чем я когда-либо бежала, быстрее, чем я вообще могу бежать. Спотыкаясь, я спешу за ним. Раздается выстрел.
Боль острая и внезапная, она возникает в плече и тянет во все стороны наэлектризованные щупальца. Крик застревает в моем горле, и я падаю, обдирая щеку о мостовую. Я поднимаю голову, вижу колени Тобиаса у своего лица и кричу:
— Беги!
Спокойно и тихо он отвечает:
— Нет.
Через несколько секунд нас окружают. Тобиас помогает мне подняться, подставляет плечо. Из-за боли мне трудно сосредоточиться. Солдаты-лихачи окружают нас и держат на прицеле.
— Мятежники-дивергенты… — Эрик стоит на одной ноге, лицо у него болезненно-бледное. — Бросайте оружие.
Я тяжело опираюсь на Тобиаса. Ствол пистолета, приставленный к спине, подталкивает меня вперед, в парадную дверь штаб-квартиры Альтруизма, простого серого здания высотой два этажа. По моему боку стекает кровь. Я не боюсь предстоящего; мне слишком больно, чтобы думать об этом.
Ствол пистолета подталкивает меня к двери, охраняемой двумя солдатами-лихачами. Мы с Тобиасом входим в нее и оказываемся в простом кабинете, в котором нет ничего, кроме стола, компьютера и двух пустых стульев. За столом сидит Жанин с телефоном у уха.
— Ладно, тогда пошлите кого-нибудь обратно на поезде, — произносит она. — Ее нельзя оставлять без присмотра, это самое главное… я не разг… мне пора.
Она бросает трубку и переводит серые глаза на меня. Они похожи на расплавленную сталь.
— Мятежники-дивергенты, — сообщает один из лихачей.
По-видимому, он лидер Лихости или же рекрут, которого освободили от симуляции.
— Да, я вижу.
Она снимает очки и кладет их на стол. Наверное, она носит очки из тщеславия, а не по необходимости, потому что полагает, будто выглядит в них умнее… так говорит мой отец.
— Ты. — Она показывает на меня пальцем. — Я так и думала. Подозревала тебя с самого начала из-за проблем с результатами твоей проверки склонностей. Но ты…
Она качает головой и переводит взгляд на Тобиаса.
— Ты, Тобиас, — или лучше называть тебя Четыре? — сумел от меня ускользнуть, — тихо произносит она. — Все факты свидетельствовали в твою пользу: тесты, симуляции — всё. И тем не менее результат налицо.
Она складывает руки и опирается на них подбородком.
— Возможно, ты сумеешь объяснить, как так вышло?
— Ты гений, — холодно отвечает он. — Вот ты и скажи.
Она кривит губы в улыбке.
— Моя гипотеза заключается в том, что на самом деле ты альтруист. Что твоя Дивергенция слабее.
Она улыбается шире, как будто ей весело. Я стискиваю зубы и подумываю кинуться через стол и задушить ее. Возможно, я бы так и поступила, если бы не пуля в плече.
— Поразительные способности к дедуктивному мышлению, — замечает Тобиас. — Считай, что я восхищен.
Я кошусь на него. Я совсем забыла об этой стороне его характера — о той его части, которая предпочтет взорваться, чем лечь и умереть.
— Теперь, когда сомнений в твоих умственных способностях не осталось, можешь продолжить нас убивать. — Тобиас закрывает глаза. — В конце концов, у тебя еще много лидеров Альтруизма в очереди на расстрел.
Если комментарии Тобиаса и раздражают Жанин, она этого не показывает. Грациозно встает, не переставая улыбаться. На ней голубое платье до колен, обтягивающее жировой валик на талии. Комната кружится, когда я пытаюсь сосредоточиться на лице Жанин, и я наваливаюсь на Тобиаса в поисках опоры. Он обнимает меня рукой, поддерживая за талию.
— Не глупи. Спешить некуда, — беззаботно отвечает она. — Вы оба нужны мне для очень важного дела. Видите ли, меня озадачило, что дивергенты невосприимчивы к сыворотке, которую я изобрела, и потому я работаю над средством от этого. Я думала, что преуспела в последней партии, но, как вам известно, ошибалась. К счастью, у меня есть еще одна партия для проверки.
— К чему себя утруждать?
Она и лидеры Лихости с легкостью убивали дивергентов в прошлом. Разве с тех пор что-то изменилось?
Она улыбается мне.
— С самого начала проекта с лихачами меня интересует один вопрос, а именно следующий. — Она обходит стол, проводя по его поверхности пальцами. — Почему большинство дивергентов — слабовольные, богобоязненные ничтожества из Альтруизма, а не из какой-нибудь другой фракции?
Я не знала, что большинство дивергентов — выходцы из Альтруизма, и не знаю, почему это так. И вряд ли мне удастся прожить достаточно долго, чтобы выяснить это.
— Слабовольные, — усмехается Тобиас. — В последний раз, когда я проверял, нужна была сильная воля, чтобы манипулировать симуляцией. Слабаки контролируют разум армии, потому что обучить свою собственную им не по силам.
Ознакомительная версия.