Уроки с коровьими тушами вызывали у Грегора омерзение, но теперь он понимал, как они были важны. И был благодарен за них и за свой волшебный меч, меч Сандвича.
Он отличался от остальных мечей Подземья — как отличается нож для мяса от ножа для масла. Он был быстр, словно молния, и одним неуловимым движением мог разрубить крысу пополам. Когда его направляла рука Грегора.
Вскоре Грегор был весь забрызган кровью, и шерсть Ареса тоже стала скользкой от чужой крови, и при этом сами они не получили ни единой царапины.
Грегору не надо было думать, куда направить меч и как ударить, — казалось, меч обладал собственным разумом и все решал сам. И с каждой падающей новой жертвой Грегор чувствовал, как растет его сила. Он ранил бесчисленное множество крыс, многих из них — смертельно, но нападающих не стало меньше — наоборот, ему казалось, что их силы удваиваются. Для того чтобы заставить себя сражаться, ему необходимо было представлять себе погибших зубастиков и вспоминать о тех, кого он любил, — а вот крысы дрались самозабвенно, забывая об инстинкте самосохранения, они бросались на него, понимая, что у них нет шанса одолеть его, — они сражались из ненависти.
«Ты в самом деле не понимаешь, сколь сильно они ненавидят тебя, Наземный?» — спросила его Люкса, когда он возмущался ее решением объявить войну.
Теперь он понимал.
— Слушай, эти крысы, кажется, и правда хотят меня убить! — крикнул он в ухо Аресу, когда они поднялись чуть выше, чтобы чуточку передохнуть.
Под ними на земле их ждали как минимум два десятка крыс, из оскаленной пасти которых текла слюна, а глаза горели ненавистью.
— А до тебя только дошло?! — спросил Арес, и Грегор услышал знакомое «хух-хух-хух!» — что у Ареса обозначало смех. И тоже рассмеялся.
Это было странно. У них обоих, невзирая на обстоятельства, было необычно приподнятое настроение. Если говорить правду — Грегор еще никогда не чувствовал себя так классно!
«Это и есть яростничество», — подумал он.
В последний раз, когда он дрался, — в джунглях, во время столкновения со змеями, — говорят, он улыбался, рубя врагам головы… Тогда это его расстроило. А сейчас, когда шла кровавая битва — этот задор уже не вызвал у него огорчения.
И у Ареса тоже… Впервые Грегор предположил, что и в Аресе тоже течет кровь яростника.
Хотя, возможно, он просто испытывал облегчение от того, что они наконец делают что-то — что-то настоящее. После того как они беспомощно наблюдали гибель зубастиков, не в силах остановить этот ужас, хоть чем-то помочь.
Как бы то ни было — оба были на подъеме.
— Готов? — спросил Арес.
— Да, вперед! — скомандовал Грегор, но тут же краем глаза кое-что заметил и успел крикнуть: — Подожди, Арес!
В эту минуту ему вдруг стало ясно, что в хаосе, который он наблюдал, прослеживался определенный порядок. Грегор и Арес находились на передней линии фронта, но была еще и вторая линия, в дальнем конце пещеры, хотя там почти ничего не было видно за облаками пыли и пепла.
— Что там такое?
Арес рванул поближе, и Грегор попытался рассмотреть и понять, что происходит внизу.
Над землей выделялся большой каменный козырек — он располагался метрах в четырех от земли на каменной стене. На этом козырьке стеной стояли люди, отражая атаку целого полчища крыс. Людей было много, но крыс еще больше. Летучие мыши, выполняя замысловатый маневр, подныривали под козырек и бросались на крыс, вырывая когтями куски плоти из их тел.
— Там зубастики! Наша армия пытается отбить их у крыс! — закричал вдруг Арес.
Грегор с трудом рассмотрел сбившихся в кучку мышей. Люди защищали их, а мыши пытались покинуть пещеру, добравшись до входа в туннель, расположенного нескольких метрах от них. Задача была трудная и опасная, потому что люди не так уж искусно сражались с крысами. Но выбора у них не было — Грегор это сразу понял: каменный козырек делал полеты летучих мышей очень опасными.
У входа в туннель побоище было особенно жарким. Тела людей и крыс сплелись здесь в огромный орущий ком. Люди использовали свой излюбленный боевой маневр — они выстроились клином и так отражали атаки крыс. А в самом центре их строя была… крыса!
Живоглот.
Он вращался вокруг собственной оси с такой скоростью, что пыль не успевала оседать на нем и кружила вокруг, завихряясь воронкой. Любая крыса, которая вставала на его пути, моментально лишалась жизни. Грегор не мог знать, как давно продолжался бой, но он знал другое: даже у Живоглота есть предел возможностей. Как он тогда сказал? «Я начал уставать после четвертой сотни…»
Живоглот как раз сцепился с огромной крысой, прыгнувшей прямо на него. Ему удалось сломать ей шею, но было видно, что он уже едва держится на ногах.
— Мне нужно туда, вниз! — крикнул Грегор.
Арес стремительно летел вперед и вниз. Грегору было слышно, как тот кричит:
— Я здесь!
Крысы сразу почувствовали, что Живоглот ослаб. На него напали семеро, чтобы прорваться к выходу из пещеры. Грегор спрыгнул прямо в круг, где стоял Живоглот, поскользнувшись на месиве из крови и пыли, чуть не упал, но удержался на ногах. Он выставил вперед меч и занял оборонительную позицию.
На секунду крысы растерялись, они не ожидали появления нового противника. Затем передняя крыса с угрожающим воплем бросилась на него, намереваясь вцепиться прямо в глотку.
Ноги Грегора начали вращение еще до того, как он успел подумать, что неплохо было бы это сделать. Он успел только раз оглянуться, а его меч уже разил крыс слева от него, по несколько одним ударом. Справа от него кто-то расправился еще с несколькими крысами.
Но тут сразу три жутких крысы выросли перед ним как из-под земли.
Он переступил ногами в новых кроссовках, чтобы занять более устойчивое положение.
Эта троица была как две капли воды похожа на спутников Умняшки. Они были больше обычных крыс — каждый размером почти с Живоглота. Морды их были перепачканы слюной и кровью, а шрамы на мордах свидетельствовали об участии в жестоких боях.
Но главное… Главным был их взгляд.
В их глазах читалась такая жестокость, такая безжалостность, что Грегор сразу понял: перед ним не просто враг — но враг особый, с суперподготовкой. Они умели драться в команде и набросились на него сразу, с трех сторон. Было почти нереально отразить такую атаку.
Но Грегор смог — он позволил яростничеству овладеть собой целиком, и это сделало его зрение избирательным и необычайно острым, позволило противостоять этим жаждущим крови зубам и когтям и четко контролировать их движения.
Как всегда во время приступа яростничества, звуки слились у него в ушах в один непрекращающийся гул, но на этот раз через гул пробился чей-то голос. И хотя голос был хриплым и почти неузнаваемым — все же он мог принадлежать только одному существу на свете.
— О, посмотрите, кто осчастливил нас своим присутствием! И пахнет от него пудингом и пеной для ванны! М-м-м. Как это мило с твоей стороны. У тебя были славные маленькие каникулы, а? Пока мы тут дышали серой и ели… А на самом-то деле и не ели. Говарда посетила замечательная идея отпороть кожаный карман от твоего рюкзака — мы могли время от времени его жевать, но знаешь, не могу сказать, что этого было достаточно. Нет, совсем недостаточно, если говорить откровенно. А тут еще заварушка с освобождением зубастиков! Как видишь, крысы не в восторге от этой идеи.
Грегору хотелось попросить Живоглота заткнуться, сказать, что он сбивает его с толку. Но ему не хватало воздуха, да и слова не шли на язык. Такое бывает во сне: когда хочешь что-то сказать — и не можешь. Чей-то страшный коготь мелькнул у него перед глазами, на расстоянии всего нескольких дюймов от шеи — и он тут же полоснул крысу мечом. С воплем боли крыса тут же отпрянула назад.
Так, теперь двое.
— Ты знаешь, я тут по-новому взглянул на твою подружку, — продолжал Живоглот почти лениво, будто они просто мило, по-дружески болтали.
— Она не моя подружка! — хотел закричать Грегор, но слова не шли. Да и потом — Живоглот ведь знал о его чувствах к Люксе, — если возражать, можно только дать повод для новой болтовни.
— Крепкий орешек, скажу я тебе! Тебе стоило бы видеть, как она уводила зубастиков прямо из-под носа Мортоса. Ее бабуля была бы довольна и вполне могла бы ею гордиться!
Это последнее, что было нужно Грегору, — думать о Соловет, бабушке Люксы, и о ее реакции на его побег.
— Но честно говоря, я за нее беспокоюсь, — заметил крыс. — Не за бабушку — за внучку.
Грегор в этот момент поразил следующую крысу, которая, захрипев, упала и забилась в конвульсиях.
Но на этот раз он не мог оставить без внимания слова Живоглота. Почему крыс беспокоится о Люксе? Она больна? Ранена?
— А что случилось? — с трудом вымолвил он.
