Дорогой Гарри,
Надеюсь, что не причиню особенных неудобств, если в одиннадцать вечера ближайшей пятницы прибуду на Бирючиновую аллею, дом № 4. Мне хотелось бы лично проводить тебя в Пристанище, куда ты приглашен до конца школьных каникул.
Также, если ты согласишься, буду благодарен за помощь в одном деле, которое я надеюсь решить по дороге в Пристанище. О подробностях расскажу при встрече.
Очень прошу ответить той же совой.
С нетерпением жду встречи в пятницу,
искренне твой
Альбус Думбльдор
Гарри давно выучил послание наизусть, но все равно с семи вечера — как только занял пост у окна своей комнаты, откуда неплохо просматривалась вся Бирючиновая аллея — беспрерывно в него заглядывал, хоть и отдавал себе отчет в бессмысленности собственных действий. Он ответил «да» той же совой, как его и просили; теперь оставалось лишь ждать, появится Думбльдор или нет.
Но складывать вещи Гарри не стал. Пробыть у Дурслеев всего две недели и уехать? Счастье казалось неправдоподобным, и Гарри терзали всяческие опасения. Что-нибудь непременно пойдет не так: или его ответ затеряется, или Думбльдор не сможет за ним приехать, или вообще выяснится, что все это — чья-то дурацкая шутка. Гарри знал, что попросту не переживет, если ему придется снова разбирать вещи, а потому сумел сделать только одно — запер в клетке белоснежную Хедвигу.
Минутная стрелка будильника перескочила на цифру двенадцать, и в тот же миг фонари за окном дружно погасли.
Гарри сразу проснулся, словно внезапная темнота была сигналом тревоги. Он поправил очки, отлепил от стекла щеку, прижал к нему нос и, сощурившись, уставился вниз, на улицу. На садовой дорожке появилась высокая фигура в длинном развевающемся плаще.
Гарри будто током ударило. Он вскочил, опрокинув кресло, и принялся подбирать с пола все подряд. В тот момент, когда в сундук полетели роба, два учебника заклинаний и пакет чипсов, раздался звонок.
На первом этаже, в гостиной, дядя Вернон закричал:
— Что за осел на ночь глядя?
Гарри замер с медным телескопом в одной руке и кроссовками в другой. Кошмар — он же не сказал родственникам о Думбльдоре! Подавляя нервный смех, Гарри перелез через сундук, распахнул дверь комнаты и услышал:
— Добрый вечер. Вы, должно быть, мистер Дурслей? Надеюсь, ваш племянник предупредил, что я за ним заеду?
Гарри огромными скачками сбежал по лестнице, но резко остановился за пару ступеней до подножья: богатый жизненный опыт научил его держаться от дяди подальше. На пороге стоял высокий худой человек с длинными, до пояса, серебристыми волосами и бородой. Он был в черной дорожной мантии и остроконечной шляпе; на крючковатом носу сидели очки со стеклами в форме полумесяца. Вернон Дурслей, в красновато-коричневом халате, остолбенело взирал на Думбльдора крошечными недобрыми глазками. Его черные усы своей пышностью ничуть не уступали усам гостя.
— Судя по вашему изумлению, Гарри забыл сообщить о моем визите, — приятным голосом сказал Думбльдор. — Тем не менее, давайте представим, что вы любезно пригласили меня в дом. В наше беспокойное время неразумно долго держать дверь открытой.
Он проворно переступил порог и закрыл за собой дверь.
— Давненько я здесь не был, — продолжал Думбльдор, взирая на дядю Вернона поверх крючковатого носа. — Смотрите, как разрослись агапантусы.
Дурслей тупо молчал. Было видно, что дар речи вернется к нему, и очень скоро — на его виске с опасной частотой пульсировала жилка, — но пока что он едва мог дышать, не то смутившись из-за явной волшебности облика Думбльдора, не то понимая, что перед ним человек не робкого десятка.
— А, вот и ты! Здравствуй, — Думбльдор заметил Гарри и радостно поглядел на него сквозь полумесяцы очков. — Прекрасно, прекрасно.
Эти слова вывели дядю Вернона из ступора. Тому, кто считает, что Гарри — это «прекрасно», в его доме не место.
— Не хочу показаться грубым… — весьма хамским тоном начал он.
— …однако вам это невольно удается, причем далеко не в первый раз, — сурово закончил за него Думбльдор. — Ах, дорогой вы мой, лучше бы вам помолчать! А вот, кажется, и Петуния.
Действительно, на пороге кухни появилась тетя Петуния в халате поверх ночной рубашки и резиновых перчатках — перед отходом ко сну она всегда протирала все поверхности. Ее лошадиное лицо выражало крайнее потрясение.
— Альбус Думбльдор, — отрекомендовался гость, когда понял, что дядя Вернон не намерен представлять его супруге. — Впрочем, мы знакомы — по переписке.
Гарри подумал, что одно взрывающееся письмо едва ли тянет на переписку, но тетя Петуния явно не собиралась оспаривать терминологию.
— А это, надо полагать, ваш сын Дудли?
Дудли, в полосатой пижаме, высунул из гостиной большую блондинистую голову. Казалось, что она висит в воздухе сама по себе, разевая рот от страха и изумления. Думбльдор помолчал секунду-другую, ожидая каких-то слов от хозяев дома, но пауза явно затянулась, и он улыбнулся:
— Предлагаю представить, что вы пригласили меня в гостиную.
Дудли поспешно убрался с дороги, и Думбльдор прошел в комнату. Гарри, как был, с кроссовками и телескопом, спрыгнул с лестницы и направился следом. Думбльдор уселся в кресло у камина и с доброжелательным интересом завертел головой, рассматривая обстановку, в которой, надо сказать, выглядел на удивление неуместно.
— Разве… нам не пора, сэр? — беспокойно спросил Гарри.
— Да-да, конечно. Но прежде я хотел кое-что обсудить, — ответил Думбльдор. —Предпочтительно в закрытом помещении. Мы лишь совсем чуть-чуть злоупотребим гостеприимством твоих дяди и тети.
— Ах, вот, значит, как?
В комнату ворвался Вернон Дурслей. Из-за его спины выглядывала Петуния; сзади крался Дудли.
— Да, — спокойно отозвался Думбльдор, — так.
Он с молниеносной быстротой выхватил волшебную палочку — Гарри даже не заметил, как это произошло — и легонько ею взмахнул. Диван тут же выехал вперед, стукнул под коленки Дурслеев, и те кучей повалились на подушки. Еще одно едва заметное движение — и диван столь же стремительно вернулся на место.
— А раз уж так, почему бы не посидеть с комфортом, — мило улыбнулся Думбльдор.
Он стал убирать палочку в карман, и Гарри заметил, что его рука почернела и как-то сморщилась, словно на ней обгорела вся плоть.
— Сэр, что с вашей…
— После, Гарри, — перебил Думбльдор. — Пожалуйста, сядь.
Гарри занял второе кресло, избегая смотреть на потрясенно молчавших Дурслеев.
— Хотелось надеяться, что мне предложат выпить чего-нибудь с дороги, — сказал Думбльдор дяде Вернону, — однако вижу, что ждать этого от вас было бы с моей стороны оптимизмом, граничащим с глупостью.
Третий взмах палочкой — и в воздухе появилась запыленная бутыль и пять бокалов. Бутыль наклонилась, щедро разлила темно-золотистую жидкость, и напитки разлетелись к присутствующим.
— Лучший мед мадам Росмерты, настоянный в дубовых бочках, — объявил Думбльдор, поднимая бокал и глядя на Гарри. Тот уже сделал первый глоток и сразу оценил удивительный вкус меда, которого раньше никогда не пробовал. Дурслеи испуганно переглянулись, безуспешно делая вид, что не замечают свои бокалы, однако те упорно тыкались им в щеки. При этом Гарри одолевало сильное подозрение, что Думбльдор искренне наслаждается происходящим.
— Итак, — начал Думбльдор, повернувшись к Гарри, — мы попали в непростую ситуацию, которую, надеюсь, ты поможешь разрешить. «Мы» — это Орден Феникса. Однако прежде позволь сообщить, что на прошлой неделе состоялось вскрытие завещания Сириуса и что он оставил тебе все свое имущество.
Дядя Вернон мигом насторожился, но Гарри даже не взглянул в его сторону. Слова не шли у него с языка, и он лишь промямлил:
— А-а. Понятно.
— В целом, все просто, — принялся рассказывать Думбльдор. — К твоему счету в Гринготтсе добавляется круглая сумма, и к тебе же переходит личное имущество Сириуса. Единственная проблема заключается в том…
— Его крестный отец умер? — раздался с дивана громкий голос дяди Вернона. Думбльдор и Гарри дружно повернулись к нему. Бокал с медом требовательно стучал Дурслею в висок; он попытался сбить его ладонью. — Умер? Крестный?
— Да, — подтвердил Думбльдор, не спрашивая, почему Гарри сам об этом не сообщил, и как ни в чем не бывало продолжил: — Проблема в том, что дом № 12 на площади Мракэнтлен тоже достался тебе.
— Ты унаследовал дом? — жадно сузив глазки, переспросил дядя Вернон, но ему никто не ответил.
— Пусть там останется штаб-квартира, — пробормотал Гарри. — Мне все равно. Пользуйтесь, мне ничего не нужно. — Ему и под страхом смерти не хотелось возвращаться в особняк Блэков, где его бесконечно преследовали бы воспоминания о Сириусе, который считал этот мрачный, замшелый дом своей тюрьмой.
