Выйдя на лестничную площадку, Мила лицом к лицу встретилась с Лютовым. Их взгляды скрестились. Мила не видела его все эти дни после возвращения из руин Харакса, она не знала, чего ждала сейчас. Стыда? Чувства вины? Очевидно, что нет — только не от Лютова. Да и не было на его лице ничего подобного. Он смотрел на нее своими черными глазами невозмутимо, даже с вызовом.
— Почему? — не удержав внезапного порыва, тихо спросила она.
Он едва заметно приподнял левую бровь, делая вид, что не понимает.
— Почему, Лютов? Ты мог ему помочь. — Сквозь зубы Мила спросила каким-то чужим, но все же принадлежащим ей голосом: — Ведь мог?
Лютов смотрел на нее, не отводя взгляда, словно хотел доказать, что даже в этом сильнее ее, что он упрямее ее во сто крат. Почему-то он ответил не сразу, но, когда ответил, его слова были именно тем, что Мила ожидала услышать.
— Мог, — неестественно длинно протянул он это короткое слово.
Губы Милы дрогнули.
— Почему же ты дал ему умереть? Почему даже не попытался… — Она запнулась, чувствуя, что на глаза наплывает горячая волна. Усилием воли Мила сдержала ее, чтобы Лютов не заметил даже намека на ее слезы. Слезы — это слабость. Она не доставит ему такого удовольствия — уличить ее в слабости и посмеяться над этой слабостью. — Гарик не был твоим врагом. Он был для тебя своим — таким же златоделом, как ты. Почему, Лютов? Это месть за то, что он защитил меня?
Его губы лишь на мгновение искривила презрительная ухмылка.
— Помнишь, ты сказала, что я вытащил тебя из провала лишь затем, чтобы можно было продолжать ненавидеть, потому что мне очень нужно тебя ненавидеть?
Мила не ответила, но он и так знал, что она помнит, поэтому продолжал.
— Это правда, — ожесточенно произнес он. — Но этого мало. Я хочу, чтобы ты ненавидела меня так же сильно, как я уже много лет ненавижу тебя. Это ответ.
Мила проглотила подступивший к горлу комок. Что-то душило ее, разъедало внутренности, разрывало все ее существо на части. Она вдруг поняла, что это было.
— Ты своего добился, Лютов, — осипшим голосом еле-слышно прошептала она. — Я ненавижу тебя. Ненавижу так сильно, что даже ты не способен на такую ненависть. И с каждым днем я буду ненавидеть тебя еще сильнее. — Ее голос словно сломался, превратившись в ядовитое шипение, которое причиняло боль даже ее собственным губам: — Я буду ненавидеть тебя, пока ты живешь, Лютов. Запомни — пока ты живешь!
Ей показалось, что на какой-то миг его лицо дрогнуло, но уже в следующую секунду он холодно, без какого-либо выражения, ответил:
— Я запомню.
И, обойдя Милу, прошел мимо нее. Она не стала смотреть ему вслед. Сорвавшись с места, Мила быстро пошла вниз по лестнице, слыша за спиной шаги едва поспевающей за ней подруги.
— Мила, зачем ты так? — тихо спросила на ходу Белка, когда они спустились этажом ниже.
— Ты о чем? — Остановившись, Мила посмотрела на подругу с непониманием.
— Ты ведь это не всерьез? — Сложив брови домиком, Белка нервно теребила ремни рюкзака. — Насчет ненависти.
Мила нахмурилась.
— Почему нет? Я говорила серьезно.
— Но ведь Нил…
— Он уже стал Нилом? — съязвила Мила.
Белка побледнела и потупила глаза.
— Я только хотела сказать… Он ведь спас тебе жизнь, разве это совсем ничего не значит?
Мила медленно подняла взгляд на подругу. Ей показалось, что стало вдруг нечем дышать. Слова Белки в ее понимании были чуть ли не предательством.
— И что из этого? — нахмурившись, хрипло прошептала Мила; ее глаза стали горячими, но она не в состоянии была понять — от гнева или от тягучей боли внутри. — Я теперь должна считать, что моя жизнь стоит жизни Гарика: пусть лучше он, чем я?
— Но я не это имела в виду… — растерянно заморгала Белка.
Мила ледяным взглядом смотрела на подругу. Ее голос ей самой показался каким-то мертвенным, но одновременно в нем явственно слышались стальные нотки:
— Лютов мог не дать ему умереть. Он мог это сделать, сам сказал. По крайней мере, он мог попытаться, он был рядом. Но он просто стоял и смотрел, как Гарик умирает, перед тем, как убежать. Может быть, ему это даже нравилось. Я всегда знала, что он меня ненавидит, но мне, в общем-то, было на это наплевать. Раньше я просто старалась не обращать на него внимания, а теперь… Посмотрим, чья ненависть окажется сильнее — того, что произошло, я ему никогда не забуду. НИКОГДА!
Если у Белки и было что сказать в ответ, то Мила просто не дала ей такой возможности. Повернувшись спиной к застывшей с открытым ртом подруге, она опрометью побежала вниз по лестнице.
* * *
На выходные Мила уехала в Плутиху. После недавнего разговора ей не хотелось видеть Белку. Ромка же не желал видеть вообще никого — он слишком переживал, что не смог воспротивиться внушению Многолика, и по этой причине совершенно замкнулся в себе. В итоге Мила не нашла лучшего выхода, чем сбежать из Троллинбурга. Однако и в Плутихе ей не удалось спрятаться и с головой окунуться в одиночество.
В субботу утром, выгуливая Шалопая, она присела на скамью, стоящую возле дома. Проследив взглядом за своим питомцем, внезапно рванувшим к калитке, Мила увидела направляющегося к дому Гурия Безродного. Он заметил ее лишь после того, как встретившему его Шалопаю высыпал на тропу хорошую горку овсяного печенья. Драконий пес тут же принялся за угощение, а профессор направился прямо к Миле.
— Доброе утро, Мила, — поздоровался он, сев рядом с ней на скамью.
Вместо ответа она кивнула — почему-то ей сейчас было очень сложно произносить именно такие вот, простые, привычные и будничные слова.
— Мила, я… — Подняв глаза на Гурия Безродного, Мила заметила, что он колеблется, словно не может решиться заговорить с ней о чем-то. Сделав глубокий вздох, он все-таки продолжил: — Я вчера случайно услышал твой разговор с Нилом Лютовым. Так уж получилось… Лестничная площадка, где вы стояли, хорошо просматривается с порога моего кабинета, а если в коридоре нет шума, то голоса с лестницы хорошо слышны…
— Вы тоже будете защищать Лютова? — угрюмо спросила Мила, не глядя на профессора. — Скажете: он мне жизнь спас, а я неблагодарная — набросилась на него.
Гурий Безродный помолчал, потом спросил:
— Ты знаешь, что он тогда прибежал за помощью?
Мила резко вскинула на него глаза.
— Что?!
— Да, мы узнали о том, где ты, благодаря ему. Нил не стал проходить руины до конца, конечно, понимая, что окончательно теряет возможность выиграть Соревнования. Он вернулся туда, где были я и Владыка, чтобы позвать на помощь.
Миле показалось, что она ослышалась.
— Зачем? — Ее удивление быстро переросло в недоверие. — В этом не было смысла. Лютов видел, что Гарику эта помощь уже не понадобится — будет слишком поздно.
— Он мог не понимать этого… — начал профессор.
— Прекрасно он это понимал! — резким восклицанием перебила его Мила. — Я это понимала. А он был там и видел все то же, что видела я! Он отлично понимал, что будет поздно! Он мог помочь Гарику сам, если бы не убежал! В тот момент его еще можно было спасти!
Из груди Гурия Безродного вырвался тяжелый вздох.
— Мила, все не так просто, как тебе кажется…
— Я не хочу ничего слышать! Не хочу слушать, как вы его все защищаете!
Мила импульсивно закрыла уши руками и зажмурила глаза. После того как она произнесла имя Гарика, ей вдруг стало тяжело дышать, и она еле сдерживалась, чтобы не зарыдать в голос.
— Не говорите мне, что я чего-то не понимаю, — прошептала Мила. — Я видела его лицо, когда он смотрел на Гарика… там, в каменном городе… Столько ненависти… Вы не видели, с какой ненавистью он на него смотрел. Он нарочно оставил его там умирать. Я не знаю, зачем ему это понадобилось — бежать за помощью…
— Мила, тебе тогда все еще угрожала опасность, не забывай, — вставил профессор. — Там был Многолик.
Она горько прыснула.
— Ну да… Лютову важно было спасти меня во второй раз… Чтобы продолжать ненавидеть… Как же… Он все объяснил. И я его прекрасно поняла. Вот только Лютов не знал, что мне угрожает опасность. Он не видел Многолика.
— Мила…
Она резко встала.
— Почему вы защищаете его? — с гневом и недоумением воззрилась на профессора Мила. — Почему все время оправдываете, неужели вы не видите, какой он?! Он злобный и мстительный! А вы его защищаете! Чем он это заслужил?!
Серо-зеленые глаза Гурия Безродного около минуты не отрывались от лица Милы. Кроме сочувствия в них было что-то еще, чего Мила совсем не понимала.
— Хорошо, Мила. Я больше не стану говорить на эту тему. По крайней мере, не сейчас.
Она еще какое-то время тяжело дышала, потом на миг задержала дыхание, чтобы успокоиться, и кивнула.
Около минуты Мила стояла, неуклюже отводя глаза от профессора. Садиться на скамейку ей уже не хотелось.