Кай Умански
Ведьма Пачкуля и сумасшедшие каникулы
В Непутевом лесу — тишина. Только дождь шелестит легонько по сырым листьям и разбухшим веткам. Тишина, если не считать…
…ритмичного чавканья велосипедных колес по грязи, сопровождаемого энергичным звяканьем колокольчика и задорно-ужасным пением. И вот из-за деревьев появляется маленькое мохнатое Нечто в футболке «Лунобзик» и ярко-желтой кепке, за плечом у него большая сумка.
Это Нечто-Газетчик.
Нечто-Газетчик обожает свою работу. Оно целую вечность постигало все необходимые навыки и тонкости ремесла — искусство непаданья с велосипеда, искусство торможения, искусство руления, искусство прикарманивания выручки и так далее, но, ей-ей, усилия были не напрасны. Теперь Нечто получает зарплату за то, что целый день носится как чумовое по округе, но это еще не все — ЕМУ ЗА ТАК ДАЛИ ЖЕЛТУЮ КЕПКУ! Нечто с ума сходит по своей кепке. Иногда даже спит в ней.
Нечто крутит педали, весело распевая, и забрызгивает грязью парочку мрачных кроликов, опрометчиво вышедших позавтракать в это дождливое утро. «Ха, смотрите, куда скачете, поедатели морковки! Гей-гоп!»
Оно заворачивает за угол, с размаху тормозит, слезает и роняет велосипед в лужу (искусство прислонения велосипеда к дереву ему пока не покоряется). Нечто роется в сумке и вытаскивает журнал, упакованный в полиэтиленовый пакет. Или не журнал? Нет, не журнал, а вовсе даже красочная туристическая брошюра! Доставить по адресу: Непутевый лес, хибара номер 1 в районе Мусорной свалки. Нечто-Газетчик озадаченно разглядывает обложку — на ней стайка баньши в купальниках, улыбаясь во весь рот, сигает в лазурное море. Над фотографией размашистая солнечно-рыжая надпись:
Грязьеводск
Веселые развлечения и очарование старины!
Окунитесь в особое отпускное волшебство!
Что же так удивило Нечто? Да просто в Непутевый лес нечасто попадают брошюры с рекламой экзотического отдыха. Газеты — это да. Каталоги заклинаний — само собой. Неуклюжие газетные свертки с сырыми травами — пожалуйста. Уведомления о неоплаченных счетах — регулярно. Но туристические брошюры?
Повертев посылку и так и эдак, Нечто-Газетчик пожимает плечами, лезет на дно сумки, достает крепкую бельевую прищепку и цепляет ее себе на нос.
С этим адресатом ему уже приходилось иметь дело. И теперь Нечто подготовилось!
В хибаре номер 1 в районе Мусорной свалки висела угрюмая тишина. Такая тишина бывает, если кто-то сказал Обидные Слова — и кое-кто действительно их сказал. Ведьма Пачкуля не уследила, и огонь в очаге погас. Ее помощника хомяка Хьюго сие событие несколько опечалило.
Обстановка в хибаре была гнетущая. Мало того, что огонь погас, так еще и крыша протекала. На черных от копоти стропилах собирались крупные капли и падали с глухим шмяком в бесчисленные старые кастрюльки и потрескавшиеся миски, расставленные по всему полу. Хьюго, вооруженный веточками и газетными клочками, пробирался меж кухонной утвари. На нем футболка «ХОМЯК — ЗВЕРЬ ЗЛОЙ», и его вид вполне соответствовал этому утверждению.
— Я считаю, я вообще ни при чем, — буркнула Пачкуля пару минут спустя. Она сидела в своем любимом кресле-качалке и дулась. — Не моя работа следить за огнем.
— Да фто ты? — огрызнулся Хьюго. — А чья ше это работа?
— Метлы, чья. Всю жизнь так было.
— Метла на больничном, ты забыфать? — напомнил Хьюго.
Метла и правда свалилась с жуткой простудой и теперь отмокала в больничном ведре (от каждодневного ведра оно отличалось тем, что в воду добавили ложку меда).
— Тогда это твоя работа, — решительно заявила Пачкуля. — Ку-ку, я тут ведьма, вообще-то! Я делаю всякие важные магические штуки. А ты просто помощник. Если метла болеет, огонь на тебе.
— Фто ты гофорить! А такше покупки, готофка и упорка, я прафильно понимать? У меня только дфе пары лап, снаешь ли. Или я, по-тфоему, кто? Суперхомяк?
Пачкуля обдумала его тираду. И впрямь. Хьюго — сокровище, а что огонь погас, это она сама виновата. Идеальный момент, чтобы признать свою неправоту и извиниться. С другой стороны…
— Иди утопись в подставке для яйца, коротышка! — рявкнула она. Идеальный момент упущен.
Мы должны простить Пачкулю. Понимаете, ведь шел дождь. Долгие недели с неба все лило и лило, и Пачкуля медленно, но неуклонно съезжала с катушек. Наша ведьма привыкла действовать, она просто ненавидит сидеть взаперти. Она любит быть сразу везде, сплетничать, обмениваться рецептами, обрушиваться как снег на голову и напрашиваться на чай. Такая вот она ведьма.
Ее уже лет сто никто не приглашал на чай. Похоже, весь шабаш слег с простудой — никто не желал открывать Пачкуле, невзирая на ее жалобные крики и дубасенье в дверь.
Разложив веточки в очаге, Хьюго уселся на пол и сердито выдохнул. Еще одного дня ссор и хозяйкиных бесцельных шатаний по дому ему не вынести.
— Мошет, поколтовать? — предложил он. — Погоготать малек, хмм? Сфарить зелье? Фее фремя тошть, лягушек полно. Префрати пяток-другой ф принцев или еще ф кого.
— Думаешь, мне самой не хочется? Да я мечтаю об этом. Но у нас все основные ингредиенты закончились. В доме ни капли тритоновой тошнотины, а без нее ни одно зелье не сварганишь. Я заходила в «Колдуй, баба, колдуй, дед», но у них, как всегда, шаром покати. «А еще называют себя колдовской лавкой», — так я ему прямо и сказала.
— И фто он отфечать? — поинтересовался Хьюго, терзая коробок спичек размером с самого хомяка.
— Сказал, что они теперь не колдовская лавка, а магазин зонтов. Вывел меня на улицу — и что ты думаешь? Над витриной вывеска «ООО „Зонты Баба-Дед“». Решил сделать деньжат на плохой погоде.
— Ты покупать зонт? — спросил Хьюго.
— Конечно. Дождь же шел!
— Фот и отлично! Прать зонт и идти ф гости! — возопил Хьюго.
— Никто меня не зовет, — сказала Пачкуля, скорбно шмыгнув носом. — У всех простуда. Все дома позапирали, даже Шельма. Вчера я принесла ей чудесную открытку «Поправляйся скорее», так Дадли меня поцарапал и на порог не пустил. Ишь! А она еще называет себя моей лучшей подругой!
— Прафта назыфает? — усомнился Хьюго.
— Ну а то. Она и была моей лучшей подругой. До вчерашнего дня. Теперь она мой злейший враг, чтоб я еще ей хоть слово сказала — да ни в жизнь. И открытку порву, которую я для нее купила. Хотя лучше переправлю «поправляйся» на «отравляйся». Где карандаш?
Она вскочила с кресла, решительно направилась к кухонному столу, вытащила ящик и опрокинула его содержимое на пол. Хьюго обреченно качал головой, глядя, как Пачкуля ползает на карачках, бросает за спину все попадающиеся на пути предметы и бормочет:
— Карандаш, карандаш, где же этот проклятый карандаш?
И вдруг она села, потерла глаза и сказала слабо:
— Ох, Хьюго. Нет, ты только послушай меня. Я все утро на тебя ору. Ору на моего чудного маленького помощника, который всегда так добр ко мне. А теперь собираюсь послать своей лучшей подруге открытку «Скорее отравляйся». Что со мной творится? Я сама не своя.
— Это потому фто ты сидишь фзаперти. Тебе скуфно, фот и фее.
— Ты абсолютно прав, мне до смерти скучно. Мне нужна смена обстановки.
— Ну так сефотня у тебя как раз есть шанс. Ты забыфать, фечером ежемесячное сборище в Непутефом зале, рофно ф семь тридцать? Уфитишь фсех потруг. Поболтать с ними, а?
— Какая ж это смена обстановки. Кому охота выгребаться из дома в такой дождь и тащиться на нудное сборище? К тому же полшабаша небось не придет, учитывая, что бутерброды должна принести Туту. Если б я не была казначеем в этом месяце, вот точно дома бы осталась. Но Чепухинда говорит, надо принести шабашную копилку.
Она посмотрела на кровать. Под ней Пачкуля спрятала (вдруг воры нагрянут?) официальную копилку шабаша (с надписью «ФОНД ШАБАША — НЕ ТРОГАТЬ»), Отличное, кстати, место для тайника. Только совсем уж отчаянный вор отважится шарить под Пачкулиной кроватью.
— Хочет убедиться, что я не спустила общественные деньги, — продолжала Пачкуля слегка обиженно. — По-моему, она мне не доверяет. Не понимаю, с чего бы? В общем, хочется настоящих перемен. Уехать на несколько дней, сбежать от этого чертового дождя…
И тут, словно по сигналу, хлопнула крышка почтового ящика и что-то шлепнулось на коврик у двери. Снаружи послышались удаляющиеся шаги и донеслось немелодичное пение, которое, к счастью, вскоре стихло.
— Ай ты ж красота! — воскликнула Пачкуля и вскочила на ноги. — «Чудесную правду» принесли. Хоть кроссворд погадаю!
И она стремглав понеслась к двери. Но на коврике лежала не газета. А нечто куда более интересное. Глянцевая, сверкающая брошюра весьма неестественно смотрелась в Дебрях-Что-Не-Под-властны-Ни-Одной-Метле (на Пачкулином полу). Маленький, квадратный, солнечный, ярко-синий островок рая посреди океана разрухи.
