Будильнику было не до смеха.
— Не понимаю, с чего ты так убиваешься по волосам, коли заведомо известно, что они у тебя не вырастут?
— А что мне еще остается? — всхлипнул Веник II. — От судьбы не уйдешь. Очень грустная история. Если тебе интересно, расскажу. Правда же, тебе интересно? — с надеждой вопросил он.
— Конечно! Хотя веселые истории мне как-то больше по душе, но ты рассказывай, не стесняйся. Глядишь, на сердце полегчает.
Новоявленные приятели расположились на обочине. Веник II с достоинством расправил прилипшие к прутьям листики и прокашлялся, надеясь, что голос у него не сорвется.
— В общем, — начал он рассказ, — отец мой не кто иной, как чудище кудлатое Веник Первый. Ты, конечно, о нем слыхал?
Будильник дал понять, что слыхом не слыхивал, но в утешение заметил:
— Видишь ли, нам, часам, главное — часы, минуты отсчитывать, а остальное как-то без разницы.
— Ага, понятно. Тогда другое дело… Но папаша мой прославился на весь свет, его знают и за тридевять земель и боятся пуще смерти. Стоит ему оскалиться на кого, и из слабака мигом дух вон.
— Ужас какой! — содрогнулся Будильник.
— По этой части он большой дока, папаша мой. Многие пытались научиться у него, выведать секреты, да где им!.. Таких, как мой папаша, днем с огнем не сыщешь. Вот ты представь себе: вздумается ему только на небо взглянуть да зубами щелкнуть, и все пташки с поднебесья враз со страха падают. Каков, а?
Будильник на всякий случай отсел от голого чудища подальше.
— Или сунет он в речку свой волосатый нос…
— Как, и нос у него волосатый?!
— А ты думал! Не только нос — пятки, ладони и те все заросшие. В общем, сунет он нос в воду и как рыкнет: бр-р-рекекеке! Угадай, что после этого делается?
— Да мне нипочем не догадаться.
— Всю рыбу холодный пот прошибает.
— Кошмар, да и только! — Будильник отодвинулся еще дальше.
— Верно говоришь, — горделиво приосанился Веник II. Листья на нем зашуршали, глаза заблестели, уши оттопырились локаторами. — Вот какой у меня замечательный отец!
— Да уж, видать, хороша семейка.
— Ты бы знал, как меня ласкали, холили, нежили в детстве, пока еще надеялись, что я волосьями обрасту! А потом… — он пытался сдержать слезы. — Но потом…
— Что случилось потом?
— Да ничего! Волосы-то не росли. Как же я мучился — врагу не пожелаешь… С утра, бывало, первым делом к зеркалу бросаешься: а ну, как за ночь щетина пробилась или хотя бы пушок какой! Но где там… Ни в понедельник, ни в воскресенье, ни в январе, ни в декабре! Шел год за годом, и отец, который прежде во мне души не чаял, начал стыдиться меня. Когда собирались у нас гости, тоже чудища кудлатые, мне было велено сидеть у себя и никому на глаза не показываться, а то, как говаривал папаша, у него со стыда все космы на роже сгорят! Забьюсь, бывало, под кровать и оплакиваю в потемках свою горькую участь. И наконец… наконец папаша… выгнал меня из дому! Глаза бы мои, говорит, на тебя не глядели! Парень ты уже большой, вот и ступай на все четыре стороны искать себе чести да шерсти!
— И впрямь папаша твой как есть чудовище.
— Вот и я тебе о том толкую.
Будильник придвинулся к незадачливому чудищу.
— Но если он обошелся с тобой так жестоко, почему ты хочешь во что бы то ни стало быть похожим на него?
— А что мне еще остается? — вновь затянул свою тоскливую песню лысый Веник.
— Ну, например… — Будильник растерянно запнулся и вдруг просиял всем циферблатом. — Вот что: отрекись от своего папаши и возьми себе другое имя!
— Ты что? — вскинулся Веник. — Это надо же до такого додуматься! Кто Веником родился, тому по гроб жизни в вениках ходить! Имя, оно, знаешь ли, обязывает.
— Тебе виднее, — уступил Будильник. — Я ведь только помочь хотел.
— Да-да, конечно… спасибо тебе за сочувствие. Знал бы ты, сколько я натерпелся с той поры, как выставили меня за порог да пожелали ни пуха ни пера… — голос его сорвался. — Перья мне без надобности, но ведь даже пуха нету, ни пушинки! — несчастный расплакался и только через какое-то время продолжил свою печальную историю: — Уж я и к знахарям обращался, пользовали меня разными мазями-притираниями, но не выросло от них ничегошеньки, только прыщами весь покрылся. Потом ванны сидячие принимал: соленые, сладкие, лимонные, такие, сякие… В пещеры залезал — ну как подземный воздух поможет, в горы высокие взбирался — к солнцу поближе. Огуречным соком, морковной тюрей натирался, листья сельдерея, паутину прикладывал, талой водой умывался — все без толку! Под конец попытался прикрыть, замаскировать наготу свою убогую. Клочьями мха обклеился — высмеяли: гномик болотный, говорят, с ума спятил. Перьями обвязался, опять нехорош — не иначе, говорят, кукушонок бракованный, на своих двоих расхаживает. Выпросил у овцы шерсти клок, все на смех подняли: смотрите, мол, блоха косматая да здоровущая, переросток какой-то… Теперь брожу как неприкаянный и иной раз чувствую: дело мое — труба, ежели чуда какого не свершится, этак недолго и с катушек долой.
Будильник придвинулся вплотную к убитому горем разбойнику, как до начала грустного повествования.
— Бедный Веник! — прочувственно вздохнул он и вознамерился было погладить лысую макушку, торчащую между оттопыренных ушей, но чудище, мечтавшее стать косматым, сделало предостерегающий жест.
— Веник Второй, — мягким, однако же неуступчивым тоном поправил он приятеля. — Не сочти за труд добавлять порядковый номер, чтобы не путать меня с папашей.
— По-моему, такая опасность тебе не грозит, — заверил его Будильник и вздохнул: — У каждого своих бед хватает, что у тебя, что у меня.
— У тебя? — ахнул лысый хлюпик. — Да у тебя же все есть! — И перечислил, словно опись инвентаря: — Стрелки, звонок, циферблат, цифры…
— Это всего лишь видимость.
— Чего же тебе недостает?
— Потом расскажу, успеется. Путь неблизкий, пора отправляться.
— Куда это?
— Твоей беде может помочь единственный человек на всем белом свете. Впрочем, как и моей тоже.
Веник Второй аж подскочил от волнения.
— Кто он такой? — голос его звучал возбужденно.
— Мудрый Исправитель Недостатков.
— Ты с ним знаком?
— Вовсе нет.
— А где он живет?
— Почем мне знать!
— Тогда что же ты о нем знаешь?
— Да, в сущности, ничего, — уклончиво ответил Будильник. — По слухам, живет он за горами, за долами, за дремучими лесами, на самом краю света, откуда ни привета, ни ответа, а может, и того дальше. Перед домом, сказывают, всегда чередой стоят разбитые и побитые, щербатые и треснутые, кривые, косые, словом, всякие ущербные, и Мастер трудится без устали, всем недостатки исправляет. Никто не уходит несолоно хлебавши. Очередь никогда не кончается и короче не становится.
— Он-то мне и нужен! — просиял Веник Второй. — Возьмешь меня за компанию?
Будильник смерил взглядом двухвершкового шибздика, будто прикидывал, не слишком ли непосильное бремя взваливает на себя, после чего со вздохом кивнул:
— Ладно уж, так и быть, беру тебя в компанию. Значит, отныне нам с тобой по пути. Тогда обращайся ко мне по имени.
— А как тебя зовут?
— Не видишь? На циферблате написано. Вот тут, где стрелки крепятся.
— Точное Время, — прочел вслух хлюпик. — Чудное какое-то имя…
— Видишь ли, когда-то меня так рекламировали. А теперь… то есть давным-давно, уж и не упомнить, с каких пор… за глаза только высмеивают: «Время точное? Ха-ха, сверхсрочное!..» И ведь грех обижаться, с точностью я и впрямь не в ладах, — с этими словами Будильник двинулся в путь.
— Ты уверен, что нам в ту сторону? — поинтересовался его спутник. — Ведь сам говорил, не знаю, мол, где Мастер живет.
— Я действительно не знаю. Тогда не все ли равно, в какую сторону шагать?
На это нечего было возразить, и путники по извилистой залитой лунным сиянием тропке направились наобум.
Лысый уродец время от времени спотыкался и с досадой бормотал себе под нос:
— Уу-ух-ха-ха-а…
Будильник же издавал чуть слышный смешок и отвечал приятелю:
— Тик-так, тик-так…
Путники знали, кто им нужен, а вот как найти Мастера, и ведать не ведали. Оставался один-единственный способ, к которому они и прибегли. Шли себе, брели куда глаза глядят.
от начала до конца заполненная нехватками да недостатками
Будильник Точное Время безошибочно описал место, где обитал Мудрый Исправитель Недостатков. Вздумай кто-нибудь отправиться на поиски с помощью самой подробной и надежной карты на свете, ему бы не добраться туда скорее, чем испытанным путем, когда попросту идешь-бредешь куда глаза глядят.
А жил Мудрый Мастер за горами, за долами, за дремучими лесами, за чудесными землями, под голубыми небесами, почти на самом краю света. На вершине холма. Жилищем ему служил не какой-нибудь кичливый замок, дворец или крепость, способная лишь отпугивать людей, а уютный дом, радушно открытый для всех нуждающихся в помощи. Дом не подавлял своими размерами, хотя и был достаточно просторным, внушая почтение. Стоило только на него взглянуть, и сердца враз полнились доверием и надеждой.
