Кашалоту, кажется, понравилось, что его упрашивают дельфины. И он плыл себе, играючи, на крупной океанской зыби, сытый и довольный жизнью. Вдруг кашалот снова почувствовал режущую боль в брюхе и даже вскрикнул.
— Вы правы,— сдался он,— я хочу его отрыгнуть. Но как?
— Проглоти физалию!— предложил вожак дельфинов.
— Не поможет. Я однажды по глупости проглотил их штук десять — и ничего.
— А мурены? Наглотайся мурен!
— Тоже глотал. Мурены мне даже понравились.
— Прилипалы! Мы забыли о прилипалах!
Услышав о прилипалах, Кашалот сделался весьма серьезным, брезгливо поежился.
— Надо попробовать,— согласился Кашалот, когда режущая боль возобновилась.— Это зловредное существо в брюхе, видно, взбесилось и, должно быть, очень ядовито. Если не язва, то хронический гастрит мне наверняка обеспечен. Ой-ой-ой!— снова застонал бедный Кашалот.— Пригоните прилипал! Да побольше и поскорее.
В несколько минут дельфины собрали стаю прилипал, штук тридцать, и погнали их прямо в раскрытую пасть Кашалота. Мучаясь, он проглотил их все до единой. В немом ожидании дельфины столпились перед ним...
Позже Петька вспоминал, что долго разыскивал нож. Нашел и сразу же начал прорезать в желудке Кашалота... окошко. Вдруг какая-то могучая сила подхватила его и увлекла вперед, к сумеречному свету.
На Кашалота уже никто не обращал внимания. Ребята обнимались в окружении дельфинов, которые радостно терлись об их бока и повизгивали.
Дельфиненок тщетно пытался пробиться к Юрке.
— Мы рады, что твой друг не пострадал!— сказал вожак дельфинов.— Можно сказать, что ему повезло! Оказаться в пасти Кашалота — это же верная смерть!
Петька все не мог успокоиться. Но вокруг были друзья, и все страхи вскоре развеялись. Ребята надули поплавки и закачались на волнах. Над ними раскинулось звездное небо.
У Юрки мелко дрожали руки и подбородок. Петька вздохнул. В свете звезд его лицо казалось особенно бледным.
— Наш финвал теперь, наверное, ой как далеко!— сказал Петька, зевая.
— Он испугался. Кашалоты — самые лютые враги финвалов.
— Как же мы теперь будем добираться домой?
— Подождем до утра. Закроем шлемы и попробуем спать на плаву.
— Как? Прямо на волнах?
— Да.
— Но мы пристегнемся друг к другу? А то уснем,— и понесет нас в разные стороны... Хорошо-то как наверху...— Петька широко зевнул, Юра промолчал. Если бы его спутник в эту минуту присмотрелся к нему, то заметил бы в его лице и голосе некоторые перемены. Взгляд стал пытливее и строже. В то же время его словно обволокло рассеянностью. Должно быть, сказалась усталость. Над переносьем обозначилась морщинка — свидетельство того, что он уже не прежний, хоть и любознательный, но все же легкомысленный паренек, а мужающий молодой человек, обремененный чувством ответственности...
— Слышишь, Петр,— сказал Юра, оглядывая темный горизонт. Петя не отозвался, и Юра потряс его плечо.— Петька, проснись!
Петя, не открывая глаз, промычал нечто невразумительно-капризное.
— Ну проснись же! Я передумал! Нам нельзя спать на поверхности!
— Почему?
— В темноте на нас может налететь какой-нибудь корабль.
Сон у Петра как ветром сдуло.
— Что же нам делать?
— Надо погружаться.
— Но здесь ведь очень глубоко!
— Думаю, не очень. Метров семьдесят. Давай мне гидродвиг — я уйду в глубину и привяжу там конец шнура, а второй ты закрепишь на своем поясе.
— Я с тобой. Не хочу оставаться один.
— Не бойся. Ты будешь у меня как на привязи. Снимай гидродвиг.
Петя нехотя расстегнул ремни и принял у Юры поврежденный аппарат, явно не желая крепить его на себя.
— Может, подарим этот гидродвиг Нептуну? Зачем таскать бесполезный груз?
— Я отремонтирую его.
Юра затянул ремни, поправил у пояса копье. В левую руку взял свободный конец шнура, в правую — зажженный фонарь и уже приготовился было нырнуть, как его остановил испуганный голос приятеля.
— Ты что?— повернулся к нему Юрка.
— А шлем?— укоризненно сказал Петька.— Ты же его не закрыл.
— И правда,— удивился Юра, захлопывая фонарь шлема.— Ты тоже закрой. Если шнур окажется коротким, я потащу тебя под воду.
Юрка нырнул и включил гидродвиг на малые обороты. Петя молча наблюдал за желтым пятном фонарика, которое слабело по мере того, как Юрка погружался. Потом вздохнул и «загерметизировался». Желтое пятнышко света в толще воды еле угадывалось.
Когда Юра погрузился на всю длину шнура, дно еще не просматривалось. Петя, пребывающий на поверхности в роли поплавка, почувствовал, как шнур натянулся и повлек его под воду.
Юра тем временем шарил лучом фонаря, всматриваясь в глубины: они оживлялись призрачными тенями мелких рыб, мелькающих в жалком снопике света. Дна все не было, и он забеспокоился. Но вот чуть левее по курсу из непроницаемого мрака, словно чудище, выплыла, вся в водорослях, тяжелая глыба. На некотором расстоянии возникла другая. Юра прошелся над ними на бреющем «полете», высматривая место, где можно привязать шнур. Наконец такое нашлось. Густые водоросли мешали завязывать узлы. Вода сдавила грудную клетку, было трудно дышать. Когда он поднимался к Петьке, почувствовал, как по лицу бегут струйки пота. До поверхности оставалось метров десять.
— Теперь можно бай-бай?— спросил Петя.
— Спокойной ночи,— ответил Юра, привязываясь к шнуру неподалеку от приятеля.
Как только Юра выключил фонарик, темень навалилась на ребят всей своей тяжестью. Впрочем, Петька ее не почувствовал, уснув раньше, чем погас фонарик, а Юрка долго не мог уснуть; его глаза приспособились к темноте, и теперь она не казалась такой тяжелой — сверху в толщу воды проникало звездное сияние, и Юра различал Петькину фигурку над своей головой. Он расслабился, раскинув руки и ноги. Легкое покачивание воды, вместо того, чтобы убаюкать, наводило на странные размышления: он попытался представить себе жизнь древних атлантов. Нелегко это, если не располагаешь ничем, кроме легенды, дошедшей до нас благодаря Платону. Юра подумал, что есть вопиющая несправедливость в том, что прошлое Земли, Жизни, Человечества таит в себе столько загадок. Ученые пытаются реконструировать прошлое наших далеких предков по археологическим раскопкам, как будто жалкие черепки могут поведать, чем жил, о чем думал, чему радовался или отчего печалился древний гончар. Конечно, и древние кувшины, и кремневые топоры, и полуистлевшие наконечники стрел могут о многом рассказать. Но это многое — ничто по сравнению с тем, о чем они никогда не смогут рассказать....
— Привет тебе, о дерзновенный!
Голос Хранителя Древних Тайн не был для Юры неожиданным. Таинственный собеседник, однажды появившись, не может исчезнуть, не сыграв своей роли до конца. Правда, до сих пор этот Некто отделывался риторическими недомолвками. Единственное, что вызывало интерес в его словах,— это загадочность. Юра надеялся, что в конце концов наступит час, когда Хранитель тайн снизойдет до более содержательных бесед в общении с любознательным человеком, который ищет следы Атлантиды. Иначе какой смысл в этом таинственном голосе. Даже Хранитель Тайн обязан понимать, что никакие тайны не могут оставаться вечными, потому что тогда не будет различия между тем, что б ы л о, но до поры оставалось неведомым, и тем, чего никогда не было.
Великие события, определявшие судьбы народов, но неизвестные нам, потомкам, не могли исчезнуть бесследно. В свое время они запечатлелись в сознании множества людей и потом, до появления письменности, веками передавались из уст в уста от поколения к поколению. Могло статься, на каком-то поколении цепочка оборвалась, память о событии сгинула вместе с ее носителем, индивидуальным человеческим сознанием. Так что же, все ушло в небытие, превратилось в небыль?!
Юра никак не мог с этим согласиться. Например, никто толком не знает, почему Киев называется Киевом, и кто был этот Кий, и что было до него. А ведь было что-то, и оно не исчезло навеки, осталось в воздухе, которым я дышу, в земле, по которой я хожу, в душах людей, которые даже не подозревают о том, что в них спит историческая тайна, не дающая покоя любознательным. Неужели, думал Юра, этот сон беспробуден?
Он всерьез верил: однажды встретит человека, который в подробностях расскажет ему, как жестокий и коварный готский царь пригласил на переговоры Полянских князей и подло умертвил их. Этот человек назовет имена и даты, причины и следствия, и когда Юра спросит его, откуда ему все это известно, человек объяснит, что рассказанное хранится здесь (правую руку он приложит ладонью ко лбу) и здесь (левую руку — к груди). Я ясновидец, скажет человек, и Юра ему поверит...
— Приветствую тебя,— повторил таинственный голос.— Я не знаю, что ты надеялся найти в этих местах, но, если ты наберешься терпения и выслушаешь внимательно, я приоткрою завесу над загадкой Атлантиды...
