В конце концов решили оставить негостеприимную долину, переселиться в другое место. Долго решали, куда идти — долина со всех сторон была окружена горами — пока один из охотников не сообщил, что ночью, когда спал, был на охоте в той стороне, где Великий Охотник жжёт свой вечный огонь. Там он видел много-много зверей, они доверчиво подпускали его к себе, потому что не боялись людей. «Что же ты ничего не добыл?!» — злобно закричали на него. «Я забыл свою дубинку», — растерянно ответил охотник. И племя, несмотря на голод, ещё долго высмеивало его.
Решили переселяться в ту долину. С надеждой и страхом смотрело племя на далёкие горы, но конус, что курился всё время дымом, а ночью было даже видно и огонь. И тогда глухое грозное громыхание докатывалось даже сюда — то Великий Охотник бил себя со всей силы в грудь, оповещая всех, что он скоро выйдет на охоту, и чтобы никто ему не мешал.
Но племя и не думало посягать на права Великого Охотника. Пусть он охотится на тех далёких животных, что каждую ночь выходят на пастбище над их головами, светя таким множеством глаз, что их не дано сосчитать. Они же будут охотиться внизу, то лишь тогда, когда Великого Охотника не будет в невидимой отсюда долине.
Решили ещё раз попробовать добыть хоть какую-нибудь добычу: истощённое племя должно хоть немного поесть на дорогу. Первый охотник сказал, что в этот раз они сразу пойдёт аж до тех гор, которые едва синеют на противоположной стороне долины. Он там когда-то был и видел огромное болото, которое, может быть, ещё не успел выпить Великий охотник. А если там есть вода, хоть немного воды, то и добыча будет.
Охотники должны были отправиться сегодня, но А-ку с ними не шёл, хоть ему и очень хотелось: он должен был ещё до того, как племя отправится в дорогу, выстругать дубинку.
Нашёл он её несколько дней назад («давно», — сказал бы А-ку, поскольку измерение времени было ему неизвестно) среди камней. Палка была сухая, тяжёлая и очень крепкая: её скорее можно было согнуть, чем сломать — как раз то, что нужно охотнику. Это была большая находка, невероятная удача, которая выпадает раз в жизни, да и то далеко не каждому, и А-ку не разлучался с ней ни на миг. Вот и сейчас, обнимая одной рукой га-ава, другой он сжимал свою находку.
Но чтобы она стала настоящим оружием, нужно над ней потрудиться: пообрубать корни и сучки, обстругать и выгладить, чтобы она не царапала ладони. И А-ку, попрощавшись с Га-авом, двинулся назад к пещере.
— А-ку будет делать боевую дубину! — с вызовом сказал он караульному; он ещё не забыл недавней стычки. — А-ку убьёт ей мамонта!
Ва-а в этот раз и не подумал насмехаться. Взглянул на парня, который ростом уже догонял охотников, и в его потухших глазах затеплились несмело огоньки.
— А-ку убьёт мамонта и принесёт Ва-а мяса, — жалобно сказал он.
— А-ку даст Ва-а мяса! — великодушно пообещал А-ку. — И много свежих костей… А-ку будет первым охотником!
— А-ку будет первым охотником, — эхом отозвался Ва-а.
И довольный А-ку полез в пещеру. Племя уже просыпалось: плакали голодные дети, кричали и ругались между собой лохматые, худые и злые женщины. Охотники хмуро разбирали дубинки, готовясь к охоте. Их не будет долго: Великий Охотник несколько раз обойдёт свою голубую долину и потом, утомлённый, ляжет, прежде чем они вернутся.
Вот охотники вышли из пещеры, и всё племя высыпало за ними следом.
Все молчали, угнетённые голодом, молча спускались вниз и охотники, а там уже к ним присоединились собаки — две стаи двинулись к далёким горам, которые еле маячили на горизонте.
Все, кто остался, разбрелись кто куда: выкапывать съедобные корни, искать сморщенные, до срока высохшие плоды. Но А-ку, несмотря на голод, грызущий ему нутро, полез ещё выше: нужно было найти подходящий камень.
Он долго лазил, переворачивая камни, пока не наткнулся на обломок кремня. Кремень был гладкий и острый на сколе — именно то, что нужно А-ку. Сжав кремень в ладони, А-ку поставил палку на землю и стал бить по самому толстому корневищу.
Работа продвигалась очень медленно. Кремень быстро щербился, и его нужно было надкалывать снова, долго стуча по одному и тому же месту другим камнем, и он часто попадал себе по пальцам. Вскоре на всех пальцах была ободрана кожа, онако А-ку не обращал на это внимания: бил и бил, отрубая неподатливый корень, терпеливо и упорно, как и положено настоящему охотнику. Пот заливал ему глаза, разъедал веки, мышцы рук болели всё сильнее, а он бил и бил, без конца, без остановки.
Наконец, когда Великий охотник завис прямо над головой, А-ку отрубил первый корень, зачистил первый сучок. Отложил кремень и, гордый, провёл пальцем по гладкой поверхности.
— А-ку будет первым охотником, — сказал он сам себе. — А-ку убьёт самого большого мамонта!
Взглянул вверх: не станет ли Великий охотник над ним насмехаться?
Великий Охотник не насмехался: смотрел внимательно и благосклонно.
И А-ку снова взялся за кремень.
Он уже заканчивал собственно боевую дубинку, когда вернулись охотники. Первым их заметил Ва-а, который как раз стоял на страже, и всё племя высыпало из пещеры. А внизу, там, где чернели норы, уже возбуждённо метались собаки.
Все стояли, застыв.
Напряжённо вглядывались вдаль, пытаясь высмотреть, с пустыми руками возвращаются охотники или отягощённые добычей. Ва-а, гордый тем, что первым их увидел, всё время бубнил:
— Они несут мамонта… Ва-а будет есть мамонта… Много-много мяса! — и голодная слюна капала у него изо рта.
Охотники двигались очень медленно. Они словно топтались на месте на выжженной солнцем равнине, лишённой растительности и влаги, еле ползли двумя тёмными пятнами люди и собаки, и пока что нечего было и пытаться разобрать, с чем они возвращаются в стойбище.
Но вот они всё ближе и ближе, вот можно различить отдельные фигуры, и тогда над теми, что застыли у пещеры, пронёсся стон: несут! И безмолвная до сих пор толпа взорвалась таким радостным воплем, что аж задрожали скалы. Восторженно визжали дети, кричали и плакали женщины, хрипло вскрикивали старики, подпрыгивали подростки — вот один из них, не удержавшись, покатился вниз… за ним другой… третий… вся толпа с криками, смехом помчалась в долину.
Охотники несли в стойбище двух зебр и гигантского полоза. Такой здоровенной гадины в племени ещё не видел никто: двадцать мужчин, обливаясь потом, несли длиннющее чёрное тело; увидев встречающих, они ещё больше согнулись, запыхтели что есть сил, показывая, как тяжела добыча, сколько мяса у них на плечах. И у охотников, и у сопровождавших их собак были раздутые, набитые мясом животы и перемазанные кровью лица.
Бо́льшую зебру оставили собакам, остальное понесли в пещеру. Тут уже было расчищено место, и самая старая из женщин, та, что кормила огонь, ждала с острым кремнем в руке: она имела право делить и раздавать добычу. Охотники, положив перед ней зебру и полоза, уступили место женщинам и детям; они наелись там, у болот — целых три зебры и немного меньшего полоза умяли они, и их животы больше не скучали по еде. Сытые и довольные, смотрели они, как наедается племя, как чавкают молодые и стариковские рты, как постепенно наполняются впалые, присохшие к хребтам животы, и их лица аж сияли от удовольствия.
А потом сытое племя собралось вокруг костра.
Весело пылал священный огонь, поедая сухой хворост, поднимаясь к задымлённому, чёрному потолку пещеры, заливая красным фигуры рассевшихся вокруг людей и отбрасывая на стены огромные тени, которые двигались и раскачивались: тени нескольких охотников, пляшущих вокруг костра.
С боевыми дубинами, с которых ещё, казалось, капала кровь, взлохмаченные и грязные, они прыгали вокруг огня, показывая, как проходила охота. Они были одновременно и людьми, и животными, охотниками и дичью, они то складывали дубинки на землю и ступали, выгибаясь и задирая сложенные руки, и племя видело зебр, то хватали своё оружие и подкрадывались, пригибаясь, а потом, хрипло крича, кидались вперёд. Взлетали дубинки, рассекая со свистом воздух, опускались вниз.
— Хух!.. Хух!.. — кричали охотники что есть сил, имитируя удар дубинки о череп животного.
— Хух!.. Хух!.. — подхватывали все, кто сидел вокруг.
Дети восторженно верещали, женщины с обожанием смотрели на охотников, прыгающих по кругу, подростки стучали оземь своими небольшими пока дубинками, и даже у стариков, сморенных после сытной трапезы, загорались глаза. Вот один из охотников упал на землю, зашипел, извиваясь, остро и пронзительно, как шипят полозы, пополз вперёд. Охотники, которые прыгали вокруг, сразу отскочили, чтобы не попасть в смертельные объятия разъярённого гада. Полоз быстро полз по кругу, бросаясь то в одну сторону, то в другую, зрители с визгом прижимались к стенам пещеры, а охотники, ловко уклоняясь, наскакивали с высоко занесёнными дубинками.
