Елена Данько ПОБЕЖДЁННЫЙ КАРАБАС
Глава первая. О том, как черный пудель покупал бутерброды
Жил-был на свете старый шарманщик.
Звали его Карло. Жил он один-одинешенек, и не с кем ему было словом перемолвиться. Вот вырезал он себе из полена деревянного мальчика и назвал его своим сыночком Буратино.
Буратино бегал, прыгал и баловался, как настоящий мальчишка. Стало у шарманщика с тех пор хлопот полон рот. Но старик не жаловался: уж очень он полюбил своего сыночка.
В том же городе жил богатый-пребогатый синьор Карабас Барабас Огромная Борода — хозяин кукольного театра. Он был злой и страшный. Он хлестал своих кукол плеткой и грозил оторвать им головы. Это было в Тарабарской стране, где богачи делают все, что им вздумается, и никто им не смеет перечить.
Бедные куклы терпеть не могли своего хозяина. И вот лучшие актеры убежали из его театра. Сначала убежала девочка Мальвина с пуделем Артемоном, а потом убежал мальчик Пьеро. Карабас погнался за ними, пустив по следу свирепых бульдогов. Но старый шарманщик Карло приютил беглецов в своей каморке. А его сынок, веселый Буратино, открыл золотым ключиком потайную дверцу и увел кукол от преследователей.
За дверцей оказался чудесный маленький театр. Куклы стали представлять в нем забавные комедии и волшебные сказки. И зажили с тех пор весело и счастливо у старого Карло.
А Карабас остался без актеров. Пришлось ему закрыть свой театр. Он злился, рвал свою длинную бороду и ревел от злости.
Об этом обо всем рассказано в книжке Алексея Николаевича Толстого «Золотой ключик, или Приключения Буратино», и все читатели думают, что на том дело и кончилось.
Я тоже думал, что ничего больше не приключилось с Карло и с его приемными детьми. Но нечаянно я узнал продолжение сказки. Вот как это было.
Я живу в Ленинграде и часто хожу в наш кукольный театр. Как-то раз, на каникулах, я забрался туда раным-ранешенько, чуть ли не за два часа до представления. Пришел — и сам не обрадовался.
В театре было пусто, темно и холодно. Окошечко в кассе было похоже на закрытый глаз. Старуха уборщица выгребала в коридоре вчерашний сор. Увидев меня, она принялась ворчать. Куда это меня принесло в такую рань? Неужто мне дома не сидится? Я ответил, что боялся опоздать на представление.
— Ну, ступай, посиди в буфете. Нечего тут слоняться, сор ногами разносить! — сказала она и стукнула метлой о железный совок.
Я пошел в буфет и уселся в уголке. Сонная буфетчица за прилавком вытирала стаканы. Против меня в стене была маленькая дверца с большой надписью: «Посторонним вход воспрещается».
Я прочел эту надпись слева направо и справа налево, и мне стало очень скучно. Когда еще начнется представление?
Вдруг дверца отворилась, и вошел черный пудель. Гордо выпрямив шею, он нес в зубах корзинку для провизии. Он подошел к прилавку и встал на задние лапы, принюхиваясь и приглядываясь к закускам, разложенным под стеклом. Потом он поднял морду и негромко пролаял:
— Гав, гав!
Я думал, буфетчица рассердится и прогонит собаку. Мне захотелось подманить пуделя к себе, и я уже нащупал в кармане печенье, оставшееся у меня от завтрака...
Но буфетчица ничуть не рассердилась. Она словно проснулась, схватила свою серебряную лопаточку и сказала:
— Я к вашим услугам!
Тогда пудель протянул стриженую лапу в мохнатой манжетке и указал на бутерброды.
— Вам с колбасой? И с ветчиной? И с салом? И с сыром? — спрашивала буфетчица, выкладывая бутерброды на круглое блюдо. А пудель радостно помахивал хвостом, облизывался и указывал ей все новые закуски.
Скоро на блюде выросла целая гора. Здесь были и бутерброды, и пирожки, и сосиски, и рябчики, и свиные котлеты с косточкой, и даже целое колечко колбасы! Пудель пошарил мордой в корзинке, вынул кошелек с деньгами и подал его буфетчице. Никогда еще я не видывал такой собаки!
Тут к прилавку подошел высокий старик в бархатной куртке. Я и не заметил, откуда он взялся! Он поглядел на полное блюдо и с укором покачал головой:
— Экий ты жадный, Артемон! Настоящий обжора!
Пудель живо убрал лапы с прилавка и сделал вид, будто бы он здесь ни при чем. А старик сказал:
— Ну взял бы ты себе парочку бутербродов, рябчика, котлетку на ужин — и хватит. А куда ты денешь теперь всю эту кучу? В землю зароешь, что ли? Эх, брат, мы не в Тарабарской стране. Нам не приходится еду на черный день копить!
Пудель опустил голову и виновато поджал хвост. А старик продолжал:
— И не думай, пожалуйста, что куклы помогут тебе съесть все это! Они тебя за чем послали? За фруктами? А ты чего накупил, чудак? Собачий вкус, конечно, дело почтенное, но люди любят не только то, что кушают собаки, а у кукол и вовсе особые нравы. Запомни это, мой друг!
Тут пудель уронил голову на лапы и жалобно завыл.
— Ну, ну, ладно! Возьмем всю эту снедь, если тебе хочется! — утешил его старик. — А уж я зато куплю детям самых лучших мандаринов, самых румяных яблок и самого сладкого винограда!
— Да у вас сегодня, я вижу, пир горой! — пошутила буфетчица, отпуская ему красивые, спелые плоды.
— А то как же? Ведь сегодня ровно год, как я приехал в Ленинград. Вот мы и празднуем этот день!
— Ну, поздравляю вас, папа Карло! — сказала буфетчица.
Тут я вскочил на ноги и бросился к старику. Я все понял.
— Папа Карло! Вы тот самый папа Карло, а это тот самый пудель Артемон? Это про вас написано в книжке «Золотой ключик, или Приключения Буратино»?
Старик усмехнулся и кивнул головой. Пудель взглянул на меня и слегка завилял хвостом. Я не помнил себя от радости и кричал:
— А я — читатель этой книжки! Я прочел ее пять раз с начала и пять — с конца, три раза вдоль и два поперек! Я все про вас знаю! Скажите мне скорее, где теперь Буратино, где Мальвина и Пьеро? Живы ли они, здоровы ли и что они поделывают?
— А вот пойдемте с нами — сами увидите! — ответил Карло.
Он уложил покупки в корзинку и повел меня к маленькой дверце с большой надписью: «Посторонним вход воспрещается!»
Пудель поплелся за нами следом.
Едва я переступил порог, как стал понимать собачий язык.
Я слышал, как пудель ворчал себе под нос:
— К чему это кормить детей мандаринами, яблоками и виноградом? И кисло, и сладко, и оскомина на зубах! Тьфу, подумать противно! То ли дело свиная котлета с косточкой!
— Цыц! — сказал Карло. — У всякого свой вкус.
И пудель замолчал.
Глава вторая. О том, как читатель превратился в писателя
Сначала мы шли темным коридором, потом спустились по ступенькам, потом опять стали подниматься по узкой лесенке, держась за шаткие перила. Сверху шел слабый свет, и было слышно, как звенит какой-то бубенчик.
Потом стало светлее, и звон раздался у нас над самой головой. Я взглянул вверх и увидел, что над нами, на площадке лестницы, горит яркая лампочка. А под лампочкой стоит смешной деревянный мальчик с торчащим носом и сбивает что-то ложкой в серебряном стаканчике. Так вот откуда шел звон!
Мальчик увидел нас и вскрикнул от радости. Он вскочил верхом на перила и вмиг съехал вниз — прямо в руки старику. Он сидел на руках у Карло, болтая тонкими ножками, вертел носом во все стороны и пищал:
— Папа Карло, попробуй моего гоголь-моголя! Это не простой гоголь-моголь, а из розовых лепестков. Я его для тебя сбивал!
Он совал старику в рот полную ложку розовой пены, и его тень с торчащим носом смешно плясала на стене. Карло утер губы и отвел ложку, но мальчик не унимался:
— Помнишь, как ты накормил меня своей последней луковкой, а сам лег спать голодный? Ну покушай теперь моего гоголь-моголя, покушай, пожалуйста!
— Не балуйся, сынок! Веди себя хорошо. Видишь, я читателя с собой привел! — сказал Карло.
— Читателя? — Мальчик повел на меня лукавым глазом и вдруг вырвался из рук Карло. Он вскочил на спину пуделю и поехал впереди нас, выбивая ложкой веселый марш по стаканчику и крича:
— Дорогу нашему читателю! Ура!
Я догадался, что это сам знаменитый Буратино, и обрадовался, что он ничуть не заважничал от громкой славы.
Мы взошли на площадку, и Карло распахнул дверь. Я взглянул и ахнул — куда это мы пришли?!
Прямо передо мной была зеленая поляна, а на ней красивый беленький домик. Перед ним цвели алые розы. Золотистые бабочки кружились в солнечных лучах. Маленький фонтан выбрасывал вверх водяные струи, и каждая капелька сверкала на солнце, как алмаз.
«Это, верно, домик Мальвины!» — подумал я.
А за домиком чернел дремучий лес. Там светила луна и блестело голубое озеро. Бледные лягушки сплетали венки из водяных лилий и задумчиво плясали при лунном свете.
