Ознакомительная версия.
— А еще воспитанная девочка, — укорил Квакер. — Знаешь, как я поступаю с вредными Дюймовочками? Кладу на одну ладонь, а другой сверху — плюх! Была трехмерная Дюймовочка — станет двухмерная, как тень.
— Бе — е, — сказала Лорка и высунула язык — лопатку. А потом добавила, что у ее бабушки много спелых больших помидоров. Здешнего урожая…
Тростик выменял у соседского мальчишки на свою линзу крупную раковину рапана, привезенную с Черного моря.
— Ну и правильно, — сказал практичный Федя. — Стекло, оно что? Так… А раковина как раз для твоей коллекции.
Похудевший большеглазый Тростик мотнул головой:
— Нет. Отнесем Агейке.
И отнесли раковину Агейке. Положили у плиты в путанице осота и повилики. Это было в первое воскресенье сентября. Все еще трещали кузнечики…
Читателю, видимо, понятно уже, что «Бриг «Артемида», первый роман этой книги (или первая книга этого романа), есть дипломная работа студента Ивана Повилики — из того времени, когда Иван закончил отделение литературного мастерства на Туренском филфаке.
Наиболее придирчивые воскликнут: «Как это может быть?!» Вся книга «Стальной волосок» написана в том самом году, когда Ваня пошел в шестой класс! И дальше пока ничего еще не было! Не могло быть!
Ну, это объясняйте как хотите. Сам Ваня — превращаясь из тощего длинноволосого студента обратно в привычного шестиклассника — разводит руками:
— Сам не знаю, как такое получилось…
И мы не знаем. Но книга — то есть, никуда от этого не денешься…
Кстати, на защите диплома случились некоторые осложнения. Руководитель, профессор Жанников, настаивал на пятерке. То есть на оценке «отлично». Однако Ванин оппонент, профессор Иванов, уперся. Говорил, что в лучшем случае — «жидкая троечка». Потому что работа слабая. Ну, не в смысле стиля и литературных образов, а в своей философии. Мол, там какие — то непонятные взгляды.
— Простите, профессор, в чем непонятные? — спросил Ваня (возможно, чересчур независимо).
— Вы пытаетесь убедить читателей, что придуманные вами события имеют право на ту же оценку, что и реальные факты… А в литературе фантастические измышления всегда ценились меньше, нежели факты, взятые из реальности.
— В самом деле? — удивился Иван.
— Коллега Повилика… — мягко сказал руководитель Жанников.
— Извините, — сказал Ваня.
Профессор Иванов, двинувши вперед бородку — лемех, заявил:
— В вашей так называемой «исторической повести»…
— Это повесть — сказка…
— Потрудитесь не перебивать!.. Придумать можно что угодно. Но во всякой выдумке должна лежать реальная основа. А вы не привели ни одного аргумента, подтверждающего ваш… сюжет.
— Аргументов множество, — возразил Ваня. — Хотя бы история детства профессора Евграфова…
— Мне кажется, не следует козырять своими родственными связями, — оттопырил над бородкой губу профессор Иванов.
— Ну, ладно, — покладисто отозвался Ваня. — Тогда один, совсем свежий аргумент, я не успел приложить его к работе… Мой друг, лейтенант спасательной службы Игорь Григорьев, недавно вернувшийся из училища в наш город на службу, месяц назад ремонтировал свой старинный дом. Под истлевшими обоями он увидел газетную прокладку. Из какой газеты лист, пока неизвестно, однако понятно, что это местная хроника семидесятых годов девятнадцатого века… Если позволите, я процитирую по памяти. Вот что написано на оборванном листе:
«…как стало известно из источников, близких к ученой общественности нашего города, в среду в Турень прибыл академик и профессор Петербургского университета Пэ А Повилика. Он был рад навестить своих старых друзей — капитана Туренского пароходства Гэ Вэ Булатова и мастера — резчика Пэ Ка Григорьева, с которыми в пятидесятых годах участвовал в рейсе по Атлантике. Академик выступил перед учащимися городского училища и рассказал им об этом плавании. Среди слушателей нашелся молодой преподаватель, который несколько вызывающим тоном подверг сомнению факт прохода брига «Артемида» по проливу Ривьер — Сале на перешейке острова Гваделупа. Он ссылался на утверждения писателя Жюля Верна, что такой проход невозможен.
«Такие сомнения высказывались и ранее, — сообщил Петр Афанасьевич Повилика. — Мне известен инцидент в Севастополе, когда мой знакомый капитан — лейтенант Невзоров вызвал на поединок другого офицера, Малахова, и прострелил ему плечо за то, что Малахов излагал суждения, напоминающие ваши…» — После чего академик улыбнулся, давая понять, что его слова можно расценивать, как шутку…»
— Вы опять козыряете вашими родственными связями, — заявил профессор Иванов.
— Отнюдь, — возразил дипломник Повилика. — Полагаю, мы с академиком просто однофамильцы. Хотя я счел бы за честь считать себя потомком Петра Афанасьевича… А если бы я хотел коснуться нашей фамилии более подробно, то мог бы привести более любопытные факты…
— Например? — спросил руководитель Жанников.
— Если позволите, такой… Когда мне было около двенадцати лет, я посадил в горшок с геранью семечко помидора. Пожалел его и сунул в землю, чтобы не засохло. К осени оно дало росток. Но стал тянуться вверх не томатный побег, а непонятное растение — стебелек с крошечными розово — лиловыми колокольчиками. Моя бабушка Лариса Олеговна воскликнула: «Да это же повилика!» Вьюнок обвился вокруг стебля герани, сросся с ним и образовал единый цветущий куст. Он растет до сих пор, хотите — верьте, хотите — нет. Бабушка называет его помидорно — геранной повиликой… Впрочем, я понимаю, что это не имеет прямого отношения к защите…
— Косвенного тоже, — непримиримо сказал оппонент профессор Иванов.
В комиссии разгорелся спор об оценке. Профессор Иванов был настырен и к тому же состоял в каком — то родстве с проректором по учебной части. Поэтому Ивану Повилике поставили за дипломную работу не «отлично», а «хорошо». Ваня пожал плечами — ему было все равно. Роман «Бриг «Артемида» готовился к печати уже в двух издательствах и в толстом журнале для детей…
Когда Ваню в университетском коридоре шумно поздравили друзья, он отказался пойти в студенческое кафе, чтобы «обмыть» защиту. Он пошел на берег, на обрывы, где густо разрослись молодые клены. Шел и постепенно превращался из дипломника в того, кем был на самом деле — мальчика Ваню, перешедшего в шестой класс. В полинявшем добела футбольном костюме и плетеных башмаках на босу ногу.
А июль превращался в август.
Недавно прошел теплый дождик. Сейчас опять сияло солнце, но листья еще не высохли. Стараясь не задевать веток, Ваня пробрался на крохотную лужайку у самого обрыва. Здесь торчал пень от векового тополя. На пне, сдвинувшись плечами, сидели Гриша и Павлушка. Грише предстояло скоро ехать в Тобольск, в гимназию, и они грустили.
— Да хватим вам, — сказал Ваня, садясь сбоку. — У Павлушки тут Соня Лукова, а Гриша… ты выучишь там кучу корабельных наук. А к Рождеству приедешь на каникулы…
— Утешать легко, — насупленно сказал Гриша. — Сам — то забыл уже, как лил слезы, когда чуть не расстался с Лоркой?
— Ну, так что теперь… — пробормотал Ваня. Не знал, как тут возразить…
— Вань — я, а Лорка теперь кто? — примирительно спросил Павлушка.
— Кто когда? Сейчас или…
— Когда ты уже студент, — усмехнулся Гриша.
— Вы не поверите! Она окончила театральную школу при драмтеатре и работает в местном ТЮЗе.
Играет Дюймовочку, Буратино, Герду и принцессу Турандот!.. И девочку Женю в новом спектакле «Стальной волосок». Зрители от двенадцати до семидесяти лет влюбляются в нее по уши…
— И ты ть — ерпишь? — хихикнул Павлушка.
— А что делать… Вы думаете, у нас в будущем никаких проблем?
Гриша помолчал и сказал:
— Ладно, ребята. Все равно — все хорошо…
— Потому что мы есть, — уточнил Павлушка.
— Да. Потому что мы были, мы есть, и мы будем всегда, — слегка назидательно сказал Ваня. Тут же застеснялся этой назидательности и виновато засопел.
— Агейка вчера нам долбил то же самое, — заметил Гриша. — Когда мы качались на досках у шадриковской лесопилки.
Вверху раздался похожий на россыпь колокольчиков смех, и с веток покатились частые капли.
— Агейка, не балуйся! — взвизгнул Гриша. — Вот беспутная голова!
— Иди к нам, — сказал листьям Ваня. — Посидим вместе.
Но опять посыпались капли, прозвучал смех, прошумели сырые ветки.
— Совершенно несносный «гарсон». Фи… — сказал Гриша голосом учительницы французского языка (ее недавно пригласили Максаровы).
— Агейке нь — екогда, — объяснил Павлушка. — Он построил над логом три радуги и катается по ним на мь — едном блюде. Ну, на том, похожем на шит…
Ознакомительная версия.
