Шарик должен был разбиться — настолько он казался хрупким. Но подчинившись магии Велемира, он застыл в дюйме от пола. Владыка слегка шевельнул пальцами, и шарик устремился вверх.
— Простите, — виновато пробормотала Мила, когда Владыка вновь держал шарик в своей руке. — Я не хотела… Глупо вышло — он из-за меня чуть не разбился.
Велемир вздохнул и отечески улыбнулся ей.
— На это стекло наложены чары — его нельзя разбить. Я подумал, что ты стала уже достаточно взрослой, чтобы принять это.
Мила недоверчиво посмотрела на шарик.
— А что это? — спросила она.
— Это мнемосфера, — ответил Владыка.
— Но… — Мила пребывала в растерянности: во-первых, она никогда еще не видела такой миниатюрной мнемосферы, а во-вторых… — Зачем она мне?
— Ты не поняла, — тихо произнес Велемир. — Она принадлежит тебе по праву. Это мнемосфера Асидоры.
Мила на несколько мгновений перестала дышать, посмотрев на небольшой шар совсем другими глазами, словно только сейчас увидела его по-настоящему.
— Ты возьмешь ее?
Мила кивнула. В этот раз она не отдернула руку, и шарик, скатившись с ладони Владыки, упал в ее ладонь. Стекло было прохладным на ощупь и казалось невесомым.
Она вдруг спохватилась:
— А как же… Я ведь должна что-то написать в Табуле расе, чтобы вызвать воспоминания…
— Тебе не нужно ничего писать, — отрицательно качнул головой Владыка. — Здесь всего несколько воспоминаний. Достаточно будет лишь произнести имя твоей прабабушки, и мнемосфера покажет тебе их все.
Мила кивнула. Она не могла оторвать взгляда от крошечной мнемосферы. Это казалось таким нереальным, что в ее руках находятся частички жизни Асидоры — образы, виденные ее собственными глазами.
— Я думаю, будет правильно, если я оставлю тебя наедине с воспоминаниями твоей прабабушки, — сказал Владыка. — Любой посторонний в таком деле будет лишним. Но сначала…
Владыка задумчиво посмотрел в сторону окна. Мгновение спустя с тяжелым вздохом он перевел взгляд на Милу.
— У меня есть просьба, Мила, — негромко сказал Велемир; в его ярко-зеленых глазах промелькнуло что-то похожее на чувство вины.
— Просьба? Какая?
Велемир, словно извиняясь, улыбнулся лишь уголками губ.
— Не держи на меня обиду.
— Обиду? — удивилась Мила. — За что?
— За то, что скрывал от тебя правду о том, кем был твой прадед и как умерла твоя прабабушка.
Мила растерянно качнула головой. Ей было неловко, что Владыка чувствует себя виноватым перед ней. Ведь его вины не было в том, чья кровь текла в ее венах.
— Я… все понимаю. Вы хотели как лучше. Чтобы я… не расстраивалась.
Велемир улыбнулся. Его пронзительные зеленые глаза около минуты смотрели на нее с каким-то непонятным выражением. Потом он сказал:
— Спасибо, Мила. За понимание. Я не ошибся — ты действительно стала взрослой.
* * *
Велемир ушел, а Мила все продолжала стоять посреди комнаты, словно гипнотизируя взглядом маленький прозрачный шарик. Она понимала, что на самом деле на ее ладони лежит прошлое ее прабабушки — те знания, которые она так долго жаждала получить, ниточка, связывающая Милу с теми, кто был ее семьей. Но теперь вдруг ей стало боязно. Наверное, она опасалась увидеть нечто столько же ужасное, как воспоминание Казимира Послушника, в котором ее прадед убил ее прабабушку.
Однако Мила уже знала: несмотря ни на что, она хочет открыть это волшебное окошко в прошлое и сделает это. Она подошла к кровати, забралась на нее с ногами, устроилась поудобнее и, поднеся ладонь с мнемосферой поближе к глазам, произнесла:
— Асидора.
Тотчас шар наполнился клубящимся туманом, в котором, словно раскрывая дверцы в другую жизнь, засверкали неведомые созвездия. А потом туман пал.
Первым, что увидела Мила внутри сферы, было письмо. Вернее, это был конверт — прямоугольный белый конверт со старой маркой в правом верхнем углу, поверх которой был поставлен почтовый штемпель. С той стороны, где строгим почерком был выведен адрес отправителя, взгляд Милы невольно выхватил имя человека, который отправил это письмо, — Даниил Кровин.
В первый момент имя показалось чужим, но уже секунду спустя Мила поняла, что оно ей знакомо. И когда она это поняла, ее дыхание словно остановилось, а сердце почему-то наоборот забилось сильнее. Она вспомнила: ее прадеда, мужа Асидоры и основателя Гильдии, звали Даниил. Теперь Миле была известна и его фамилия — Кровин.
В этот момент сфера наполнилась туманом, стирая очертания прямоугольного конверта вместе с именем прадеда Милы. Засверкали крохотные звезды. Мгновение — и туман рассеялся, а Мила в маленьком прозрачном шарике увидела море.
Солнце поднималось над горизонтом, бесконечно радостным светом заливая пляж, на который одна за другой набегали морские волны. Миле показалось, что она слышит, как шипит белая пена волн и позвякивает галька. По берегу шел молодой юноша. Его темные волосы трепал морской бриз. Мила узнала его сразу же, хотя сейчас он выглядел младше и лицо его не было таким холодным, как в воспоминании Казимира Послушника, старого Девятого Ключника, поведавшего Миле правду о ее происхождении. В этом воспоминании Асидоры Даниил был таким же красивым, но выглядел он все же иначе. Его рубашка с короткими рукавами была расстегнута, а брюки закатаны до середины икр. Улыбаясь беззаботной мальчишеской улыбкой, он приближался, ступая по нагретой солнцем гальке босыми ногами. Его ладони были сложены лодочкой, как будто он что-то нес в них. Вот он подошел совсем близко, опустился на корточки и высыпал на гальку пригоршню морских ракушек. Они были красивые и разноцветные: жемчужно-белые, розово-золотые, серые с узорной белой каймой, — и казались настоящим сокровищем. Мила невольно залюбовалась ими.
Однако рассмотреть получше ей не удалось — морской берег заволокло туманом, исчезло море, солнце, молодой темноволосый парень, который был ее прадедом, и в сфере засверкали созвездия.
Несколько секунд спустя туман разошелся, словно занавес. По ту сторону занавеса стоял Даниил. Он был одет в нарядный костюм, волосы его были аккуратно причесаны, лицо словно отражало торжественность и значимость происходящего. Даниил повернул голову и посмотрел прямо на Милу пронзительными и яркими, как аквамарин, голубыми глазами. В этих глазах, как в зеркале, Мила вдруг увидела отражение Асидоры. Красивая черноволосая девушка была одета в свадебное платье. Она улыбалась…
Туман безжалостно поглотил Асидору, и Мила почувствовала разочарование от того, какой мимолетной на этот раз была ее встреча с прабабушкой. Секунд десять Мила наблюдала за движением тумана в миниатюрной мнемосфере. Когда туман упал, она увидела крошечную колыбель, в которой спал ребенок. Мила не могла узнать в новорожденной девочке свою бабушку, ведь та никогда не показывала ей свои детские фотографии, и все же догадаться, что это именно она, было нетрудно. Бабушка Милы была единственным ребенком Асидоры и Даниила.
Не испытав ни умиления, ни даже интереса, Мила только обрадовалась, когда мнемосфера вновь наполнилась туманом, скрыв от глаз колыбель с грудником. В голове, противореча здравому смыслу, навязчиво скреблась мысль, что ее обманывают — бабушка не могла быть ребенком! Да разве эта черствая, холодная, исполненная ненависти женщина, отправившая Милу в детдом, могла когда-то быть невинным младенцем?!
Невольно нахлынувшие воспоминания о тринадцати годах жизни в бабушкином доме вместе со Степанычем, не раз пытавшимся убить Милу, отступили, скрывшись в глубинах ее памяти, когда в мнемосфере вновь ожило прошлое Асидоры.
Мила увидела комнату, освещенную лунным светом. Створки окна были распахнуты настежь. Открылась дверь, и в комнату вошел Даниил. В нем уже не осталось почти ничего от того юноши, который собирал на пляже морские ракушки. Это был собранный, холодноватый молодой мужчина с властным изгибом рта — именно таким Мила видела Даниила в воспоминании старого букиниста с улицы Девяти Ключников.
Даниил сделал несколько шагов в глубь комнаты, и вдруг его глаза расширились от изумления. Его губы что-то беззвучно прошептали, он попятился, но почти сразу подался вперед — очень медленно, словно каждый шаг давался ему с трудом. Его взгляд, устремленный в сторону окна, выражал недоверие и сильное волнение. Миле показалось, что в тот момент в комнате, освещенной лунным светом, застыло время. Но вот Даниил бросился к окну, и одновременно всё — и комната, и оконный проем, и Даниил — стали отдаляться от Милы. Несмотря на то, что расстояние между ней и Даниилом увеличивалось с каждой секундой, Мила заметила, что удивление в голубых глазах ее молодого прадеда сменилось пониманием и холодной, пугающей яростью. В этот момент за его спиной что-то сверкнуло, и Мила машинально перевела взгляд. Там стоял трельяж. В зеркале отражалось окно с распахнутыми настежь рамами и темное ночное небо в оконном прямоугольнике. На фоне неба парила птица. Она удалялась все дальше и дальше, пока не растворилась в ночи. Почти тотчас на смену ночи пришел туман. Он сделал в мнемосфере лишь один неторопливый виток и растаял.
