Он снова посмотрел на трубу. Задумался, поскрежетал клювом. Раз к нему вернулся монокуляр, не может ли такого случиться, что объявится и его Ибрагимушка?
Петушок задумался крепче.
Пригляделся к инопланетной надписи, которую ему в свое время много раз повторял хозяин и которую он выучил наизусть.
Повторил ее про себя:
«Сей всевидящий чудесный прибор, изготовленный в единственном экземпляре мастером Живого Огня, преподносится в знак бесконечной признательности, неиссякаемого почтения и беспредельного уважения такому-то такому-то (здесь следует настоящее имя его хозяина – увы, невоспроизводимое голосовым аппаратом птицы) за бесчисленные заслуги перед обитаемыми мирами созвездий Малая и Большая Медведица, Ящерица, Телец, Орион, Возничий, Малый и Большой Пес, Рак, Волосы Вероники, туманностей Ориона, Крабовидной, Андромеды, планетарной из созвездия Лиры и тройной из созвездия Стрельца, звездных скоплений Гиады, Плеяды, Ясли, сектора Млечного Пути в районе созвездия Щита, а также независимого союза планет Обилия, Утопия и Гармония звездной системы Фикус созвездия Павлинье Перо».
– Ай да Ибрагимушка, ай да сила!» – восхитился как всегда петушок, дойдя в этом пространном списке до самой последней точечки. – А ведь глянешь на него и не скажешь, что вся Вселенная его на руках носила.
Он вгляделся в буквы помельче и припомнил, что означают они.
«Храни сей бесценный дар и используй его во благо. А чтобы не случилась беда и не попал этот чудесный монокуляр в чьи-нибудь нечистые руки, дается к нему в придачу особая защитная кладь, походным саквояжем именуемая. Она защитит подарок от стихии слепой и зрячей, жадности, глупости и стяжательства. Правила, по которым действует защитный механизм саквояжа, простые, число их два: правило левой ноги и…»
Дальше он вспоминать не стал, он и так уже знал, что делать.
– «Всевидящий чудесный прибор»!
Петушок взял трубочку в клюв.
– Что же я, пернатая голова, сразу до этого не додумался! Сама же трубочка мне все и расскажет!
Он взлетел с трубой к потолку и просунул ее в дырку из-под сучка, точнехонько совпавшую по размерам с диаметром волшебной трубы. И, балансируя на ржавом гвозде, удачно отыскавшемся ниже дырки, прилип глазом к оптическому прибору.
Сначала он наткнулся на саквояж. Тот стоял на этажерке в квартире, из которой он умыкнул трубочку.
Затем взгляд его переместился чуть дальше, и уже буквально через секунду гребешок на голове петуха засветился, как кораблик Адмиралтейства.
Он увидел своего благодетеля. Он узнал его в мгновение ока. Был он вовсе не на Магеллановом Облаке и даже не на другой планете. Был он рядышком, в получасе лёту, сидел на кухне за горбатым столом и ел из миски подгорелую кашу. Перед ним лежал томик Пушкина, раскрытый – петушок прослезился – на «Сказке о золотом петушке».
– Кири-ку-ку! – ошалев от радости, крикнул петушок во все горло.
Ржавый гвоздь под ним обломился, крыло задело за оптическую трубу, и все вместе, труба и птица, рухнули на голову человека, вошедшего в эту секунду в дверь.
– Так, – сказал Лобов птице, потирая ушибленную макушку. – Давненько не едал я, однако, куриного бульона из петушатины.
Нынешним хозяином петуха был, оказывается, не кто иной как известный читателям персонаж в заношенной клеенчатой куртке и болотных сапогах с отворотами.
Такие необыкновенные совпадения случаются порою в литературе. И сарайчик, петушиное место жительства, забитый цветным металлом, был подсобкой, в которой Лобов якобы держал инвентарь для сантехнических и водопроводных работ. На самом деле, и читатель это хорошо знает (в отличие от руководителей жилконторы), сантехник хранил здесь лом, который в целях личной наживы сдавал на приемный пункт.
Держа петуха за горло, Лобов другой рукой дотянулся до антикварной клетки, которую присвоил по случаю в одной из обслуживаемых квартир, отщелкнул щеколду дверцы и засунул беззащитную птицу в эту временную птичью тюрьму.
– Посиди-ка до завтра здесь, – сказал Лобов арестованной птице, выковыривая из щели между зубами недожеванную жевательную резинку. Он щелчком послал ее в рот и, как мастер-стеклодув, в три секунды выдул крупный бледно-желтый пузырь, тут же лопнувший с трагическим звуком.
Сними сейчас с сантехника сапоги и вдень его немытые ноги в фирменные адидасовские кроссовки, он бы как две капли воды напомнил нам героя мультфильма про непутевого попугая Кешу. Помните, к которому Кеша ради всяких заграничных соблазнов ушел от своего маленького хозяина.
Петух скрипел отсутствующими зубами, но что он мог поделать, несчастный, оказавшись в столь трагической ситуации? Только прокукарекать в лицо этому душителю и тирану все, что он про него думает.
Что он моментально и сделал.
Но тиран петушка не слушал, он увидел на полу возле ног маленькую медную трубочку, украшенную непонятными письменами.
Лобов быстро нагнулся к трубке, поднял и подержал на ладони, оценивая предмет на вес. Кисло хмыкнул и недовольно сплюнул: весу в трубке было немного. Хотел бросить ее обратно, в кучу прочего цветного металла, но вместо этого положил в карман своей поношенной клеенчатой куртки. Хлопнул дверью, погрохотал замком и растворился в вечернем городе.
Глава 13. Андрюша Пряников в «Лавке древностей»
Внешне, если смотреть с фасада, «Лавка древностей» представляла собой обычный антикварный салон, каких в городе со времен перестройки появилось ничуть не меньше, чем нахальных мухоморов в лесу после теплого июльского дождичка. Кроме вывески и пыльных витрин, заставленных стандартным товаром – самоварами, чайниками, подсвечниками вперемешку с изделиями из кости и предметами африканских культов, – здесь не было ничего особенного.
Это внешне, а внешность часто всего лишь маска, за которой удобно прятать истинное лицо вещей.
Вот и магазин Пирлипатова под скромной внешностью частного торгового предприятия таил несметное количество скрытых от посторонних сущностей – залов, комнат, лестниц, переходов, чуланов, – напоминая более знаменитый лабиринт царя Миноса, чем взятый в аренду у государства и платящий ему налоги объект.
Андрюша Пряников как сюда вошел, так сразу был пришиблен, раздавлен, атакован со всех сторон хищными ухмылками древностей, заполнявших помещения магазина.
Первой древностью, которую он увидел, были кожаные штаны Бориса Гребенщикова, висящие на стенном крючке под крупной вывеской «Товары от звезд». Темно-желудевого цвета, штаны были прошнурованы по бокам и вид имели грубоватый, но мужественный. В таких ходили американские пионеры из кинофильмов о Диком Западе. Цена штанов вполне соответствовала масштабам личности их бывшего обладателя.
Рядом со штанами Гребенщикова продавалась фантастическая шинель из «Особенностей национальной охоты», принадлежавшая егерю Кузьмичу. Цена ее была чуть пониже.
В отдельной застекленной витрине стояла правая кроссовка Сергея Шнурова, которой тот запустил однажды на одном из своих концертов по балдеющей от кайфа толпе.
– Не отвлекайся, хозяин ждет, – поторопил суетливый Локоть застывшего перед витриной Андрюшу, показывая куда-то перед собой.
Они прошли в соседнее помещение.
Здесь, на широких полках, лежали мумии египетских фараонов, их собак, их кошек и их боевых коней. Пахло пылью, молью и карамелью. Последней пахло изо рта Локтева; он всегда, когда не курил, жевал жвачку или сосал конфету.
Из помещения, где продавались мумии, они попали в царство старинной техники.
Больше всего поразил Андрюшу механический великан-пожарный, изготовленный английскими мастерами для спасения людей из огня. Специальные металлические ходули, служившие ему вместо ног, раскладывались, как раскладной метр, и, когда туловище пожарного оказывалось вровень с окном, хваткие железные руки выдергивали жертву стихии из пасти огненного дракона.
Но эти чудеса и диковины не отвлекали его от главного – от мысли о чудесной трубе, пропавшей у него из квартиры. Он шел и постоянно оглядывался, не мелькнет ли она случайно в какой-нибудь из витрин. Впрочем, среди сотен предметов, выставленных на обозрение покупателям, скромной, миниатюрной трубочки было не мудрено не заметить.
Путешествие по торговым залам, казалось, не имело конца. Но вот после какого-то перехода они вышли в небольшой тупичок, кончающийся железной дверью.
Уже на подходе к двери петли ее жалобно заскрипели, дверь открылась, и Андрюше навстречу выехал на старинном кресле сам Эрдель Терьерович Пирлипатов – как Чапай на деревянном коне.
Пирлипатов показал Локтю на дверь в противоположном конце: дело сделал, а теперь отвали. Позову, когда будешь нужен.
Локтев беспрекословно ретировался.
– Ну-с, – сказал Пирлипатов мальчику, объезжая его по кругу, – я слышал, вы интересуетесь стариной?
