За себя как не постоять! Как за родича не постоять! Разве обидчику простить можно?
Жил в одной деревне нанаец Бельды. Был у него сынок по имени Чокчо. Совсем маленький сынок — едва ходить умел.
Всю зиму Бельды охотился. Много пушнины — мехов накопил. И соболь у него был, и белка, и лисица, и нерпа, и медведь, и колонок, и волк. Смотрит на меха Бельды и радуется:
— Вот поеду в Никанское царство, в город Сань-Син, — меха продам, еды, припасов на целую зиму накуплю. Сетку новую куплю, ружьё, порох, патроны, игрушки!
Летом, и верно, собрался Бельды в Сань-Син ехать.
Просит его сынок:
— Возьми меня с собой, отец!
Подумал Бельды — дорога опасная, могут разбойники напасть. Мало ли что в дороге случиться может.
— Что ты, сын? — говорит Бельды. — Как это можно, чтобы в доме мужчины не осталось! Кто же будет мать да сестрёнок защищать? Надо тебе остаться.
Уехал Бельды.
Много времени прошло. Чокчо за это время научился ножом владеть. Сидит, стругает: ложку сделал, лодку маленькую сделал, оленя из дерева вырезал, нарты, медведя, собачек. Много разных игрушек сделал… А отца всё нет!
Вот уже листья на деревьях пожелтели, трава повяла. А Бельды всё не едет домой.
Потом из соседнего стойбища приехали люди.
Сделала мать Чокчо кушанье — мось, угостила приезжих юколой.
Сидели, сидели они, курили, курили, юколу ели, ели, потом говорят:
— Мы вместе с Бельды в Сань-Син ездили. Торговали. Обратно вернулись…
— А где отец? — спрашивает Чокчо.
Друг на друга поглядели люди.
— Твой отец, — говорят, — торговал с одним человеком по имени Лян. Тот у Бельды всю пушнину купил. Пошёл Бельды к этому маньчжу, чтобы рассчитаться, и не вернулся. Не купец, оказалось, Лян, а разбойник! Всю пушнину у Бельды взял и самого его убил… Вот какое дело вышло!
— Почему же вы за отца не заступились? — спрашивает Чокчо.
Говорят люди:
— У того Ляна-маньчжу большая шайка. А нас мало! Не могли мы за твоего отца заступиться — побоялись: люди Ляна нас догнать могли, все товары отнять и нас убить могли…
— Плохо вы сделали! — говорит Чокчо.
Обиделись люди. Сели в лодку и уехали.
Стала мать Чокчо плакать, сестрёнки тоже заплакали. До того плакали, что у них совсем глаза запухли.
— Что теперь будет с нами?
Но делать нечего — слёзами Бельды не вернёшь. А жить надо. Поплакали, поплакали они, да за дело взялись! Старшая сестра копьё взяла, в тайгу пошла — охотиться! Младшая в лодку-оморочку села, по Амуру поехала — рыбу ловить. Мать дома осталась — за очагом следить, еду варить.
А Чокчо говорит матери:
— Сшей мне унты, испеки лепёшку. Пойду я Ляна искать. Найду — за отца отомщу, пушнину верну!
Говорит мать:
— Что ты, Чокчо? Куда ты пойдёшь? Ты маленький ещё!
Посмотрел на неё Чокчо:
— Отец сказал, что я мужчина. А мужчины должны род защищать, врагу мстить должны.
Видит мать — Чокчо на своём стоит крепко, не отговорить его… Испекла ему лепёшку, сшила ему унты.
Взял Чокчо свой нож, охотничью повязку на голову надел, юколы в мешок положил, унты на ноги надел, простился с сёстрами, с матерью и пошёл.
Шёл, шёл Чокчо, видит, на пути большой лес стоит. Деревья высокие-высокие. Сосны, дубы шумят в том лесу, вершинами качают. Конца-краю тому лесу нет! Не побоялся Чокчо. Идёт по лесу, лепёшку жуёт, ножом играет, песню поёт. Вдруг слышит голос:
— Куда идёшь ты, маленький нанаец?
Оглянулся Чокчо. Никого вокруг нет. А голос опять зовёт его. Отвечает Чокчо:
— Иду за отца мстить!
— Помоги мне, и я тебе помогу! Другом буду! — говорит тот же голос.
Увидал Чокчо, лежит на камне жёлудь. Падал с дерева на землю, да упал на камень. Лежит и высыхает.
— Возьми меня с собой! — говорит жёлудь. — Пригожусь!
Взял Чокчо жёлудь, дальше пошёл.
Повстречал покинутую избушку. Остановился отдохнуть. Снял унты, ноги повыше положил. Лепёшку откусил. Вдруг слышит скрипучий-скрипучий голос:
— Куда ты идёшь, мужчина?
— За отца мстить! — говорит Чокчо. — А ты кто? Где ты?
— А я около тебя лежу.
Посмотрел Чокчо — у самого очага, в золе вертел лежит, на котором охотники мясо жарят. Кто-то бросил вертел в огонь. Погнулся вертел, чуть не сгорел, окалиной покрылся. И ему Чокчо помог, окалину песком отчистил, направил его. Совсем вертел как новый стал.
— Спасибо, Чокчо! Ты мне помог, и я тебе помогу. Возьми меня с собой, — говорит мальчику вертел.
Взял Чокчо вертел с собой и пошёл дальше. Мимо покинутой рыбалки проходил, опять голос услышал. Спрашивают его: куда идёт? Ответил Чокчо. Увидал, что это мялка да колотушка, которыми рыбью кожу вьщелывают. Кто-то в мялку гвоздь вбил, а у колотушки черенок сломал. Вытащил Чокчо из мялки гвоздь, колотушке новый черенок сделал.
— Вот спасибо тебе, Чокчо! — говорят ему опять. — Ты нам помог, и мы тебе поможем! Возьми нас с собой.
Взял Чокчо мялку с колотушкой. Дальше пошёл. Шёл, шёл, до ручья дошёл. Разлился ручей — дальше дороги нет! Как быть?
Тут слышит Чокчо, опять его зовут:
— Эй сосед! Помоги мне, и я тебе помогу! Другом буду!
Глядит Чокчо: вода берёзу подмыла, упала берёза, щуку придавила. Лежит щука под берёзой — ни взад, ни вперёд, хвостом виляет, а ходу нет! Совсем задыхается щука. Отвалил берёзу Чокчо, щуке волю дал. Говорит ему щука:
— Как ручей перейдёшь? Садись, перевезу!
Сел Чокчо на щуку. Вмиг на другом берегу оказался. Говорит ему щука:
— Возьми меня с собой, пригожусь!
Положил её Чокчо в мешок. Дальше пошёл.
Вот уже Амур видно. Вдруг видит Чокчо, в траве одна лыжа. «Вот жалко, — думает Чокчо, — хорошая лыжа, а одна!» А в это время и другую увидал. Далеко лежит вторая, кто-то её в валежник бросил. Не поленился Чокчо, принёс вторую лыжу. Вместе лыжи сложил. А те и говорят ему человеческим голосом:
— Ты нам помог, и мы тебе поможем! Куда ты идёшь, маленький нанаец?
— За отца мстить иду! — говорит Чокчо. — Только мало сил у меня, не знаю — дойду ли… Путь далёкий. Как через Амур перейду!
Говорят ему лыжи:
— Это всё ничего! Становись, покатим тебя, скорее дело пойдёт!
Рассмеялся Чокчо:
— Кто же по траве на лыжах ходит?
Однако на лыжи всё-таки стал. Выросли тут крылья у лыж. Поднялись они на воздух и полетели. Да быстро-быстро! Ветром чуть повязку с головы Чокчо не сорвало. Над Амуром полетели — точно голубая лента вьётся река. Щука в мешке завозилась, выглянула, под собой Амур увидала и говорит:
— Ну, молодец, Чокчо! Этак мы до Ляна скоро доберёмся!
А лыжи летят и летят. Только ветер свистит в ушах. Мелькают внизу реки, стойбища, леса. У Чокчо дыхание захватывает.
Примчали лыжи в Сань-Син.
Посмотрел Чокчо и испугался.
Стойбище большое-большое, домов много. Никогда Чокчо не думал, что в одном месте столько домов может быть: рядами стоят, один на другой поставлены, столько их, что и конца не видно. И народу тут множество великое. Шум от голосов такой стоит, будто буря деревья валит. Толкаются люди, кричат. Покупают, меняют, продают. Людей много, а знакомых нет! Стал Чокчо спрашивать, как ему к дому Ляна-маньчжу пройти. Смеются прохожие над мальчиком, не понимают. Кто ударит его, кто толкнёт, кто за косу дёрнет, кто накричит. На его счастье проходил один старик, язык нанайцев знавший. Расспросил он Чокчо. Показал, где Лян-маньчжу живёт. Пошёл в ту сторону маленький нанаец.
Видит — красивый дом стоит. У крыши концы вверх загнуты. На концах серебряные колокольчики висят, звенят. В окнах прозрачная бумага вставлена. Вокруг дома деревья разные растут: вишни, яблони. Золотые птички на ветках сидят. Музыка играет повсюду. Ручьи меж деревьев струятся, журчат, будто потихоньку разговаривают. Вошёл Чокчо в дом. Кричит:
— Эй! Лян! Выходи на бой! — И палку приготовил, чтобы с Ляном драться не на жизнь, а на смерть!
Не отвечает никто маленькому нанайцу. Видно, дома того человека нет.
Вошёл Чокчо в комнату Ляна. В золу очага жёлудь сунул, чтобы полежал тот на мягком. В умывальный таз Ляна щуку пустил. Вертел около печки поставил. Мялку с колотушкой оставил у двери. Сел сам на нары, да и уснул.
Вечером вернулся домой Лян, весёлый, пьяный.
Захотел он в очаге огонь развести. Нагнулся над ним, угли стал раздувать. А тот жёлудь как подскочит, да как хватит Ляна в глаз. Взвыл от боли Лян. Кинулся к тазу с водой, чтобы глаз промыть. А щука из таза высунулась и цапнула Ляна за нос. Отскочил Лян от таза. А тут вертел ему в спину воткнулся. Совсем перепугался Лян. Кинулся к двери, чтобы убежать. А тут мялка с колотушкой за Ляна взялись. Принялись они колотить его, мять, обжимать так, что Лян и света не взвидел. И так мялка с колотушкой работали, пока из Ляна тонкую шкурку не сделали.
