Глава двадцать четвертая
Вокзал в Гнэльфбурге был очень большой. Он состоял из трех просторных залов, соединенных между собой широкими проходами с высокими арками. Каждый зал венчал красивый купол, уходящий куда-то ввысь, чуть ли не в поднебесье. Из центра купола свисали вниз ажурные цепи, на которых крепились электронные табло с расписанием поездов и часы. Хотя часы тоже были электронными, но выглядели они как обычные – с циферблатом и двумя стрелками. У каждого зала было свое название: «Западный», «Восточный» и «Центральный».
Давайте же на несколько минут заглянем в Западный Зал, ведь именно там готовились сейчас к концерту Везунчик, Сахарок и Лакомка! У бедняжек к вечеру закончились деньги и почти все орешки, и они решили заработать себе на пропитание танцами и пеньем. Конечно, они могли бы вернуться ко мне и дядюшке, но самолюбие не позволило им это сделать.
– Нет, – сказал Везунчик, стоило только Сахарку об этом заикнуться, – просить старика пуппетролля дать нам еду и питье мы не станем. У него сразу пропадет хорошее настроение, и он не испытает большой радости от встречи с нами. Лучше мы дадим небольшой концерт для зевающей от скуки публики.
– Какие танцы и песни вы знаете? – спросил сестру и брата Сахарок. – Я никаких не знаю!
– И я не знаю, – признался Везунчик.
– А я знаю! – похвалилась Лакомка. – Песню «Вернись в Сорренто» и танец «Аргентинское танго». Спеть я могу одна, вы будете только повторять припев. А вот для танца мне нужен партнер.
– Ты! – ткнул лапкой Сахарка в грудь Везунчик.
– Нет, ты! – ткнул лапкой Везунчика в грудь Сахарок.
– Нет, ты!
– Нет, ты!
Хотя концерт еще не начался, но публика возле юных артистов уже стала собираться. Первой это заметила Лакомка. Зашипев на братьев почти по-кошачьи, она прошептала:
– Танцевать со мной будет Сахарок, он ловчее! А ты, Везунчик, станешь аккомпанировать нам на барабане и трубе.
– Хорошо, так и быть…
Везунчик вдруг удивленно вскинул мордочку вверх:
– А где я возьму трубу и барабан?!
– А щеки и губы тебе зачем даны? Чтобы их от обиды только надувать? – Лакомка выдернула из вазочки красный цветок, воткнула его себе за ухо и громко пропищала: – Уважаемая публика! Начинаем концерт артистов группы «Трио из Рио»! Просим нас простить, но все билеты в партер проданы, остались только стоячие места! Итак, первым номером нашей обширной программы будет неаполитанская песня «Вернись в Сорренто»! Почему песня называется неаполитанской, а не соррентской, мы не знаем, хотя Неаполь и Сорренто это города в Италии. Маэстро, прошу музыку!
Лакомка с улыбкой кивнула Везунчику и исподтишка погрозила ему кулачком. И первой затянула знаменитую мелодию в робкой надежде, что братец-музыкант ее подхватит.
Везунчик оправдал надежды сестры и принялся в такт лупить себя лапками по надутым щекам и выдувать изо рта звуки, отдаленно напоминающие звуки тромбона и трубы.
Затем, не дав публике возможности разбрестись по углам, Лакомка объявила следующий номер.
– «Аргентинское танго»! Прощай, Европа, здравствуй, Южная Америка!
Лакомка поправила свисающий из-за уха цветок, подхватила Сахарка за руку и талию, резко тряхнула головкой и ринулась вместе с братцем откаблучивать заковыристые па, фуэте и прочие балетные штучки, о которых я имею весьма смутное представление и потому описывать подробно их не стану.
Успех у танцоров был грандиозный! На «бис» они повторили «Аргентинское танго» еще дважды, и дважды мешочек из-под орешков зрители снова наполнили звонкими монетами до самого верха. Лакомка, Везунчик и Сахарок, наверное бы, исполнили танго на бис и в третий раз, как вдруг над их головами раздался чей-то командный строгий голос: «Операторы, приготовились к съемке! Мотор! Начали съемку!» В глаза мышатам ударили яркие лучи прожекторов, и Лакомка, щурясь от света «юпитеров», радостно пропищала: «Ура, нас снимает телевидение! Боже, какой успех!»
«Только этого нам и не хватало!» – успел подумать умный Везунчик, но поделиться своими опасениями с сестрой и братом у него уже не хватило времени…
Прошедшая ночь выдалась беспокойной не только для Пикника, Ганса и Ольгерда, но и для меня с дядюшкой. До самого рассвета мы не могли уснуть, думая о Везунчике, Сахарке и Лакомке. «Как они там? Живы ли? А, может быть… Нет, только не это!» Иногда дядюшка впадал в легкое забытье, но уже через мгновение облик трех несчастных малюток вставал перед ним, безмолвно вопрошая: «За что? За что, господин Кракофакс, вы отдали нас на растерзание?» И дядюшка резко вздрагивал, взбрыкивал ногами и тихо стонал: «Но ведь я хотел как лучше…»
Утром, едва первый солнечный лучик заглянул к нам в окошко, мы все втроем – я, Кракофакс и Кнедлик – отправились в цирк к Альберту Покусу выкупать из плена мышат. По дороге дядюшка беспрерывно бормотал, обращаясь больше к себе самому, чем ко мне и песику: «Гонорар придется вернуть… И те полсотни гнэльфдингов, которые этот транжир и мот подарил нашим крошкам… Надеюсь, они не успели их потратить?! Если коты бедняжек скушали, то не успели… А если вместе с деньгами?!!»
Дядюшка стукнулся лбом о фонарный столб, извинился и побрел дальше, размышляя вслух о возможной печальной участи мышат и актерского гонорара.
– Лишь бы господин Покус не потребовал заплатить неустойку! В контракте, кажется, ни слова о неустойке нет. А вдруг есть? Какой я глупец – подписал контракт не читая! А сто гнэльфдингов я заплачу. Сто гнэльфдингов за трех очаровательных крошек – это такой пустяк!
Когда мы примчались к цирку, высунув от усталости языки, то застали его хозяина еще лежащим в постели.
– В чем дело, господа? – недовольно пробурчал Альберт Покус, просовывая в приоткрытую дверь вагончика всклокоченную голову. – Ах, это вы, мошенники! Ну, заходите, заходите!
В другое время мы с дядюшкой плюнули бы на такое «любезное» приглашение и ни за что бы на него не откликнулись. Но сейчас нам пришлось переступить через оскорбленное самолюбие, а заодно и через порог вагончика.
– Простите за ранний визит, – гордо вскинув голову вверх, произнес мой дядюшка, – но важное дело заставило нас нарушить ваш сон и покой…
– Какие дела могут быть у таких мошенников? Разве что, вы решили еще продать мне и собаку?
– Кнедлик не продается! – испугался я ни на шутку. – Мы пришли забрать своих мышат!
– Разумеется, вернув вам аванс! – Дядюшка бросил презрительный взгляд на господина Покуса и протянул ему деньги. – Кстати, где наши малютки?
– Они удрали.
Рука Альберта Покуса автоматически потянулась за купюрами, но схватить успела только пустоту: Кракофакс так же автоматически отдернул свою руку, едва услышал ответ хозяина цирка.
– Как удрали? Куда удрали? – воскликнули мы с дядюшкой хором.
Альберт Покус пожал плечами:
– Кто их знает, куда… Ахилл мышат проворонил. Негодники прогрызли дырку в клетке и вот…
В знак доказательства правоты своих слов, он показал нам свежее отверстие в днище клетки и горку щепочек и опилок.
Но мой дядюшка был от природы очень недоверчив и, на всякий случай, попросил господина Покуса взять у кота Ахилла анализы.
– Вдруг он не удержался от соблазна и съел мышат? – сказал Кракофакс, пряча деньги обратно в карман пиджака. – А потом, заметая следы преступления, прогрыз в клетке дырку. У него вон какие зубищи, такими клыками всю клетку на опилки перевести можно!
И не давая господину Покусу времени на оправдания, дядюшка торопливо добавил:
– Если анализы вину Ахилла не подтвердят, я тогда на вас подавать в суд не стану. Прощу потерю своих малюток!
Кракофакс вытер платочком нечаянную слезу и медленно побрел к выходу. Мы с Кнедликом поспешили за ним: в цирке Альберта Покуса нам уже нечего было делать.
Выйдя на улицу, я первым делом спросил дядюшку:
– Ну, и где теперь их искать? Мышата такие маленькие, а Гнэльфбург такой большой!
На мой вопрос Кракофакс не ответил сразу. Молча он постоял минуту-другую, опершись рукой о ствол платана, о чем-то глубоко размышляя. Наконец он пришел к какому-то важному для себя выводу и сказал:
– Да, Тупсифокс, так мы и сделаем! Ты еще не знаешь старину Кракофакса, я тоже способен на красивый жест!
– Нельзя ли поконкретнее, дядюшка? – дернул я старика за рукав. – Мы с Кнедликом не очень тебя понимаем!
Старый пуппетролль добродушно улыбнулся:
– Пожалуйста, скажу конкретнее. Сейчас мы пойдем в редакцию утренней газеты и дадим объявление о пропаже трех мышат. Денег для спасения наших крошек я не пожалею. Да ты и сам мог в этом недавно убедиться!
Идея дядюшки нам с Кнедликом пришлась по душе. Я только попросил Кракофакса обязательно указать в объявлении особые приметы мышат и их умение разговаривать по-гнэльфски. А еще попросил поместить рядом с текстом объявления фотографии малюток.
