Ознакомительная версия.
Анна Никольская
Про Бабаку Косточкину-2
Стихи Владимира Бредихина
Отличный сюжет плюс отличное воплощение этого сюжета в «жизнь». В качестве доказательства — мое троекратное ура в честь автора: ура! ура! ура! и собственные искусанные локти (которые я кусал по ходу чтения «Про Бабаку Косточкину-2»). Ка-а-а-а-ароче, блистательно по всем статьям — диалоги, описания, стилистика, фантазия, юмор. На мой взгляд, полнейшая удача. Ну а уж насколько «Про Бабаку Косточкину-2» окажется по зубам рэфээшным детишкам — это уже дело детишек и их зубов!
Валерий Роньшин, детский писатель
Удивительные, головокружительные, смешные и ужасно абсурдные приключения. «Так не бывает!» — веселишься после каждой главы. И все же кого-то напоминают пижамы, гусь, принцесса… То ли кого-то из знакомых, то ли нас самих.
Ольга Колпакова, председатель «Содружества детских писателей», автор более 50 книг для детей
Когда-то давным-давно в одном моем стихотворении пропал хомяк. Сначала он шел В ПИДЖАКЕ. Ну, в смысле — я сам шел в пиджаке, а хомяк сидел в кармане. Получается, тоже шел. Но при этом он еще и грыз дыру и в результате ушел БЕЗ ПИДЖАКА. Причем — в неизвестном направлении. И только сейчас это направление стало мне известным. Теперь я точно знаю — этот хитрюга ушел к барнаульскому мальчику Косте Косточкину в книгу, которую вы держите в руках. Правда, не успел он к Косте прийти, как тут же снова от него ушел. Такой уж у него уходчивый характер. Но я со своей стороны могу гарантировать, что хомячьи поиски скучными вам не покажутся. Потому Анна Никольская — на все руки мастер. Она и детективный сюжет умеет выстроить, и со словами играть, и с юмором у нее все тоже в полном порядке. Так что веселых поисков!
Игорь Шевчук, детский писатель, папа Смешариков
Я заглянул под диван — Фомы Фомича там тоже не было.
— Фома Фомич, родненький! — позвал я тихонько. — Куда ты подевался? Бабака мне за тебя голову откусит…
Бабака Косточкина, моя говорящая собака, подарила мне Фому Фомича перед самым отъездом в Абхазию. На отдых решили рвануть всей семьей — мама, папа, Бабака и сестра Аделаида. Меня оставили присматривать за хозяйством.
— Если кто из бандитов сунется ночью, — сказала Бабака, — ты пой басом. У тебя теперь как раз ломается голос, — и подарила мне Фому Фомича.
Три дня мы жили нормально: я в детской, он — в домике у батареи. К нему прилагался такой специальный домик — картонный, из-под телевизора — со спальней и кухней. Отдельно туалет. И колесо для интересного времяпрепровождения. Фома Фомич наберет побольше гороха за щеки — и ну давай гонять по колесу, а морда такая сосредоточенная-сосредоточенная! Вечный двигатель, да и только. Я зачистил провод от настольной лампы и примотал к вертящемуся колесу. Щелкнул выключателем — думал, сейчас будет бесплатный свет, вот мама с папой обрадуются — но нет. Наоборот, свет вообще потух по всей квартире. И даже в доме напротив — я увидел в окно.
Потом свет опять дали, а Фома Фомич исчез. Я обыскал весь дом, просто сбился с ног! Ведь он же Бабаке дальний родственник!
Я хотел звонить в полицию, просить предоставить инспектора и ищейку. Уже наполовину набрал номер и вдруг вижу — под кухонным столом, там, где трещина в стене в виде крокодила, рассыпан горох.
Я все тогда сразу понял! Моментально! Мне даже не понадобилось лупы и отпечатков лап.
Он сбежал!
Этот несчастный Фома Фомич, этот хомяк до мозга костей, сбежал! Самым бессовестным образом он сбежал к соседям по лестничной клетке. Вероятнее всего — к Григорию Христофоровичу из двадцать восьмой квартиры. А ведь я кормил его горохом и подорожником!
А ведь я газетку для него меленько рвал!
Что я скажу теперь маме и папе? А главное — что я скажу теперь Бабаке, когда она, веселая и загорелая, приедет из Пицунды?
Нет, надо было срочно что-то делать.
Я посмотрел на часы с Микки-Маусом: 20:21 — время еще детское.
Я переобулся в ботинки, накинул куртку (осень, в подъезде все-таки уже холодно), подобрал с пола несколько горошин (чтобы было, что предъявить, если спросят) и вышел из квартиры.
Крыша дома напротив багровела багровым.
У нашего соседа Пампасова из двадцать восьмой квартиры нет электрического звонка. У него в дверь вмонтирован железный звонок от велосипеда. Я не знаю зачем.
Еще у него дома, как мама говорит — полна коробочка. Там много всяких интересных вещей.
Интересные вещи у него повсюду: в ящиках на полу — журналы «Крокодил» за 1979 год, на подоконниках — виниловые пластинки с каким-то Антоновым, в старых деревянных чемоданах — значки и вымпелы, в глиняных горшках — монеты, в мешках из-под сахара — фарфор кусками, на стенах — велосипедные шины в хаотическом порядке… Пампасов называет себя нумизматом, а мы с мамой называем его Григорием Христофоровичем.
Я покрутил звонок и прислушался. Иногда бывает так, что Григорий Христофорович дома, а дверь не открывает. Я не знаю почему. В квартире № 28 было все тихо. Я приложил ухо к двери, чтобы прислушаться посильнее, как вдруг она приоткрылась. Сразу запахло какими-то зайчиками.
— Григорий Христофорович, вы дома? — спросил я, входя в темную прихожую.
Никто мне не ответил. Я заметил, что слева по коридору — там, где у нас спальня, а у Пампасова кухня, — горит свет. И я на него пошел.
Я шел по коридору и думал, и всякие нехорошие мысли лезли мне в голову. Например, я думал про то, что сейчас зайду на кухню, а там на полу — мертвец. Или еще хуже — шарики ртути.
Но ничего такого в кухне на полу не оказалось. Зато на столе, в самом его центре, на блюде лежал пирог. Вернее, он стоял — большой и розовый, как выкупанный поросенок. Наверное, с клубникой… — я принюхался.
— В приличных домах принято сначала здороваться, а потом нюхать! — сказал кто-то сердито.
Я вздрогнул и поздоровался.
— Так-то лучше, — сказал кто-то. — Зачем ты пришел? За солью? Возьми там — в узелке за батареей.
Я заглянул за батарею, но никакого узелка там не было. Над головой вдруг что-то звякнуло. Я посмотрел вверх и увидел, как из часов, которые были приделаны к потолку рядом с люстрой, медленно вылезает Червяк.
— Кувырнадцать минут пыпырнадцатого, — лениво сказал Червяк и, зевнув, полез обратно.
— Великолепно! Самое время заморить червячка! — воскликнул кто-то обрадованно.
Раздался громкий выстрел, и люстра стала падать на пол. Пока люстра падала, я успел подумать, что вот сейчас она разобьется на мелкие кусочки и Григорий Христофорович этому не будет рад. Но люстра не разбилась — на полпути к полу она выпустила два ощипанных куриных крыла и вылетела в форточку.
— Мазила! — сказал Червяк, выглядывая из часов. — Просто божеское наказание!
— Сейчас-сейчас, только ружье перезаряжу… — сказал суровый голос.
И тут я увидел, как из пирога высовывается Человеческая Рука.
Человеческая Рука торопливо перезарядила ружье и прицелилась в Червяка.
— Лучше целься!
— Не спеши! — командовал Червяк, подставляя грудь под прицел.
— А ружье у вас вроде бы деревянное? — спросил я.
— Мореный дуб! — с гордостью ответила Рука. — Отойди, о Мальчик, в сторону. Не мешай!
— Я сейчас уйду, не беспокойтесь. Я только хотел спросить про Григория Христофоровича…
— Ничего не желаю знать! — крикнула Рука. — Никакого Григория Христофоровича Пампасова здесь не проживает!
— Как же так? — удивился я. — Вот и вы, кажется, имеете к нему какое-то отношение… Вы не его рука?
Я сразу догадался, что это его рука. По татуировке на запястье:
«Всем покажу!» и по ее голосу.
— Я не его! Я сама по себе! — сказала Рука с вызовом, и я не стал спорить. — Хочешь пирога?
— Спасибо, — я кивнул.
— Спасибо — да? Или спасибо — нет?
— Спасибо — да.
— Не хочешь, как хочешь, — сказала Рука, отрезая от пирога большой кусок и отправляя его в рот.
Рот у пирога был внутри.
— Самоедство — великая вещь! — сказала Рука, облизываясь. — Очень рекомендую.
— Советую тебе, о Мальчик, прислушаться, — пискнул из часов Червяк. — Рука у нас голова!
Я совсем запутался и решил спросить напрямик:
— Вы не видели Фому Фомича? Хомячка такого.
— Не видели, — ответила Рука.
Ознакомительная версия.