— Ясно, — зло ответила Мила, упрямо не опуская глаза под угрожающим взглядом Лютова, и вдруг неожиданно для себя самой безразличным голосом добавила: — Дурак ты, Лютов.
От удивления его лицо на мгновение дрогнуло. Но только на мгновение. Затем он сощурил до узких щелок темные глаза и чуть заметно кивнул головой, как бы говоря: «Мы еще посмотрим, чья возьмет», и, медленно повернувшись к ней спиной, пошел прочь.
Мила посмотрела ему вслед.
— Ненавижу его, — тихо сказала она.
— Прояви миролюбие, Рудик, — философским тоном заявил Берти. — Как ты верно подметила, сегодня он остался в дураках. Вот и бесится.
* * *
В день отъезда Львиный зев напоминал муравейник, в котором суетливо снуют туда-сюда муравьи. Меченосцы собирали вещи к отъезду и оживленно обсуждали планы на летние каникулы. Отовсюду доносился говор и смех. Хлопали двери, по лестницам беспрерывно кто-то бегал, а в открытые настежь окна двух высоких башен то и дело влетали Почтовые торбы с письмами от родных — почти все были одинакового содержания: родители сообщали, что будут встречать своих детей.
Свой небольшой чемодан Мила собрала еще накануне вечером и так как сейчас заняться ей было нечем, а принимать участие во всеобщей веселой болтовне совсем не хотелось, то Мила незаметно выскользнула из Львиного зева вместе с Шалопаем и, пройдя по мосту надо рвом, направилась на задний двор.
Задний двор представлял собой довольно просторную лужайку с полуразрушенным каменным колодцем, который на самом деле был тайным выходом из Львиного зева, и высоким ветвистым деревом чуть дальше.
Мила устроилась под деревом, прислонившись спиной к дряхлому стволу, и, подтянув к себе колени, обхватила их руками. Минут пять она наблюдала, как Шалопай гонял по двору бабочек и стрекоз, весело потявкивая и не обращая на Милу никакого внимания. Но стоило ей только с тяжелым вздохом отвернуться, бросив тоскливый взгляд на залитый солнечным светом горизонт, как она тут же почувствовала уткнувшийся в ее ноги мокрый нос.
Посмотрев поверх колен, Мила увидела озадаченную морду Шалопая. Он чувствовал, что она грустит, но не мог понять почему.
— И не надо тебе понимать, — серьезно сказала Мила, почесав за ухом драконового пса.
От удовольствия он яростно забил драконьим хвостом, и в разные стороны полетели ошметки зеленой травы — похожий на наконечник стрелы кончик хвоста был таким острым, что им можно было не только траву косить, но и сыр тонкими полосками нарезать.
И вдруг Мила услышала чьи-то шаги. Подняв голову, она увидела Берти, приближающегося к дереву, под которым она сидела. Мила немного огорченно отвернулась. Ей всегда нравилась компания Берти, но именно сейчас ей очень хотелось побыть одной. Она боялась, что он как обычно начнет сейчас иронизировать и хохмить. Только от одной мысли об этом ей хотелось зажать уши руками и завыть.
Подойдя к Миле, Берти сел рядом. Она внимательно рассматривала свои колени, но чувствовала и почти видела боковым зрением, что Берти изучает ее профиль.
— Что-то ты мне сегодня совсем не нравишься, Рудик, — вдруг сказал он совершенно не свойственным ему спокойным голосом.
Иронии в его голосе не было. Непривычно.
— Я сама себе не нравлюсь, Берти, — ответила Мила, все еще не поднимая на него глаз.
Какое-то время они молчали, и Мила чувствовала, что Берти уже не изучает, но все же время от времени поглядывает на нее, словно пытается разглядеть что-то в ее лице.
— Спрашивать, что у тебя случилось, бесполезно? — все тем же нехарактерным для него тоном уточнил он.
Мила отрицательно покачала головой, продолжая гипнотизировать свои колени. Ей почему-то казалось, что если она сейчас встретится взглядом с Берти, то ни за что не сможет удержаться и глаза станут мокрыми, а по щекам потекут глупые, нелепые слезы. Этого ей совсем не хотелось.
— Не спрашивай, Берти. Не надо.
— Хорошо. Не буду.
Еще минут пять они посидели молча, зачем-то дружно глазея на стоящего перед ними Шалопая. Шалопай был озадачен таким вниманием, а потому, удивленно округлив янтарные глаза, переводил взгляд то на Милу, то на Берти в ожидании, что они либо наконец что-нибудь ему дадут, либо что-нибудь скажут. Но двое людей под деревом молчали, поэтому Шалопай только разочарованно выдохнул, весь поник и медленно повалился на траву, чтобы поудобнее растянуться на солнышке, вывалив язык.
— Берти, а что бы ты сделал, если бы тебе по какой-либо причине стало противно, что ты — это ты, а не кто-то другой? Ну… если бы тебе стало очень сильно не нравиться быть тем, кто ты есть…
Берти удивленно посмотрел на Милу, потом задумчиво поднял брови и ответил:
— Я бы прогулялся по городу.
— Что?
Теперь уже Мила с удивлением смотрела на Берти.
— Ну… если человеку стало неприятно быть тем, кто он есть, то здесь может помочь только что-то такое, что он по-настоящему любит, — объяснил Берти. — Я люблю этот город. Поэтому я пошел бы и прогулялся.
Мила немного подумала над словами Берти, потом посмотрела на Шалопая.
— Берти, сделаешь одолжение? — спросила она.
— Легко, — ответил Берти. — Когда Шалопаю надоест принимать солнечные ванны, я отведу его в Львиный зев.
Мила с благодарностью посмотрела на Берти.
— Спасибо.
— Не за что, — улыбнулся ей Берти. — Дилижансы отъезжают в одиннадцать. У тебя в распоряжении два часа.
* * *
Троллинбург был одет в солнечную дымку. Листва городских тополей шуршала от легкого ветра, а в небе над городом летали ступы. Знакомые горожане, завидев друг друга, обменивались приветствиями прямо в воздухе, рискуя потерять управление и вывалиться из летающего средства передвижения.
Проходя мимо одного из половинчатых мостов, Мила увидела, как двое гномов исчезли там, где мост обрывался. Направились в Алидаду, подумала Мила, вспоминая, как однажды побывала там с друзьями. Берти тогда буквально вытащил ее шею из-под клыков одного вампира.
Мила свернула на улицу, ведущую к Театру Привидений. Когда она вышла на площадь перед высоким круглым строением с кентаврами и крылатыми феями на фронтоне, то невольно улыбнулась. Здесь у нее было много приключений. Вспомнились и слезы Алюмины, когда Ромка, заступаясь за Милу и Яшку, с помощью заклинания заставил младшую дочь Амальгамы опозориться на весь театр; и превратившиеся благодаря Лютову в жидкие экскременты доспехи Марса в исполнении Поллукса Лучезарного — Миле потом пришлось отмывать от этих экскрементов помост.
На площадь опустился летающий газетный лоток. Продавщица голосила: «Газеты и журналы! Последние новости!», созывая покупателей, а Мила вспомнила, как увидела этот лоток впервые больше двух с половиной лет назад и глазела на него с выпученными глазами и открытым ртом в компании таких же, как она, ребят, для которых все было в новинку. Она тогда была очень счастлива и не верила, что все это: чудеса и новая жизнь — происходит с ней.
Глубоко вздохнув от переполнивших ее воспоминаний, Мила вдруг почувствовала, что Троллинбург словно бы возвращает ей ее саму. Ей вдруг подумалось, что она — это не только правнучка основателя Гильдии и страх оказаться дочерью Многолика. Она — это еще и ее собственная жизнь: пережитые ею испытания, ее друзья, все то, что она любит. От этой мысли ей как будто стало немного легче.
От Театра Привидений Мила направилась прямо к Главной площади города. Памятники Трем Чародеям и каменный тролль почти всегда поднимали внутри нее волну глубокой тихой радости — может быть, сейчас она нуждалась именно в этом.
Когда Мила поравнялась с магазином сувениров «Фитюлькин и Ко», идя по противоположной стороне улицы, она стала невольной свидетельницей отвратительной сцены.
Сначала из магазина вышел Бледо. В руках у него был довольно крупный стеклянный шар, внутри которого находилось что-то маленькое и разноцветное. Не успел он сделать и пяти шагов, как шар словно выпрыгнул у него из рук и взлетел в воздух. Бледо растерянно запрокинул голову и подпрыгнул, чтобы поймать зависший у него над головой стеклянный сувенир, но тот лишь взлетел еще выше. Бледо снова подпрыгнул, самую малость не дотянувшись до шара, и вдруг, когда его ноги коснулись брусчатой мостовой, поскользнулся и с испуганным возгласом упал на спину. Раздался резкий гогот и позади растянувшегося на дороге Бледо появилась Алюмина.
Она держалась за живот и хохотала что есть мочи.
— Эй, ты, жертва некроманта! Чего развалился на дороге? — грубо сказала она, обращаясь к пытающемуся подняться Бледо. — Ты мне пройти мешаешь!
Бледо промолчал, подняв затравленный взгляд на Алюмину.
— И что это за стекляшка? — спросила та, разглядывая левитирующий шар.
Она помахала рукой в воздухе, и шар, словно повторяя движения ее руки, совершил несколько колебательных движений вверх-вниз.
