— Ты будешь вознагражден, — пообещал Отто.
— Очень, очень на это рассчитываю, — отозвался Каспар, протягивая ему Ключ.
От взора Живореза не укрылось, что все его коротенькое тело сотрясала дрожь.
— Что это с тобой?
— Ох, и не говори! — плаксиво ответил Захолуст. — Помимо всего, что ты и сам видишь, — он описал рукой круг, указывая на разбитый купол, осколки и комья грязи, которыми был завален пол, — меня еще кое-что сильно тревожит. Девчонка.
— С чего бы это?
— Ее появление в Абарате не случайно. Ты хоть это-то понимаешь?
— Ну-у, может, так оно и есть. Хотя навряд ли. Да тебе-то что ж за дело?
— Слишком легко ей это удалось.
— Что именно?
— Привыкнуть к нашей жизни. Приспособиться. В прежние времена, когда гавань еще существовала...
— Но тебя тогда и на свете не было, Каспар.
— Конечно, не было. Но я ведь умею читать, Отто. Представь себе, авторы всех книг о тех временах сходятся в одном: приезжим из Иноземья требовался немалый срок — дни, недели, а то и месяцы, чтобы пообвыкнуть к жизни на Абарате. А если не дать им времени приспособиться, они запросто сходили с ума. Их куцее воображение не могло вместить того, с чем они здесь сталкивались на каждом шагу.
— Ну да. Ясное дело, — с ухмылкой кивнул Отто. — Слабаки они.
— Ничего-то ты не понял, Отто, как всегда. Я ведь о девчонке тебе толкую. Об этой Кэнди Квокенбуш. Вот ей все оказалось нипочем. Даже колдовать не побоялась, как будто с этим родилась. С этим родилась, Живорез! О чем это нам говорит?
— Да откуда мне знать! — раздраженно бросил Отто.
— Ну я тогда скажу тебе, о чем это говорит мне.
— Ну?
— Она здесь бывала прежде.
— Хм. Вот пусть Лорд Тлен над этим голову и ломает. Я ему доложу.
И Живорез устало махнул рукой, показывая собеседнику, что эта тема его нисколько не занимает.
— Тогда давай решим насчет меня, — предложил Каспар.
— Насчет тебя?
— Ведь это я отыскал Ключ. И девчонку.
— А после ты же ее и упустил. Не справился с этакой малявкой.
— Позволь, разве это была моя вина? Спроси за нее со своих безмозглых грязюк! Они-то запросто могли ее сцапать. В любом случае, ты всего две минуты назад пообещал, что я буду вознагражден.
— Так то было прежде, чем Ключ очутился у меня в руках.
У Захолуста задергались губы.
— Ты...
— Ну-ну, Каспар! Не кипятись. Признай свою ошибку. Ты взял на себя ответственность за девчонку и упустил ее.
— Но что я мог поделать? Она настроила моего раба против меня. Он сломал мой посох.
— Не ожидал от тебя такой беспечности! — Отто покачал головой. — С чего бы это тебе вздумалось доверить рабу свой посох?
От Каспара не ускользнула нотка сарказма в голосе Отто.
— У них было численное превосходство! — заскулил он.
— Ты имеешь в виду, что девчонка и тылкрыс превзошли тебя числом?
Захолуст поджал губы и, ткнув толстым пальцем в сторону Живореза, процедил:
— Я знаю, к чему ты клонишь, Отто.
— И к чему же? — с насмешкой отозвался Живорез.
— Ты хочешь повернуть все так, чтобы лавры достались тебе, а вина пала на меня!
— Мысль, достойная такого сверхподозрительного типа, как ты, — пожал плечами Отто.
— Но именно так ты и собираешься поступить, правда? — не отступал Захолуст.
— Очень возможно, — осклабился Живорез. — Но не станешь же ты утверждать, что поступил бы иначе, если б мы вдруг поменялись ролями?
Захолусту нечего было на это сказать. Испустив протяжный вздох, он заканючил:
— Ну ты хоть расскажи Тлену, как я здесь страдаю. Мы ведь когда-то были друзьями, Отто. Сделай же для меня хоть что-нибудь. Пожалуйста.
— Боюсь, Повелитель Полуночи слишком практичен, чтобы заниматься твоими проблемами теперь, когда он уже получил от тебя все, что ты мог ему дать. Забудь о нем. У него есть дела поважней.
— Но это же несправедливо!
— А жизнь вообще несправедлива, Каспар. Тебе ли об этом не знать? У тебя был раб. Он служил тебе верой и правдой долгих... сколько?
— Двенадцать лет.
— И что, ты был к нему справедлив? Разумеется, нет. Ты его колотил, когда бывал не в духе, и от этого у тебя на душе становилось легче. А когда тебе делалось лучше, ты снова его лупил.
— Думаешь, умнее всех, да, Живорез? — всхлипнул Каспар. В глазах у него от бессильной ярости закипали слезы. — Но послушай меня! Настанут и для тебя скверные деньки, уж поверь! Если ты мне не поможешь выследить и укокошить эту девчонку, она доведет тебя до такой беды... — Он выразительно кивнул на осколки и грязь, покрывавшие пол, и на разбитый купол. — Все это только начало, вот увидишь.
Живорез направился к лестнице.
— Любишь корчить из себя пророка, верно? Еще со школьных времен.
Захолуст ухватился за эти слова как за последнюю надежду.
— О, школа! Отто, помнишь, как мы с тобой дружили в те годы?
— В самом деле? — Живорез вопросительно изогнул брови.
Но при очередном взгляде на жалкую, поникшую фигуру Каспара что-то, какая-то искра сочувствия вспыхнула в глубине его души.
— Ладно, так и быть. Попытаюсь что-нибудь для тебя сделать. Но обещать ничего не могу. Времена нынче тяжелые. Паршивые, смутные времена, Каспар.
— Так это ж ведь к лучшему! Ловкому и небоязливому человеку самое что ни на есть раздолье!
— И кого же из нас ты считаешь ловким и небоязливым? — расхохотался Отто. — Того, кто остался в одних подштанниках, да и те заляпаны грязью, или другого, который заполучил Ключ для своего господина? Ладно, не куксись, Захолуст, — бросил Отто на ходу, спустившись до половины лестницы. — Надейся и уповай, что придет и для тебя час торжества, когда ты отомстишь всем своим врагам.
— Мне теперь только и остается, что ждать этого часа, — шмыгнул носом Захолуст.
— Покидая тебя, Каспар, от души желаю, чтобы ты поскорей его дождался. А если мне удастся вызволить тебя с этого острова...
Каспар вскинул голову. В глазах его загорелась надежда.
— Говори! — взвизгнул он. — Если ты это сделаешь для меня, то?..
— Поклянись, что будешь во всем мне повиноваться. Станешь моим поваром, если я прикажу. Посудомойкой. Пол для меня будешь драить.
— Все, что пожелаешь! Я все для тебя сделаю, только вытащи меня отсюда поскорей!
— Идет. Значит, мы с тобой друг друга поняли. Живорез взялся за ручку двери, которая вела в гостиную.
— Спокойной тебе ночи, Отто.
— И тебе того же, Каспар. И приятных сновидений.
Три глифа с грязюками на борту устремились в погоню за Кэнди и Шалопуто на огромной скорости, но Кэнди, ловко маневрируя на летающей машине, вскоре оставила преследователей далеко позади в густых пурпурно-синих облаках. Хотя ей прежде не доводилось управлять транспортными средствами (не считая велосипеда), с пилотированием глифа она справлялась без труда. Он беспрекословно выполнял ее команды, грациозно рассекая воздух. Кэнди была в восторге от его маневренности.
Убедившись, что грязюки потеряли их из виду, Кэнди и Шалопуто приказали своему глифу сбросить скорость и идти на снижение. Вскоре они уже плыли по воздуху в нескольких футах над поверхностью моря. Кэнди сочла эту предосторожность не лишней, на случай если глиф, внезапно утратив свою волшебную силу, вдруг станет падать.
Только теперь они могли спокойно обсудить все, что с ними стряслось.
— Здорово у тебя вышло с этой машиной! — восхищенно произнесла Кэнди. — Я просто глазам своим не поверила, когда она начала появляться из ниоткуда...
— Я до последней минуты не был уверен, что у меня получится, — признался Шалопуто. — Но когда оказываешься в безвыходном положении, все твои способности раскрываются в полную силу и невозможное становится возможным. А еще и ты мне здорово помогла. Без тебя я бы не справился. — Он схватил руку Кэнди и крепко ее пожал. — Спасибо!
— Не за что. Мы здорово сработались, верно? К обоюдной пользе.
— Ты так считаешь?
— Я в этом уверена. Не будь тебя, я сейчас летела бы к Острову Полуночи в приятной компании Живореза и его грязюк.
— А я навсегда остался бы рабом, если бы не ты.
— Вот и выходит, что мы пропали бы друг без друга. Надо нам держаться вместе. Хотя бы некоторое время. Разумеется, если у тебя нет других планов или более подходящей компании.
Шалопуто эти ее слова от души развеселили.
— Скажешь тоже! Что может для меня быть важнее, чем держаться возле тебя и помогать тебе?
— Ну, мало ли... Я подумала, что теперь, став свободным, ты мог бы навестить своих родственников.
— Понятия не имею, где их искать. После продажи мы все попали к разным хозяевам и с тех пор не виделись.
— А кто вас продал?
— Мой отец.