– Лес? – Мордион и вправду был изумлен.
– Лес! – повторил Баннус. – Лес держит меня в своем поле. До какой-то степени Лес сам находится в моем поле. Меня поместили в Лес, и с течением веков наши поля начали смешиваться. Возможно, я повлиял на то, чтобы этот Лес стал оживленнее многих других, но факт остается фактом: я в его власти.
– Не понимаю, – признался Мордион.
– Лес, – продолжил объяснять Баннус, – является, как и все прочие леса в этой стране, а может, и леса по всей Земле, частью Великого Леса, некогда покрывавшего всю эту территорию. Если его слегка к этому подтолкнуть, Лес образует свое тета-пространство и снова становится Великим Лесом. Спроси любого землянина. Каждый здешний житель расскажет тебе историю, как ему доводилось блуждать в трех соснах. Он мог слышать шум машин на дороге, но самой дороги не было, а звуки за его спиной издавал огромный зверь, ползущий через мелколесье. Это и есть Великий Лес. Тебе легче справиться с Лесом, чем мне, потому что он волшебный.
– Можешь ли ты хоть немного им управлять? – поинтересовался Мордион.
В мелодичном голосе Баннуса послышалась самая настоящая горечь.
– Я могу только идти с ним на компромисс. Это просто смешно. Я, способный получать информацию со всей Галактики, не могу наладить общение с Лесом. Он безмолвен, но его воля почти так же сильна, как твоя. Мне оставалось только усваивать – методом проб и ошибок, – что он позволит мне, а что нет. Бо́льшая часть происходящего здесь, включая твой нынешний облик, – следствие желаний Леса.
– Но твое поле, конечно же, гораздо шире, чем поле Леса, – вежливо предположил Мордион.
– Безусловно, – согласился Баннус. – Было весьма удобно считать, что тета-пространство Леса принадлежит мне, тогда как мое тета-пространство гораздо шире и более тонкое. Только не говори мне, что ты сам не проделывал таких штук. Ты приложил много усилий, чтобы казаться абсолютным Слугой, но я-то вижу: ты почти полностью защитил одну часть своего сознания от обучения, которое тебе пришлось пройти.
– Я просто искал путь к свободе, – объяснил Мордион. – Хотя, наверное, это помогло мне сохранить рассудок, насколько это было возможно.
И тут он оказался пригвожден к самым острым светящимся точкам из всех.
«Я буду свободен!» – поклялся он себе после смерти Белли. Голос Девочки в его голове во всем его поддерживал: «Конечно, ты будешь свободен! Ну давай же!» Мордион крепко держался за ту часть своего сознания, где звучал этот голос. Он сумел убедить Правителей, что полностью им подчиняется. Хотя он знал, что разрешает им держать значительные части его мозга в подавленном состоянии, он позволял им это, чтобы иметь доступ к тому личному уголку, к поддержке Девочки и ее шуткам. Он знал: придет день, когда он использует это, чтобы освободить и Кессальту, и себя самого.
Но горькая ирония заключалась в том, что Мордион лишь убедился, как глубоко он порабощен.
Кессальта была следующей после Мордиона по силе и способностям. Она всегда занимала особое место в его жизни, а теперь, после смерти Белли, особенно. И кто-то обратил на это внимание. С того момента их почти все время держали порознь, выводили на прогулки, как арестантов, и разрешали встречаться только во время занятий. Мордион радовался даже этой ничтожной милости, и не только потому, что у него оставалась хоть какая-то возможность встретиться с Кессальтой. В то время они тренировались на животных – сначала на маленьких, а потом постепенно переходили к таким большим, как волки. И у Кессальты было то, что для Слуги считалось существенным недостатком. Она не могла себя заставить кого-то убить. Каждый раз, когда их принуждали убивать животных, Мордион быстро убивал своих, при этом не спуская глаз с Кессальты. Как только ее руки или оружие оказывались в более или менее правильном положении, Мордион убивал животное за нее – способом Правителей, то есть силой своего разума. Ему удавалось отводить от Кессальты подозрения до тех пор, пока им обоим не исполнилось пятнадцать.
Однажды Правитель № 1 явился, чтобы оценить их способности. По отдельности.
После того как Мордион прошел проверку, его ждало мучительное ожидание в запертой комнате, пока не завершится проверка Кессальты. За это время он прокрутил в своем сознании самые ужасные вещи, которые только мог вообразить. Но в реальности все оказалось еще страшнее.
Через несколько часов его позвали. Кессальта лежала на столе, все еще слабо вскрикивая, пока Правитель № 1 смывал кровь со своих рук. То, что он сделал с Кессальтой, было ужаснее самых чудовищных вещей, которые воображал себе Мордион.
– Объясни Мордиону, почему ты наказана, Кессальта, – приказал Правитель № 1.
Кессальта – она еле могла говорить – прошептала:
– Я не могу убивать.
– Зато Мордион может, – сказал Правитель № 1. – Мордион, та ловкость, с которой ты научился ликвидировать живых существ вместо Кессальты, могла бы помочь тебе стать исключительно успешным Слугой. Однако в тебе нет покорности, нет преданности. Ты обманул меня, поэтому тебя я тоже накажу. Я сделаю так, что Кессальта проживет еще по меньшей мере год – в том состоянии, в каком ты ее сейчас видишь, – и, можешь не сомневаться, я не оставлю ее в покое. В твоей власти положить конец ее мучениям сейчас, но ты должен сделать это немедленно. Не сделаешь этого – она будет страдать еще целый год.
Мордион тут же ликвидировал Кессальту. Боль, которую, как он знал, она испытывала, пронзала его сильнее, чем самый острый алмазный шип его памяти. Затем он отвернулся и попытался справиться с приступом тошноты.
– Хорошо, – сказал Правитель № 1. – Теперь запомни следующее. Если ты не сможешь ликвидировать хотя бы одного человека, когда получишь от меня Знак, я последую за тобой и сделаю с ним вот это.
У Мордиона не оставалось никаких сомнений, что Правитель № 1 так и поступит. Теперь Мордион боролся одновременно с двумя приступами тошноты – первым и тем, которым его наградил Шлем за то, что он ослушался Правителя.
– Вы сделали меня убийцей, – только и смог выговорить он.
– Именно. А кем еще ты можешь быть, мой добрый Мордион, с твоим-то лицом? – сказал Правитель № 1 и, усмехаясь, удалился.
Мордион провел в одиночестве оставшиеся годы своего обучения и еще десять лет после этого – так же как и сейчас, когда был растянут на сверкающей вселенной себя самого.
– Нет. Здесь я, – напомнил Баннус. – Думаю, ты должен испытывать к Орму Пендеру глубочайшую ненависть.
– Это неверное слово, – возразил Мордион. – Ненависть слишком близка и горяча.
Теперь, когда Мордион увидел, что с ним сделали, он не испытывал ненависти – или, во всяком случае, это не имело значения. Значение имело другое: на него взвалили – самым жестоким образом – груз вины, который должны были нести сами Правители.
Баннус поступил весьма мудро. Когда Мордион решил сам присматривать за Челом, Баннус искусно использовал мальчика для того, чтобы убедить волшебника: он не имеет права воспитывать и обучать другого человека с целью переложить на него свою грязную работу. И если Мордион не должен был так поступать, то, уж конечно, не должен был так поступать и Правитель № 1. Но – что имело еще большее значение – Правитель № 1 поступал так с многими поколениями детей, и следующее поколение, обреченное попасть к нему в лапы, было бы поколением детей Мордиона.
Но тот не в силах был пошевелиться, пригвожденный слепящей болью своих воспоминаний.
– Я сочувствую тебе, – промолвил Баннус. – Если хочешь, ты можешь обрести мир, оставшись в моем поле навеки. Ты можешь образовать созвездие Дракона в моем небе.
Кажется, Баннус не шутил. И это было большим искушением.
– Нет, – мучительно проговорил Мордион. – Я должен пойти и остановить Правителя номер один. Это должно быть сделано. Но я благодарен тебе, Баннус… за твое предложение и за то, что дал мне возможность встретить Виерран.
А мысль о Виерран откликалась в нем самой острой болью. Мордион хорошо понимал ее чувства в Доме Равновесия. Это была игра, ему было одиноко, и он испытывал благодарность даже за эту малость. Но теперь, хотя Виерран знала, что она – Энн, она явно считала себя всего лишь одной из дам, прислуживавших Ла Трей. Однако она – наследница Дома Гарантий, а Мордион – Слуга. Пропасть, разделявшая их, была полна крови и непреодолима.
Мордион пробудился, почувствовав деликатное прикосновение к одной из его огрубевших костяшек. Похоже, кто-то похлопывал его по лапе. Из темноты доносилось перешептывание.
– Ты уверен, что он узнает тебя в этом облике? – прошептал мужской голос.
– Конечно узнает! – Это прошептали вместе голоса Чела и Виерран.
Голос Виерран был довольно хриплым, – вероятно, она много плакала. Мордиона это огорчило, но он не мог заставить себя пошевелиться.
