ПРЕДИСЛОВИЕ
Недостача еще не значит недостаток
«Волшебников каких только не бывает: великие и не очень, лесные и полевые, добрые и злые, черные и белые, он же один-единственный в целом свете, вернее, на краю света. Он исправляет недостатки, восполняет недостающее. Волшебники — именно потому, что их много, — взаимозаменяемы. Мастер, восполняющий невосполнимое, — незаменим».
Перед его домом нескончаемым потоком всегда выстраиваются в очередь разбитые и побитые, щербатые и треснутые, кривые, косые, и Мастер трудится без устали, исправляя все недостатки. Трудно представить, что сталось бы с этими несчастными, лишись они надежды на избавление от своего ущерба. Страшные события разворачиваются у дома Мастера, когда в числе нуждающихся в его помощи оказываются крутые, безжалостные Бидоны. Этим 19-ти бандитам не хватает для комплекта 20-го — тогда сила их неимоверно увеличится, и власть над миром им обеспечена. Мастер не привык к насилию, но сдаваться не намерен, готовый поплатиться даже жизнью. Как полагает читатель, удастся ли слабым, беззащитным существам одолеть чёрное зло? Прочтите сказку — и узнаете.
Кроме того, вас ждёт знакомство с Будильником, Веником и Дыркой — необычными сказочными персонажами, язык не поворачивается назвать их героями. А между тем они проявляют настоящий героизм в борьбе с железными чудищами, и даже врожденные недостатки им не помеха. Ведь, как правило, обделённость в чём-либо одном возмещается другим: в заурядном человеке вдруг пробуждаются способности и таланты, робкий и слабосильный порой совершает храбрые поступки. С кем из нас такого не случается? Даже недостатки могут обернуться достоинствами!
Татьяна Воронкина
где мы познакомимся с некоторыми героями нашего повествования. Сколько ни старайся, но точного времени нам все равно не узнать, зато, если мы склонны поддаваться страхам, можно ужасаться всласть
«Жил да был, не тужил, за горами, за долами, за дремучими лесами, за чудесными землями, под голубыми небесами, так далеко и давно, что не упомнить все равно, что не увидеть никому, разве что месяцу одному…» — напевал себе под нос некто, бредя по змеящейся среди бугорков и кочек тропинке.
Путник остановился и взглянул на небо: ему было любопытно, какую мину скорчит месяц, заслышав, что на земле его поминают. Но месяц лишь заулыбался во весь свой круглый лик — доброе слово всякому приятно, — засиял еще ярче, заливая все окрест серебристым потоком, светлее даже средь бела дня не бывает.
— Ну, у тебя и рожа — на сыр похожа! — пренебрежительно бросил путник и побрел дальше по извилистой тропке, вновь затянув свою незамысловатую песенку: — Жил-был то ли он, то ль она, то ли месяц, то ль луна… — дерзкий взгляд его был по-прежнему устремлен в небеса, как вдруг… ТР-РАХ!
Всему виной был корень, пересекавший тропинку. Путник зазевался и, споткнувшись, грохнулся наземь.
— Тик-так, тик-так, — жалобно зачастил он, поднимаясь на ноги и ощупывая, все ли у него на месте. — Зачем ты вредничаешь? — обрушился он на сияющее светило. — Не понравилось, что с головкой сыра тебя сравнил? Это надо же додуматься: отвлек мое внимание и подсунул под ноги толстенное корневище! Ни стыда у тебя, ни совести! И рожа глупая да круглая, головка сыра — один к одному!
Месяц помрачнел, засовестился.
— Обижайся — не обижайся, плевать я хотел на твои обиды! У меня вон маленькая стрелка погнулась! — И пострадавший принялся бережно выпрямлять стрелку.
Да-да, путник, что брел по извилистой тропинке средь бугров и кочек и пререкался с ясным месяцем, оказался часами — старомодным круглым будильником в медном корпусе. Стрелки — тонкие, длинные, с заостренными концами — тоже были медные. На спине винт с широкими лопастями наподобие пропеллера, чтобы заводить механизм. Наверху красовался блестящий полу шар — оттуда и шел трезвон, когда наступала пора кого-нибудь будить. Спереди, на бледно-кремовом циферблате, выделялись тщательно нанесенные — в цвет меди — цифры, от 1 до 12, все до единой, без пропусков, никаких тебе черточек взамен цифр, никаких электронных обозначений: уважающий себя солидный будильник подобных вольностей на дух не принимал. Ежели судьба сводила его с новомодными собратьями, он презрительно фыркал, а то и вовсе отбивал звоночком дразнилку: «Бедолага ты, дружок, твоя техника не в прок, батарейка — не душа, она стоит два гроша, электроники сыны, ваши дни уж сочтены. Вот так-то!» — очень нравилось Будильнику сочинять песенки и мурлыкать их себе под нос.
Но сейчас, надутый-недовольный, сидел он на корневище и выправлял часовую стрелку. Закончив дело, поднялся, чтобы продолжить путь, как вдруг…
— У-У-У-УХ-ХА-ХАА!
Хриплый вопль доносился откуда-то из-за кочек, залитых лунным серебром. Но Будильник не успел испугаться, так как вслед за грозным криком появился и сам обладатель страшного голоса. Преградил путнику дорогу и, размахивая руками-ногами, вновь издал вопль:
— У-У-У-УХ-ХА-ХАА!
Будильник ошеломленно уставился на него. Очевидно было, что этот чудак намерен горланить до посинения, лишь бы нагнать на него страху, но… страшно не становилось. Оно и понятно.
Размахивающий конечностями разбойник с большой дороги росточком был от горшка два вершка, да и комплекцией хлюпик хлюпиком. Глаза круглые, как плошки, уши лопухами, ручки-ножки — чисто спичинки, обтянутые кожицей. И вдобавок ко всему весь он с головы до пят был покрыт пожухлыми листьями, словно сперва его макнули в клейстер, а затем вываляли в палой листве. Однако упрямства ему было не занимать, и писклявый голосок без устали надрывался, выводя свое «у-у-ух-ха-хаа».
Будильник смотрел, смотрел, стрелки его вращались по кругу все быстрее, а сам он не смог удержаться от хохота. Даже по коленкам себя, наверное, похлопал бы, будь у будильников колени. «Тик-так, тик-так, тик-так!» — задыхаясь от смеха, твердил он.
Разбойник отчаянно голосил, но, похоже, стал выдыхаться: голосишко у него сел и перешел в какой-то жалобный скрип, как у несмазанного колеса, когда наконец Будильник не выдержал:
— Заткнись!
— У-У-У…
— Я непонятно выражаюсь?
— У-у-у…
— Закачу оплеуху, вытянешься как заячье ухо!
— У-у…
— Получай, сам нарвался! — и Будильник отвесил затрещину — не болезненную, зато звонкую.
Незадачливый разбойник растянулся на земле, пошарил в траве, словно ища опоры, чтобы подняться, и наконец выпрямился… держа за уши зайчишку.
— Надо же… заяц! — он с изумлением взирал на добычу.
Будильник тоже удивился, но постарался скрыть свое удивление.
— Я же тебя предупреждал, — бросил он свысока.
Странный хлюпик отпустил на свободу возмущенно верещавшего зайчишку и тоскливо выкатил свои круглые глаза.
— Может, еще раз попробовать?
— Что именно?
— В первый раз не получилось, потому как ты шлепнулся, а после стрелки свои выправлять принялся, но теперь-то я тебе покажу! — Он подхватился со всех своих тощих, как спички, ног и нырнул за кочку. Затем появился опять и, приняв вид страшнее прежнего, взвыл с новой силой:
— Бер-р-регись, прробил твой последний час! Проглочу тебя со всеми потрохами!
Будильник покатился со смеху, и стрелки его завращались с бешеной скоростью.
— У-у-ух… — повторял разбойник слабеющим голоском и под конец тихонько выдохнул: — Ух…
— Полно тебе ухать без толку! Или хочешь еще одного зайца словить?
— Нет-нет, — пошел на попятную разбойник, — благодарю покорно. — Он пригорюнился и, чуть помолчав, робко произнес: — Не упрямься, ну что тебе стоит хоть капельку испугаться? Вот так: схватись за сердце и вскрикни «ай-ай, какой ужас!»
— С какой стати мне тебя пугаться?
— Что значит — с какой стати? — возмутился хлюпик. — Разуй глаза! Не видишь разве: перед тобой Веник II, чудище кудлатое!
Будильник и без того едва сдерживался, а тут загромыхал со смеху всеми своими железками.
— Чудище? Да еще кудлатое?! Опомнись, приятель, ты голый, как червяк!
— Зачем же сразу червяком обзываться? — бедняга чуть не плакал.
— Не обижайся, это я так… для красного словца.
Веник Второй, он же чудище кудлатое, горестно качал головой.
— Выходит… очень заметно?
— Что заметно?
— Что я безволосый.
— Ты, брат, лысый — лысее некуда, — хихикнул Будильник.
— Поэтому никто меня и не боится, верно? — Веник безнадежно махнул рукой. — Сам знаю, уж мне ли не знать? Ты даже не представляешь, какая это мука мученическая быть чудищем кудлатым, если появился на свет совершенно лысым и лысым останешься до скончания дней! Можешь сколько угодно надо мной смеяться, но…
