За рукой показались волосы, которые любой принял бы просто за вороньё гнездо, не окажись под ними головы. А голову можно было узнать по глазам. Глаза были белые и мигали. Всего на миг они задержались на лилипуте, сощурились и стали пристально обшаривать класс.
Анька Дурнова пронзительно заверещала.
— Цыть! — сказал обладатель вороньего гнёзда.
И Анька поперхнулась, как будто ей в рот попала лягушка.
— Окно-то поправим, плёвое дело! — пробормотал лилипут. — Чё блажить-то?.. Кто тут Дима? Ты, видно?
Димка обомлел от радостного понимания — за ним, это за ним!
— Я... — прошептал он. И, испугавшись, что не услышат, повторил звонко: — Я!
...Длиннорукий и длинноногий Жердюн (тот, с гнездом на голове) помог Димке вылезти в окно. Портфель Димка забыл у парты и не скоро про него вспомнил. Лилипут уходил последним, дунул на осколки — и стекло сложилось, как мозаика, встало на место, даже сделалось новым и чистым. За ним Димка, обернувшись, видел обалделые лица ребят...
— Времени у нас ещё много, — сообщил Димке лилипут. — Дома-то знают, что ты идёшь в Лес?
Димка вздохнул и помотал головой:
— Не поверила мамка... Давайте зайдём, пусть она вас увидит, а? Пожалуйста!
— Дак оно... это... — Жердюн смутился. — Люди же...
— А пускай! — махнул ладошкой лилипут. — Чего ж...
— А не выпугаем? Штобы кровь не застыла... Надо было Голобоку с тобой идти, он благообразный.
— Ты глазьми своими совьими поменьше лупай. Стань за уголок, а с женщиной я сам говорить буду.
Пока шли к Димке, лилипут, исчезнувши на пару минут, вынырнул откуда-то едва ли не из под самых Димкиных ног с букетом огромных, пахнущих так, будто целый июньский луг вздохнул в лицо Димке росной, утренней свежестью, цветов, белых, сияющих. Их он и вручил Димкиной маме, едва переступив порог, и тараторил при этом, как полуразбитый велик на ухабах:
— Ах, дражайшая хозяюшка-сударыня! Что за день! Вседобрейший денёк! А уж мы как рады! Позвольте вам... Я, значит, зовусь Колотун, из Леса мы, но пугаться нас не надо, никак не надо, так как мы к такой дорогой хозяюшке расположены исключительно дружелюбно и намерения имеем самые порядочные.
И — поразительно — мама не испугалась. Ну, почти не испугалась. Удивилась, конечно, просто до того, что глаза у неё сделались круглыми, как у птицы. А когда она пришла в себя, Димке даже показалось, будто мама чуть-чуть помолодела. Хотя — ну, чего же тут странного — удивление всякого человека делает моложе...
А потом мама разрешила Димке идти с Колотуном и Жердюном в лес. Не услышал бы Димка этого своими ушами — не поверил бы. Он отправляется в лес на ночь и ещё день!
Поблизости от Димкиной деревни никаких лесов не было. Самый настоящий, с вековыми деревьями, глухими чащобами и дикими зверями имелся, по Димкиным подсчётам, километрах в тридцати. Сам Димка там ни разу не бывал, но взрослые рассказывали, что в этом лесу есть и лоси, и кабаны, и гадюки. Только медведей никто не видел, но, наверно, те просто жили скрытно, гуляли по самым дальним полянам и решительно не собирались показываться людям на глаза.
Тихий, тёплый день бабьего лета незаметно сделался ранним и таким же тёплым вечером. В воздухе повисли тучи мошкары, густел запах дыма от множества костров — повсюду жгли бурьян и ботву на огородах, а ещё — запах яблок и груш из садов, этим летом яблок и груш уродилось так много, что они осыпались и гнили, хозяйки просто не могли употребить всё это добро в дело.
Вечер был таким чудесным, что на несколько минут Димка даже перестал думать о цели своего путешествия. Он представил себе, как всё было бы, если б его деревня целиком перенеслась вдруг в волшебную страну. Бабки, что сидят у ворот и провожают путников насторожёнными взглядами, варили бы по вечерам разные зелья, дома сделались приземистей, а в некоторых жили всякие чудные существа — коренастые гномы, скрытные домовые и колдуны. Мальчишки искали бы клады, зачарованные урочища и могильники с привидениями. А он, Димка, добыл бы волшебную книгу, учился в школе волшебников, подружился там с кем-нибудь, и они вместе стали бы открывать новые чудеса и чудесные страны.
Тем временем три необычных путника покинули деревню и зашагали к роще у оврага. Стемнело. Зажглись звёзды, а луны не было видно. "Она пока за тем вон холмом", — сообщил Колотун. Из низин полз холодный туман, напоминая всем обитателям луга, что лето уже кончилось.
Вдалеке Димка увидел небольшой костёр. Колотун и Жердюн, судя по всему, направлялись именно к нему.
— Что там? — спросил Димка.
Жердюн странно хмыкнул. Или хихикнул, Димка не разобрал. Зато лилипут объяснил:
— Наши там... балуются.
Когда подошли к костру совсем близко, Димка удивился — у огня сидели две девчонки. Девчонки как девчонки, Димка их не узнал, да и костёр к этому времени больше дымил, чем горел, Димка различил только, что у девчонок длинные волосы и одеты они в куртки. Одна что-то ворошила палочкой в золе. На путников они даже не обратили внимания.
— Они... тоже из Леса?! — запоздало сообразил Димка. Костёр уже затерялся в тумане, и стало как-то необычно тихо — только шуршала под ногами трава.
— Из Леса, а как же...
— А почему они такие? Как девчонки...
— Девчонки? Хм... Это они балуются. Вот был бы на твоём месте кто другой, да нас с Жердюном поблизости не оказалось...
Неужели, съели бы? — хотел спросить Димка, но в этот момент запнулся за корень, замахал руками. Кто-то поддержал его. Димка вцепился в протянутый ему локоть... и замер. Локоть был очень шершавый, твёрдый и... это была ветка!
— Ой! — сказал он.
— Что? — обеспокоился Колотун. — Никак налетел на что?
Димка разжал ладони, отскочил, вглядываясь... но тьма сделалась такая — будто ночью да в погребе!
— Там... деревья, — пролепетал он.
— Деревья, да... В Лесу мы уже. Сейчас светляки слетятся, дорогу укажут — и веселее будет!
Правда — Димка только успел глаза потереть, соображая, не ослеп ли он? — как вдруг вспыхнули бледно-зелёными точками, даже целыми гроздьями — огоньки. Впереди, у самых ног, и дальше — убегала вдаль, мерцая мириадами живых искр, тропинка. Она была не прямой — как ручеёк, виясь, находит себе дорогу среди бугорков и кочек, так и тропа — змеилась, петляла, где-то исчезала в глыбах лесной тьмы — и выныривала чуть дальше, всё такая же летучая, живая, оттого что светлячки не сидели на месте.
Тропинка вывела путников на поляну, и тут же в небе обнаружилась луна, чуть-чуть не полная, спелая, сказочная, близкая. И домик приветно светил навстречу жёлтым окошком.
— Пришли, — с блаженством в голосе выдохнул Жердюн. Димка растерялся.
— А как же... Дворец Ласточки? (Он подумал, что хватит вполне и маленькой лесной избушки, главное ведь совсем в другом, в волшебстве!.. Но почему писали именно про "Дворец"?)
— Дак на сегодня-то, он имеет в виду. Дорога была дальняя, время позднее. Перекусим да отдохнём, мы сегодня не на малую толику дело продвинули, да, Жердюнушка? — сладко зевнув, видно, в предвкушении близкого отдыха, проговорил лилипут. — Куда торопиться-то? Луна, вон, ещё не полная.
— А мама? Меня же только до завтра отпустили? — заволновался Димка.
— А! — махнул рукой Колотун. — Ну, ты, прям, будто про волшебство раньше и слыхом не слыхал... Мы ж не олухи какие, мы дело знаем. Сказали так, думали эдак, мамка-то твоя запомнила не то, сколько дней тебя не будет, а то, что беспокоиться о тебе нечего, у добрых "людей" ты, у надёжных, и на пользу тебе путешествие это, значит, пойдёт.
Димка облегчённо вздохнул. Чудесно так — значит, впереди у него не один даже день удивительных событий!
В избушке Димку ждали. Громыхнув ухватом, метнулась от печки к порогу старушка. Малюсенькая, как Колотун, седые волосы собраны на затылке в пучок, лицо широкое, нос огромный.
— Охо-ох-ох! — закричала она. — Вот и они!
Задрала голову, разглядывая Димку — всего миг, но очень внимательно; потащила его к лавкам у стены, ухватив обеими руками за запястье.
У маленькой старушки было чудное имя — Лазуля. Она оказалась суетливой и доброй, хлопотала, мечась по избушке, появлялась там и тут, и бормотала что-то себе под нос. Один раз Димка заметил, как, потянувшись к горшочку на высокой полочке, она легко сняла его, а через миг — уже наливала в Димкино блюдечко золотистый, душистый мёд, наливала, приговаривая:
— Чего тебе к медку-то, солнышко, молочка холодного, или горячего, или взвару лесного, кисленького?..
Наелся, напился Димка, сморил его сон. Но спал он недолго. Очнулся на лавке, укрытый чем-то мягким и тяжёлым. Наверное, шкура медвежья, решил он.
Приподнялся осторожно, чтобы не разбудить хозяев. В окошко светила луна, и как ни вглядывался Димка, в избе никого больше не увидел. Скамейки были пусты, тишина стояла, только еле слышно поскрипывала и дышала изба.
