— Очевидно, плана Б нет, — сказал он.
— Что ж, это все упрощает, — ответил Газза. — Мы летим прямо на Буреход испытывать судьбу.
— Что они сделают? Что они сделают? — Императрица ходила взад-вперед перед окном, глядя на глиф. — Они не могут оставаться там вечно.
— Может, их там нет, — сказал ее внук.
— Что за чушь ты несешь? Я вижу их собственными глазами.
— Кто знает, что ты видишь на самом деле. Мы можем быть одним большим зеркалом. Мы можем смотреть на искаженное отражение самих себя.
— Никогда не слышала ничего более нелепого. У меня есть доступ ко всем формам абаратской магии. И я отправлялась в другие миры за новыми источниками силы.
— Ты продолжаешь хранить это в тайне, бабушка? А ведь тайны нет. Давно уже нет. Я следил за тобой до самой Звездной двери, что ведет в Заэль Маз'ир, еще годы назад.
— Нет, — холодно ответила Императрица. — Ты не мог.
— О, не тревожься. Дальше дверей я не пошел. Разве я бы посмел? Все эти выборы, двери с дверьми. А за каждой дверью — своя цель. Я ведь понятия не имел, какую ты выбрала, и разумеется, до смерти боялся ошибиться. Кто знает, где бы я оказался? Вдруг бы не нашел дорогу назад? Так что я вернулся к своим трудам и больше никогда…
— Тихо! — резко проговорила она.
— Что?
— У нас гости.
Монотонный голос, которым она сейчас говорила, Тлен научился презирать — нет, страшиться. Это было хуже гнева. У гнева имелись начало и конец. Он мог длиться неделями, но в конце концов его заряд кончался. Однако небытие, из которого возникал этот голос, являлось обычным состоянием его бабки. Она говорила из могилы, в которой родилась, о чем любила рассказывать — дыра в грязи, с червями и отчаянием, удел всех живых существ.
На этом жестоком, непрощающем законе вырос Тлен. И каждый раз, когда он видел на лице своей бабки такое выражение, слышал в ее голосе металлические ноты, жестокие уроки детства возникали в его памяти с такой ясностью, как будто игла только вчера пронзила его губы.
— И? — сказала она.
— Что — и?
— Ты идешь или нет?
Кристофер погрузился в свои воспоминания глубже, чем сознавал. Судя по всему, он пропустил часть разговора. С детства ему было хорошо известно, что врать ей не стоит.
— Я отвлекся. Воспоминания. Ничего важного. Теперь я весь внимание.
— Хорошо. Потому что у нас проблема, и ты должен ее решить. Я останусь здесь на случай, если они изменят курс.
— А что за проблема?
— Ты не чувствуешь?
— Нет.
— Смотри.
Она указала на землю и бросила одно из тех заклинаний, которые он ненавидел. Одно из заклятий Нефаури, подозревал Тлен, нарушение геометрии и физики пространства. Не сделав ни шагу, он почувствовал, как под ним сдвигается пол. Опустив глаза, он понял, что больше не стоит на прочном мраморном покрытии. Все вокруг менялось. Место, где стоял Тлен, наклонилось, как и противоположная сторона, где на крутом склоне стояла его бабка, глядя в глубины Бурехода. Благодаря магии Нефаури этажи и стены между полом палубы и трюмом исчезли.
Внизу царил хаос. Повсюду с дикими воплями носились свиньи. А в середине этого бардака были два заплаточника. Один — тяжело раненый, с мачете, застрявшим в его голове. Из раны хлестала грязь, собираясь на груди второго заплаточника, который, распластавшись, лежал на полу.
Императрица сделала шаг вниз по искривленной стене ямы.
— Ты! — сказала она.
Ей не ответили ни Простун, ни Сбритень. В трюме было третье создание, сидевшее на груди Сбритеня; оно посмотрело вверх и заговорило. Его лицо продолжало создаваться: невидимые пальцы формировали черты вокруг двух глазниц, ниже возникала прорезь рта. Однако при всем его грубом виде существо умело произность слова.
— Чего ты хочешь? — спросило оно хриплым, резким голосом.
— Прежде всего, уважения к себе. Ты знаешь, с кем говоришь?
— Думаешь, мне не все равно? — ответила грязь.
— Тлен! — сказала Ведьма. — Спустись и добудь мне эту безкожую кучу. Тлен?
Только тогда она подняла глаза и посмотрела на место, где в последний раз видела своего внука. Его там не было.
— Тлен?
— Тлен!
— ТЛЕН!
Во время своих поисков Кэнди не видела Зефарио, но инстинкты ей подсказывали — она на верном пути. Также они говорили, что надо двигаться быстрее, иначе она его потеряет, хотя он был слеп. К счастью, старик оставлял в воздухе следы, заряженные магией — похожие на меловую пыль разноцветные частицы одежды, падающие сквозь густой, тусклый воздух. Это было неслучайно. Они появлялись только там, где она могла выбрать неверное направление: повернуть направо, а не налево, остановиться перед несколькими дверьми.
Но даже несмотря на эти путеводные нити расстояние между ними продолжало расти. В конце концов она бы его потеряла, если б не помощь, пришедшая из совершенно неожиданного источника.
От Бабули Ветоши.
Кэнди услышала крик Ведьмы:
— Тлен? Тлен! ТЛЕН!
Кэнди на секунду замерла, ожидая, пока голос Ведьмы не отразится от окружающих стен. Когда он смолк, она услышала шаги. Она подумала, что это Зефарио: его бег замедлила усталость, но все равно он шел быстро. Он был недалеко, на уровень выше.
Рискуя всем, она позвала его.
— Подождите, Зефарио, — сказала она. — Я иду за вами. Подождите, пока я вас догоню.
Она обнаружила лестничный пролет, по которому он взбирался — пастельная пыль, которую Зефарио за собой оставлял, все еще висела в воздухе, медленно опадая на пол, и ей дважды или трижды пришлось подниматься по лестницам. На полпути она встретила облако дыма, пахнувшее пряностями и медом: оно катилось вниз, навстречу ей. Теперь Ведьма почуяла присутствие Кэнди. На ее захват высланы заплаточники, а учитывая незнание ею корабля и хорошее знакомство с ним заплаточников, вряд ли у нее были шансы избежать встречи.
Она добралась почти до вершины лестницы. Атмосфера наверху отличалась от того, что она видела внизу. Свет в трюме был похож на обычное освещение магазинов в Коммексо. Все было хорошо видно. Но свет, озарявший пространство на вершине лестницы, был иным: сине-золотистая дымка, лениво растекающаяся от свечей, которые образовывали нечто вроде зиккурата в центре столь огромного зала, что тысячи или даже десятки тысяч огоньков не могли осветить его стен. Это место походило на алтарь. Место поклонения тому, что Кэнди не знала. Только там она поняла, каким огромным был корабль, где они оказались, и сколь непостижимо мощные силы держали его в воздухе.
— Зефарио? — сказала она; ее голос не достиг стен помещения, поскольку эхо не вернулось. — Зефарио, вы здесь?
— Я здесь, — сказал он, и ее глаза, следуя на звук голоса, обнаружили его в трех десятках метров; он так спокойно стоял в мерцающих огнях свечей храма, что ее взгляд несколько раз проходил мимо, так его и не заметив. — Но тебе не надо здесь оставаться, Кэнди. Ты привела меня сюда. Ты сделала то, что обещала.
— Я сказала, что приведу вас к нему, — ответила она.
— К кому? — спросил Кристофер Тлен.
Второй раз в этом месте ее взгляд последовал на голос Тлена. И второй раз нашел то, что искал, неподалеку. Кэнди не могла не заметить его поразительного преображения. Он был совершенно не похож на того гноящегося уличного оборванца, которого она встретила в Тацмагоре.
— Тебя не должно здесь быть, Кэнди. Это священное место. По крайней мере, так считает Ведьма.
— Кому оно посвящено? — спросил Зефарио.
— Тем, кто дал ей силу. Кто помог строить Буреход, — ответил Тлен. — Тем, Кто Ходит За Пределами Звезд.
— Нефаури? — тихо сказал Зефарио.
— Да… — ответил Тлен, и в его голосе прозвучало уважение к незнакомцу, обладающему таким знанием. — Вы тоже имели с ними дело?
Зефарио не ответил на вопрос. Вместо этого он сказал:
— Она действует вместе с Нефаури?
— Да. Какое это имеет для вас значение?
— Ты должен ее остановить. Нефаури? Они находятся в центре всего этого?
— Что? — спросил Тлен, начиная раздражаться. — О чем вы говорите? — Он не дал Зефарио времени ответить и посмотрел на Кэнди. — Ты знаешь, что он имеет в виду?
— Нет. Не очень.
— Но ведь ты его сюда привела.
— Да.
— Почему?
— Потому что он должен был тебя увидеть.
— Ладно. И почему же?
— Кристофер, он твой отец.
Настала долгая, жестокая тишина, когда во взгляде Тлена читалось всё, что были способны выразить глаза.
— Это невозможно, — сказал он. — Мой отец… он не… — Его речь начала замедляться. — Не…
— Не слепой, потрепанный жизнью старик в лохмотьях? — Зефарио вздохнул. — Признаюсь, я бы предпочел придти сюда в более приличном виде. Но мы имеем то, что нам дают, когда речь идет об одежде на плечах. Я полагал, в тебе достаточно сердца твоей матери, чтобы за внешним увидеть дух.
