— Нет, ничего, — ответил Тамино. — Это я так, складываю свою историю.
— А, ну складывай, складывай, — широко зевая, протянул Билли.
Фердинанд Каркун взял курс на Голливуд.
Билли задремал, а Тамино все еще продолжал думать о том, что сказал ему Большой Каньон.
Глава одиннадцатая, в которой Тамино убеждается, что мир велик, но не всегда прекрасен
На следующий день они добрались, наконец, до Голливуда. Еще издалека они увидели на высоком холме гигантские буквы, из которых складывалось заветное слово:
Фердинанд аккуратно приземлился на широкой площади, окруженной высоченными домами, в которых, судя по всему, никто не жил. Во всяком случае, по близости никого не было видно. Никто не бегал, не суетился, и даже ящики на колесах, называющиеся машинами, стояли без всякого движения. Вокруг царила мертвая тишина.
Билли быстренько обежал прилегающую территорию в надежде обнаружить что-нибудь съедобное, желательно мясное.
Тамино огляделся по сторонам. Что-то не похоже, чтобы тут было полно индейцев, как утверждал Фердинанд. Тамино уже собрался спросить ворона, куда подевались обещанные индейцы, как вдруг раздался голос Билли:
— Эй, шуруйте сюда! Я тут кое-что интересненькое нашел!
— Индейцев? — радостно воскликнул Тамино и бросился к Билли.
Фердинанд последовал за ним.
— Вы только поглядите! — с хитрой улыбкой сказал Билли, показывая лапой на ближайший дом. — Что это такое, по-вашему?
— Человеческий дом, — ответил Фердинанд.
— Дом как дом, ничего особенного, — добавил Тамино.
— Ничего особенного? — переспросил Билли и ткнул носом дверь. — А теперь что скажете?
Тамино с Фердинандом заглянули внутрь и обомлели: за дверью была пустота. Только небо и трава, ничего больше!
— Вот это да! — ахнул Тамино.
— Бутафория! Декорация! — рассмеялся Билли. — Как в театре. Тут все дома такие, — сказал он и принялся открывать одну дверь за другой.
Друзья пошли бродить по вымершему «городу», обнаруживая на каждом шагу что-нибудь новенькое: деревянные египетские пирамиды, гигантскую мышь со слоновьими ушами, механических людей, наподобие нью-йоркских индейцев, точную копию Большого Каньона в миниатюре, нарисованные реки, картонные горы, огромную белую акулу и парочку динозавров, тоже ненастоящих. Изредка им попадались отдельные большелапые, которые быстро здоровались на ходу, улыбались и бежали себе дальше. Пингвин в красной шапочке, разгуливающий в компании с псом в бриллиантовом ошейнике и черным вороном, тут, похоже, никого не удивлял.
Тамино в Голливуде очень нравилось. Ему давно уже хотелось узнать, как делаются фильмы, которые у них на Южном полюсе показывают по телевизору. И вот теперь он попал на настоящую кинофабрику! Правда, его немножко беспокоило, что они тут прохлаждаются, а дело-то пока так и не двигается. Все-таки хорошо было бы, наконец, отыскать здесь индейцев, разузнать у них все что нужно и домой, к папе с мамой и принцессе Нануме. Тамино уже начал скучать по дому.
— А вы не могли бы слетать на разведку, дорогой Фердинанд? — попросил Тамино. — Чтобы посмотреть сверху, где нам тут искать индейцев.
— Я и сам как раз собирался посмотреть, что тут и как, чтобы сориентироваться. Так что до скорого, я мигом, — сказал Фердинанд и взял старт.
Тамино и Билли решили тем временем продолжить экскурсию и заглянули в дом, который стоял поблизости. Дом этот, в отличие от всех прочих, оказался почти настоящим. Во всяком случае, у него имелась крыша и внутри шла какая-то жизнь, судя по разнообразным звукам, доносившимся оттуда. Соблюдая осторожность, друзья пробрались внутрь и увидели просторный зал, освещенный множеством ярких светильников. По всему залу было расставлено несколько кинокамер, возле которых крутились большелапые. Одни из них держались за камеры, заглядывая в толстую трубу, устроенную на ней, другие мерили зачем-то расстояние от этой трубы до ближайших предметов, третьи то и дело хлопали какой-то штуковиной, состоявшей из полосатой палки и черной дощечки, на которой было что-то намалевано, при этом они выкрикивали непонятные цифры и, хлопнув штукой, тут же отскакивали в сторону, четвертые топтались возле камеры, держа в руках длиннющие удочки, которыми они зачем-то болтали в воздухе, выкрикивая странные фразы, вроде «Не слышу!», «Ничего не слышу!», «Звук!».
В центре зала восседал важный дядечка внушительных размеров. На голове у него была шляпа, а во рту — толстая коричневая палка, которую он все время сосал. Судя по всему, здоровяк был тут главным, потому что он постоянно что-то кричал, заглушая даже большелапых с удочками. В самом конце зала была устроена широкая улица, которая очень напоминала Бродвей в Нью-Йорке.
Важный тип махнул рукой, крикнул «Начали!» — и тут же заиграла музыка. Одновременно из темноты возникло семьдесят три белых пуделихи, которые дружно пели и пританцовывали.
Уже одного этого хватило, чтобы у Билли Виндзора закружилась голова. Раскрыв рот, он смотрел во все глаза на ослепительных красоток. Когда же вспыхнули огни и на высокой лестнице появилась солистка — изящная пуделиха в воздушных розовых одеждах, — Билли и вовсе как будто повредился в рассудке: сначала он осел пыльным мешком на пол и замер с высунутым языком и помутившимся взором, потом вскочил и завилял хвостом как бешеный, потом принялся топтаться на месте, тихонько поскуливая и подвывая, потом опять уселся и вперил взор в прекрасную незнакомку.
— Эй, Билли, ты чего? — испугался Тамино, заметив странное поведение приятеля.
Билли не отзывался. Тяжело дыша, он смотрел на артистку и ни на что не реагировал.
Тамино потянул его легонько за хвост:
— Билли, ты, часом, не заболел?
Билли посмотрел на Тамино стеклянными глазами и снова уставился на розовую фею, которая продолжала неспешно спускаться по лестнице, напевая сладкозвучную мелодию.
— Билли, елки-палки! Да что с тобой, в конце концов?! — рассердился Тамино и встал перед самым носом притихшего пса, загородив ему весь вид на волшебное действо.
Билли посмотрел на друга непонимающими глазами.
— Билли! Ку-ку! Это я, Тамино!
— Ты знаешь, кто это? — мечтательно спросил Билли, выходя из столбняка.
— Нет, — честно признался Тамино.
— Это Одри Пинкпудель, самая прекрасная актриса на свете! Я смотрел все фильмы с ней, все до одного! И вот теперь… Я вижу ее собственными глазами! И знаешь, Тамино, гляжу я на нее, и у меня внутри так всё… Как бы это сказать…
— Ворохается и шурумбурумится, — подсказал Тамино.
— А ты откуда знаешь? — насторожился Билли, подозрительно глядя на Тамино.
— Догадался, — ухмыльнулся Тамино.
— Хм… — Билли явно озадачился.
— Стоп! Стоп! — гаркнул дядька в шляпе, хлопнув в ладоши. — Где пес, с которым Одри должна танцевать?
Все большелапые бросились сновать по площадке с криками: «Пес! Где пес?», «Партнера Одри на выход!», «Подать сюда пса!». Но искомый пес, судя по всему, бесследно исчез. В зале стоял страшный шум, гвалт, ругань. Громче всех кричал важный тип. И вдруг среди всей этой суматохи раздался чей-то мелодичный голос:
— Да вот же он!
Это сказала Одри Пинкпудель. Она стояла на самой нижней ступеньке лестницы и неотрывно смотрела на Билли. Все стихло. Билли оглянулся. Кто же этот счастливчик, который сейчас будет танцевать с самой Одри Пинкпудель?
— Надеюсь, вы мне не откажете? — услышал он заветный голос, прошептавший ему эти слова прямо в ухо.
Билли оторопел. Одри Пинкпудель протянула ему лапу, и ошалевший пес молча, как во сне, пошел за ней на «Бродвей».
Заиграла музыка, и вот они уже закружились в танце, и танцевали так, будто всю жизнь только и ждали этого момента, чтобы слиться в едином движении. Одри не сводила восхищенных глаз со своего ловкого партнера. А Билли… От счастья Билли забыл обо всем на свете.
«Это любовь!» — подумал Тамино, радуясь за друга. Все-таки Билли в Нью-Йорке было довольно одиноко. Не говоря уже о том, что жить с большелапыми и зависеть от них тоже удовольствие ниже среднего.
В этот момент кто-то похлопал Тамино по плечу. Тамино обернулся. Это был Фердинанд.
— Индейцы! Я нашел твоих индейцев! — возбужденно зашептал он Тамино на ухо. — Пошли скорей!
Дважды повторять эту новость Фердинанду не пришлось. Тамино тут же сорвался с места и поспешил за вороном.
Выбравшись из павильона, друзья припустили вприпрыжку. Миновав площадку с громыхайками-птицелетами, загон с гигантскими обезьянами, сухопутную гавань с затонувшими кораблями, они вырулили к тому месту, где стояло не меньше пятидесяти типи, образуя целый лагерь.
Здесь, судя по всему, тоже снимали какой-то фильм. Только сейчас, видимо, был перерыв. Во всяком случае, никто не толкался возле камер, никто не кричал, не бегал и не танцевал — все замерло.
