— Что вы делаете? — спросил Уилл.
— Лечу твою рану. Не двигайся.
— Кто вы?
— Я единственный, кто знает, для чего существует нож. Держи свою руку вот так. Не двигайся.
Ветер дул ещё сильнее, чем раньше, и первые капли дождя упали Уиллу на лицо. Он сильно дрожал, но, тем не менее, поддержал левую руку правой, пока человек не нанёс ещё немного мази на его пальцы и не обмотал его ладонь полоской ткани.
А как только рана была обработана, мужчина обмяк и сам улёгся на землю. Уилл, всё ещё удивлённый благословенной прохладой в своей руке, попытался сесть и посмотреть на него. Но сейчас было ещё темнее. Он протянул вперёд свою правую руку и коснулся гружи мужчины, где сердце билось, подобно птице о прутья клетки.
— Ага, — хрипло сказал мужчина. — Попробуй-ка вылечить это.
— Вы больны?
— Скоро полегчает. Так у тебя есть нож?
— Да.
— И ты знаешь, как пользоваться им?
— Да, да. Но разве вы из этого мира? Откуда вы знаете про него?
— Слушай, — сказал мужчина, с трудом усаживаясь. — Не перебивай. Если ты хранитель ножа, то у тебя есть задача, более грандиозная, чем ты можешь себе представить. Ребёнок… Как они могли допустить такое? Что ж, так тому и быть…
Война приближается, мальчик. Величайшая война из всех. Нечто подобное уже случалось раньше, и в этот раз должна победить правильная сторона. На протяжении тысяч лет человеческой истории у нас не было ничего, кроме лжи, жестокости, пропаганды и обмана. Пора нам начать заново.
Он остановился, сделав несколько дрожащих вздохов.
— Нож, — продолжил он через минуту. — Эти древние философы так и не поняли, что они сделали. Они изобрели устройство, которым можно было разрезать мельчайшие частицы материи, и использовали его, чтобы воровать конфеты. Они не имели представления, что сотворили единственное оружие во всех вселенных, способное уничтожить тирана. Всевышнего. Бога. Восставшие ангелы проиграли, потому что у них не было ничего подобного, но теперь…
— Я не хотел его! Я и сейчас не хочу! — закричал Уилл. — Если вы хотите его, можете брать! Я ненавижу его, ненавижу всё, что он делает…
— Слишком поздно. У тебя нет выбора: ты хранитель. Он выбрал тебя. А вдобавок, они знают, что он у тебя, и если ты не используешь его против них, они вырвут его у тебя из рук и используют его против нас всех, навсегда.
— Но почему я должно драться с ними? Я слишком долго дрался, я не могу продолжать драться. Я хочу…
— Ты победил в своих драках?
Уилл помолчал. Затем он сказал:
— Думаю, да.
— Ты сражался за нож?
— Да, но…
— Значит, ты воин. Это то, что ты есть. Спорь с чем угодно, но не спорь с собственной природой.
Уилл понимал, что мужчина говорит правду. Но эта правда не была приятной. Она была тяжкой и болезненной. Мужчина, казалось, понимал это, потому что он подождал, пока Уилл наклонит голову, прежде чем продолжить.
— Есть две великие силы, — сказал мужчина, — и они сражались с начала времён. Все улучшения в человеческой жизни, все клочки знания, мудрости и достоинства, что у нас есть, были вырваны одной стороной из зубов другой. За каждый клочок человеческой свободы шла ожесточённая борьба между теми, кто хочет, чтобы мы знали больше, и были мудрее и сильнее, и между теми, кто хочет, чтобы мы лишь скромно подчинялись.
— А теперь эти две великие силы готовятся к битве. И обе хотят заполучить этот твой нож больше, чем что бы то ни было ещё. Тебе придётся выбирать, мальчик. Нас привело сюда, нас обоих: тебя с ножом, и меня, чтобы рассказать тебе о нём.
— Нет! Неправда! — вскрикнул Уилл. — Я ничего такого не искал! Это вовсе не то, что я искал!
— Возможно, это не то, что ты искал, но это то, что ты нашёл, — ответил человек в темноте.
— Но что я должен делать?
И тогда Станислав Грамман, Джепари, Джон Парри, замешкался.
Он отлично помнил клятву, которую дал Ли Скорсби, и замешкался, прежде чем нарушить её, но он нарушил её.
— Ты должен направиться к лорду Азраилу, — ответил он, — и сказать ему, что Станислав Грамман послал тебя, и что у тебя есть то оружие, что ему нужно превыше всего. Нравится тебе это или нет, парень, но тебе надо это сделать. Забудь обо всём ином, каким бы важным тебе это ни казалось, пойди и сделай это. Кто-нибудь отведёт тебя — ночь полна ангелов. Твоя рана теперь исцелится… Подожди. Прежде, чем ты уйдёшь, я хочу на тебя посмотреть.
Он покопался в мешке, что он нёс, и что-то достал оттуда, развернул несколько слоёв промасленной кожи, и чиркнул спичкой, зажигая маленькую лампу. В её свете, сквозь ветреный дождливый воздух, они посмотрели друг на друга.
Уилл увидел горящие синие глаза на измождённом лице с упрямым подбородком, небритым уже несколько дней, изрезанным болью, и худое тело, завернувшееся в тяжёлый плащ, украшенный перьями.
Шаман увидел мальчика, ещё более молодого, чем он думал, чьё худое тело дрожало в изорванной рубашке, с усталым, независимым и осторожным выражением лица, бурлящего любопытством. Его глаза были широко распахнуты под прямыми чёрными бровями, так похожими на брови его матери…
Они как раз начали понимать кое-что ещё.
Но в этот самый момент, когда свет лампы упал на лицо Джона Парри, что-то просвистело вниз из бурлящего неба, и он упал мёртвым, прежде чем он успел сказать хоть слово, со стрелой в груди. Деймон-скопа исчезла в ту же секунду.
Уилл мог только беспомощно сидеть.
Краем глаза он увидел какое-то движение, его правая рука тут же дёрнулась, и он обнаружил, что схватил снегиря, деймона, красногрудого и перепуганного.
— Нет! Нет! — закричала ведьма Юта Камайнен, и упала рядом с ним, схватившись за сердце, неуклюже упав на каменистую землю и снова поднявшись.
Но прежде, чем она успела встать, Уилл был перед ней, а скрытный нож был прижат к её горлу.
— Зачем ты это сделала? — закричал он. — Зачем ты убила его?
— Потому что я любила его, и он отказался от меня! Я ведьма! Я не прощаю!
И, будучи ведьмой, она бы не испугалась мальчика. Но она боялась Уилла. Этот маленький раненый человечек содержал в себе большую силу и опасность, чем она когда-либо встречала в человеке, и это сломало её. Она поползла назад, а он последовал за ней и схватил её за волосы левой рукой, не чувствуя боли, ощущая лишь невероятное, сокрушительное отчаяние.
— Ты не знаешь, кто он, — кричал он. — Он был мой отец!
Она затрясла головой и прошептала: «Нет! Нет! Этогоне может быть! Невозможно!»
— Думаешь, вещь должны быть возможными? Они должны быть истинными! Он был мой отец, и мы оба не знали этого до той самой секунды, пока ты не убила его! Ведьма, я ждал всю свою жизнь, и прошёл весь этот путь, и я нашёл его, и ты убила его…
Он встряхнул её, как тряпку, и швырнул её на землю, наполовину оглушив её. Её удивление было ещё большим, чем её страх перед ним, который был силён. Она с трудом поднялась и, умоляя, схватила его за рубашку. Он отшвырнул её руку.
— Что он тебе сделал, что тебе надо было убить его? — крикнул он. — Скажи мне, если можешь!
Она посмотрела на мёртвого мужчину. Затем она опять посмотрела на Уилла и печально покачала головой.
— Нет, я не могу объяснить, — сказала она. — Ты слишком молод. Это ничего тебе не скажет. Я любила его. Это всё. Этого достаточно.
И, прежде, чем Уилл мог остановить её, она упала на землю, воткнув себе в грудь нож, который она сняла с собственного пояса.
Уилл не почувствовал ужаса, только пустоту и удивление.
Он медленно встал и посмотрел на мёртвую ведьму, лежавшую у его ног, на её чёрные волосы, гладкие щёки, её бледные руки, её губы, раздвинутые, как при поцелуе.
— Я не понимаю, — сказал он вслух. — Это слишком странно.
Уилл повернулся к мертвецу, который был его отцом.
Тысячи слов толпились в его горле, и только хлещущий дождь охлаждал его горящие глаза. Маленькая лампа всё ещё мерцала, вспыхивая, когда вода проникала внутрь, и в её свете Уилл опустился на землю и прикоснулся к телу отца, касаясь его лица, его плеч, его груди, закрывая его глаза, отводя мокрые седые волосы со лба, прижимая ладони к колючим щекам, закрывая рот, сжимая его ладони.
— Отец, — сказал он, — папа, папочка… отец… Я не понимаю, почему она это сделала. Это для меня слишком странно. Но чего бы ты ни хотел, я обещаю, я клянусь, я сделаю это. Я буду драться. Я буду воином. Я буду. Этот нож, я отнесу его к лорду Азраилу, где бы он ни был, и помогу ему сражаться с этим врагом. Ты можешь отдохнуть. Всё хорошо. Ты можешь спать.
Рядом с мёртвым телом лежала кожаная сумка, куски кожи, лампа и маленькая костяная коробочка с мазью из кровомха. Уилл поднял их, а затем он заметил плащ своего отца, лежащий на земле, тяжёлый и промокший, но тёплый. Его отцу он больше не был нужен, а Уилл трясся от холода. Он расстегнул бронзовую заколку на горле отца и, скинув с плеча сумку, завернулся в плащ.
