— Агата, знаешь, почему принцесса не может дружить с ведьмой? — Софи медленно повернулась. — Потому что у ведьмы никогда нет собственной сказки. Ведьма губит сказку, чтобы быть счастливой.
Агата боролась с подступившими слезами.
— Но я не…я не ведьма…
— ТОГДА ЖИВИ СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ! — выкрикнула Софи.
Она смотрела, как в её затемненное окно выпорхнула голубка, а потом свернулась клубочком под своими простынями, укрывшись так, чтобы свет совсем исчез.
В ту ночь Софи приснился второй сон. Она бежала по лесу, голодная как никогда — пока не встретила оленя с человеческим лицом, таким же молочно-белесым, какое она видела накануне. Она пригляделась, чтобы разобрать, кто же это был, но лицо превратилось в зеркало, и она увидела только свое отражение. Но это была не она в зеркале.
Это был Чудовище.
Софи проснулась в холодном поту, в висках стучала кровь.
Снаружи комнаты номер тридцать четыре, ютился Хорт, при свете свечи, читая, «Дар Одиночества».
Дверь позади него со скрипом отворилась.
— Что обо мне говорят?
Хорт замер, будто приведение услышал. Он обернулся, глаза его расширились.
— Я хочу знать, — сказала Софи.
Она последовала за ним в темный коридор. Суставы её хрустели. Софи не помнила, когда стояла в последний раз.
— Я ничего не вижу, — сказала она, разыскивая впотьмах его светящуюся эмблему лебедя на груди. — Где ты?
— Сюда.
Зажегся факел и в свете огня показался перебинтованный Хорт. Софи попятилась от него.
Каждый дюйм черной стены у него за спиной была покрыта плакатами, лозунгами, граффти — ПОЗДРАВЛЯЕМ, СТАРОСТА! С ТРИУМФОМ В ИСПЫТАНИИ! ЧТЕЦ ВЫЖИЛ! — сопровождающиеся скабрезными карикатурами Счастливцев, демонтирующих различные несчастные случаи, приводящие к смерти. Под стеной на полу валялись зеленые букеты из цветов-хищников, держа в острых зубах бутонов сообщения:
Хотел бы я поменяться с тобой местами!
РаванТы величайшая Воровка Сердец!
МонаТедрос это заслужил!
Твоя подруга, АрахнеСофи была ошеломлена.
— Я не понимаю…
— Тедрос сказал, что ты использовала его, чтобы победить в Испытании, — объяснил Хорт. — Леди Лессо назвала это «Ловушка Софии» — сказала, что ты даже её одурачила! Учителя сказали, что ты лучшая Староста Зла за все время. Смотри!
Софи проследила за его взглядам к ряду зеленых коробочек среди букетов, перевязанные красными лентами.
Она открыла первый и обнаружила пергаментную карточку:
НАДЕЮСЬ, ВЫ ПОМНИТЕ, КАК ЭТИМ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ.
ПРОФЕССОР МЭНЛИ.Под карточкой лежал плащ из черной змеиной кожи.
В последующих коробочках она плучила от Кастора мертвого перепела в подарок, леди Лессо подарила цветок во льду, а Сэдер её плащ для Испытания, при этом прося её пожертвовать эту вещицу для Выставки достижений Зла.
— Какой гениальный ход, — заискивающе сказала Хорт, пытаясь примериться к плащу. — Превратиться в растение и ждать, пока останутся только Тедрос и Эстер, а потом заманить и отыграться на Эстер, пока Тедрос ранен. Но почему ты не расправилась с Тедросом? Все спрашивают, но он ничего не говорит. Я сказал, что солнце взошло, ты просто не успела.
Хорт увидел выражение лица Софи и его улыбка исчезла.
— Это же был ловкий ход, не так ли?
Глаза Софи наполнились слезами. Она начала трясти головой…
Но потом она кое-что заметила на стене перед ней.
Черная роза, шипы которой проткнули записку. С записки еще капали чернила.
Софи взяла её в руки.
Мошенница. Лгунья. Змея.
Ты там, где и должна быть.
Да здравствует ведьма.
— Софи? От кого это?
У Софи защемило сердце, когда она услышала такой знакомый аромат, источаемый шипами.
Значит, это была её награда за Любовь.
Она раздавила розу, окропив кровью слова Тедроса.
— Это заставит тебя почувствовать себя лучше.
В комнате номер шестьдесят шесть Анадиль черпала молочно-желтую муть из своего казана, капая на пол. К образовавшимся лужам немедленно подлетали крысы, уже выросшие на восемь дюймов, кусались и царапались за право лизнуть первой.
— Твой талант становится сильнее, — прохрипела Эстер.
Анадиль села на краешек постели Эстер с пиалой.
— Всего несколько глотков.
Эстер сделала только один, а потом упала на спину.
— Не стоило даже и пытаться, — прохрипела она. — Она слишком хороша. Она в два раза лучше ведьма, чем я…
— Тише, не напрягайся.
— Но она любит его, — сказала Дот, свернувшись калачиком на своей кровати.
— Она думает, что любит, — уточнила Эстер. — Как мы все думали.
Глаза Дот вылезли из орбит.
— Дот, да я тебя умоляю. Думаешь, она единственная Несчастливица замаранная любовью?
— Эстер, перестань, — с нажимом сказала Анадиль.
— Нет уж, давайте на чистоту, — упорствовала Эстер, изо всех сил пытаясь сесть. — Все мы испытывали постыдное волнение. Все мы чувствовали слабость.
— Но эти чувства — неправильны, — сказала Анадиль. — И неважно насколько они сильные.
— Вот, почему этот случай особенный, — иронично сказала Эстер. — Она почти убедила нас, что они были правы.
В комнате повисла тишина.
— И что теперь с ней будет? — спросила Дот.
Эстер вздохнула:
— А то, что было с нами всеми.
На сей раз их молчание было прервано удаленными треском в медленном, угрожающем ритме. Три девочки вытянули шею в сторону двери, а треск стал жестче и чище, словно удар хлыста. Он становились громче, более резким, пронзая коридор, затем ослабев возле их комнаты, затих.
Дот с облегчением пукнула.
Дверь распахнулась и девочки вскрикнули, а Дот даже свалилась с кровати…
Сильная тяга сдула подвешенные платья и они занялись огнем от факела над дверью, отбрасывая всполохи света на затененные лица.
Волосы мерцали и свободно развивались, черные в тон накрашенным глазам и губам. Белая, как у призрака кожа светилась на фоне черного лака на когтях, черного плаща и черной кожи.
Софи шагнула в комнату, высокие серные сапоги чеканили пол.
Эстер улыбнулась ей в ответ.
— Добро пожаловать домой.
Дот нервно пискнула с пола:
— Но где мы найдем новую кровать?
Три пары глаз уставились на неё.
У неё даже не было времени, чтобы собрать свои пожитки. Дот колотила в железную дверь в темном-претемном коридоре, но ответом ей была ужасающая тишина. Все было бесполезно.
Для шабаша хватало ведьм и её, будучи лишней, изгнали.
Счастливцы не праздновали, когда Тедрос получил свой жетон Старосты. Как они могли, когда Софи сделала из него дурака?
— Зло вернулось! — горланили Несчастливцы. — У Зла есть своя Королева!
А потом Счастливцы вспомнили о том, чего нет у Несчастливцев. То, что доказывает их превосходство.
Бал.
И Королева не была приглашена.
Первый снег завалил Поляну грязноватыми льдинками, стуча по ведрам Несчастливцев громкой дробью. Когда они попытались схватить заплесневелый сыр замороженными пальцами, то метали свирепые взгляды на Счастливец чего-то ищущих, слишком занятых, чтобы волноваться о погоде. Когда до Бала оставалось всего две недели, девочкам необходимо было сделать все возможное, чтобы расположить к себе мальчиков, потому что они по-прежнему отказывались приглашать кого-либо до Арены. Рина, например, ожидающая предложения от Чаддика, перекрасила старое платье своей умершей матушки под серый цвет его глаз. Но, если Чаддик вместо неё пригласит Аву (она подловила его за разглядыванием портрета Белоснежки, так что он может предпочитать бледных девиц), тогда её может позвать на Бал Николас. В этом случае она поменяется белым платьем с Жизелль, которое отлично будет смотреться на фоне его смуглой кожи. А если её не пригласит Николас…
— Мама говорит, что добродетель заставляет людей чувствовать себя желанной, даже, если вы этого не хотите, — вздохнула она рядом с Беатрикс, которая явно скучала. С Софи более не влияющей на ситуацию, она понимала, что Тедрос был её парой. Не то, что бы он это подтвердил. Принц игнорировал всех, после Испытания, став угрюмым как Несчастливцы. Теперь Беатрикс почувствовала, что его настроение заразило и её, когда она смотрела, как он стреляет из лука в дерево, под которым они некогда сидели с Софи.
Тедрос рвал на части свое сердце, но не получал от этого удовлетворения. После нескольких дней издевок, его приятели попробовали как-то взбодрить его. Да кого волнует, что он хочет губить себя ради какой-то там Несчастливки! Да всем плевать, если впустую теряет с ней время! Он все еще победитель страшного Испытания и уделал их всех. Но Тедрос видел в этом только стыд, для него он был сейчас не лучше своего отца. Рабом ошибок своего сердца.
