— Терпеть не могу розовый цвет, — заявила девочка, хотя видела, что Изабелла весь день шьет платье из розовой материи.
— Она никогда не любила розового, — сказал Ганзель.
— Дети! — умоляюще сказал Зигфрид.
Но дети холодно посмотрели на него, он опустил голову и замолчал.
— Я не знала, — извинилась Изабелла. — Прости, я не знала.
Во второй день она сшила куртку для Ганзеля.
— Тебе нравится этот цвет? — спросила она, показывая ему зеленую ткань.
— Да, — ответил мальчик и ушел играть с сестрой.
Весь день Изабелла кроила, сметывала и шила, а вечером Ганзель заявил:
— Она шерстяная. Ненавижу шерсть. Она колется.
— Если наденешь поверх рубашки, она не будет колоться, — ответила Изабелла.
— Еще больше будет, — сказала Гретель.
А отец близнецов не сказал ничего.
На третий день, когда Изабелла пекла пирожки, чтобы устроить торжественный ужин, в дверь тихонько постучали.
На пороге стояла старая женщина, нервно постукивая клюкой.
— Прошу прощения, — сказала старуха, прищуриваясь, чтобы лучше разглядеть Изабеллу. — Я ваша соседка, вдова булочника. Я живу на земле, которая граничит с вашим лесом.
Изабелла хотела поблагодарить за то, что соседка пришла познакомиться, но старуха продолжала:
— Видите ли, все дело в ваших детях. Вчера они пришли и стали швырять камни в мой сад. Я видела, как они бежали вдоль ограды, швыряя камни. Сад теперь в жутком состоянии, и чтобы расчистить его, мне потребуется почти неделя. Не люблю жаловаться, но не могли бы вы что‑нибудь сделать?
— Мне так жаль, — ответила Изабелла. — Я понятия не имела. Я пошлю их, они все уберут…
— Нет, — прервала ее старуха. — Нет.
Она кивнула и заковыляла своей дорогой.
— Простите, что побеспокоила вас, — сказала она перед уходом.
За ужином дети съели все пирожки, хотя и заявили, что те черствые, совсем не поднялись и даже их мама пекла лучше.
Изабелла не стала обращать внимания на то, что у нее защипало глаза, и сказала:
— У нашей соседки проблемы с камнями в саду.
— Земля вокруг каменистая, — сказал Ганзель.
— Вероятно, — ответила Изабелла, не решаясь открыто обвинить близнецов. — Но она говорит, что видела, как вы там играли, и думает, что вы могли случайно принести с собой камни.
— Наша соседка — древняя старуха, — сказала Гретель. — Сама не понимает, что видит.
— И она никогда не любила, — добавил Ганзель.
Изабелла посмотрела на мужа, понадеявшись, что он что‑нибудь скажет. Но он сказал лишь:
— Наверное…
И больше ничего.
На четвертый день Изабелла остановила детей, когда те собрались погулять.
— Почему бы вам не отнести пирог нашей соседке? — спросила она.
Близнецы посмотрели друг на друга. Изабелле даже показалось, что они разговаривают друг с другом без слов.
— Чтобы извиниться за то, что натаскали в ее сад камни? — уточнила Гретель.
— Мы же сказали, что это не мы, — добавил Ганзель.
— И я вам поверила, — сказала Изабелла, хотя не поверила ни на грош. — Просто чтобы развеселить ее немного, она очень расстроилась из‑за камней.
Ганзель и Гретель посмотрели друг на друга, не мигая и не меняясь в лице. Но пирог они взяли.
Ближе к полудню, когда Изабелла вытряхивала ковры, она заметила, что на тропинке, по которой ушли дети, собрались птицы. Она подошла и увидела, что их привлекло. Это был кусок пирога.
Вечером, когда дети, наигравшись, вернулись домой, а Зигфрид мылся перед ужином, Изабелла спросила близнецов, отнесли ли они пирог соседке.
— Да, — сказала Гретель.
— Она заявила, что он черствый и совсем не поднялся, — добавил Ганзель.
Изабелла посмотрела им в лицо и не смогла обвинить их во лжи.
— А кусок пирога не падал, отломившись, пока вы шли к соседке? — спросила она.
— Нет, — сказал Ганзель.
— Нет, — сказала Гретель.
Изабелле не приходилось раньше воспитывать детей, и она не была уверена, что это нужно вообще делать. Она постаралась вспомнить собственное детство, но она никогда не поступала так, как близнецы.
На пятый день Изабелла проснулась позже обычного, потому что всю ночь проплакала. Зигфрид, который ночью обнимал ее, хотя ничего и не говорил, уже ушел в лес рубить деревья.
Когда Изабелла открыла глаза, первое, что она увидела, была Гретель, которая стояла возле кровати и разглядывала ее. Изабелла вздрогнула, хотя было тепло.
— Доброе утро, — сказала она.
Гретель не ответила.
Чтобы избавиться от пристального взгляда девочки, Изабелла потянулась за расческой и увидела Ганзеля, который стоял с другой стороны кровати и разглядывал ее.
— Что вы здесь делаете?
— Принесли тебе завтрак, — ответила Гретель.
Изабелла повернулась, чтобы взглянуть на нее, и в это время Ганзель сказал:
— Мы надеемся, он тебе понравится.
И опять женщина вздрогнула.
— Почему бы вам не погулять? — предложила она.
Без единого слова, не обменявшись взглядами, дети вышли из дома.
На завтрак они сварили овсянку, а еще они набрали ягод и размешали вместе с кашей. В первый раз дети что‑то сделали для мачехи. Возможно, так они хотели извиниться за прошедшую ночь. И все же… все же кашу есть не хотелось.
Изабелла вывалила содержимое плошки на заднем дворе и в течение дня наблюдала, как вянет и умирает трава вокруг каши.
Она повторяла себе, что дети прожили в лесу всю свою жизнь. И уж наверняка отлично знали, какие ягоды пригодны для еды, а какие не стоит брать в рот.
Но не могла поверить, что они намеренно собирались причинить ей вред.
Тем вечером Зигфрид вернулся домой раньше детей. Изабелла сидела за столом и все помешивала и помешивала похлебку, чтобы та не перекипела и не пристала к горшку. Детей не было.
— Позови их, — попросила она супруга, не осмелившись признаться, что когда она их звала, они не откликнулись.
Зигфрид вышел во двор.
— Ганзель! Гретель! Обедать!
Но дети не появились.
Раздражение Изабеллы превратилось в тревогу. А что, если с детьми что‑то случилось? А что, если они не идут, потому что не могут? Потом она подумала, что случилось что‑то ужасное, а сразу за этим — что лучше, чтобы это ужасное все‑таки случилось, потому что она так накажет детей, как никогда раньше их никто не наказывал.
Изабелла вышла к воротам.
— Ганзель! Гретель! Немедленно домой!!!
Край неба из оранжевого стал розовым, потом серым, затем черным, а детей все не было.
Зигфрид взял лампу и пошел в лес, Изабелла видела, как свет мерцает между деревьями, пока ее муж спускается к речке. И слышала, как Зигфрид зовет детей. Он не вернулся, пока не осип окончательно.
— Ни одного следа, что они были у реки, — сипло прошептал он.
Вообще никаких следов нигде.
На ночь они оставили ставни открытыми, зажгли свечи в окнах, чтобы дети нашли дорогу домой, и не стали гасить огонь в очаге, чтобы согреть детей, когда те вернутся.
Но дети домой не пришли.
Изабелла громко заплакала и рассказала супругу, как не стала есть завтрак, приготовленный близнецами. А теперь они заблудились в лесу, замерзли, напуганы, голодны, а может быть, и вправду не знают, какие ягоды можно есть, а какие не следует брать в рот.
— Ну-ну, — сказал Зигфрид, похлопывая жену по спине. — Ну-ну.
На рассвете шестого дня близнецы домой не пришли.
— Одному нужно остаться в доме, — сказала Изабелла супругу, все еще надеясь, что дети могут сами найти дорогу домой. — Но я бы хотела пойти поискать их.
Сначала она пошла к реке, что текла возле дома. Но и днем не нашла следов, указывающих на то, что дети там плавали: ни ботинок, ни отпечатков ног в иле. Изабелла уходила все глубже и глубже в лес, звала и звала, молясь, чтобы голодные звери или разбойники с большой дороги не наткнулись на беззащитных детей.
Она не нашла даже намека, куда могли деться дети.
На ночь они опять оставили открытыми ставни, горящие свечи и огонь в очаге, и снова близнецы не вернулись.
На рассвете седьмого дня Изабелла опять вышла на поиски. На этот раз она пошла в противоположную сторону, к деревне. Здесь лес был не такой густой, чтобы в нем заблудиться, были видны дома, и отсюда проще простого было найти дорогу домой. И все‑таки Изабелла подумала, что можно заручиться помощью сельских жителей в поисках несчастных малюток.
Но первым делом она зашла в дом вдовы булочника, которая приходила жаловаться из‑за камней. Из кухонной трубы вился дым, а во дворе стояла большая печь для выпечки хлеба, и из ее трубы тоже шел дым. Изабелла постучала в дверь, чтобы спросить, не видела ли старая женщина детей.
Дверь открылась, и на пороге стояла Гретель, а за ней стоял Ганзель, оба молчали, только смотрели большими, немигающими глазами.
— Гретель! — вскричала Изабелла, — опускаясь на колени и обнимая девочку. — Ганзель!
Она потянулась к нему, но мальчик увернулся. Гретель тоже вырвалась.
Изабелла поднялась на ноги.
— Мы так беспокоились, — сказала она. — Должно быть, вы испугались, когда заблудились.
