— От жук! — прогудел гнусавый бас. — От шустрый!
Над сыщиком возвышался Руслан Овчаренко.
Значит, Шарик не у бандитов! У него немного отлегло от сердца. Немного, потому что Овчаренко — тоже не подарочек… По тону Руслана чувствовалось, что про горошину, забитую в его толстый нос, он не забыл… Тем более, что одна ноздря у него — та самая — была заткнута аккуратной марлевой пробоч-кой.
«Главное, не напоминать ему о горошине, главное, не напоминать!».
Овчаренко нехорошо смотрел на Шарика. Пауза затягивалась.
— Листик залетел в окошко, — хихикнул Шарик, — смотри-ка ты: листик.
— Ага, листик. Я с тебя листик сделаю. «Главное, говорить о другом», — еще раз пронеслось в голове у Шарика, но он почему-то брякнул:
— Горошину доста-л?
— Достали. Вот такими щипцами. Трое в белых халатах.
— Больно было?
— Это же нос! — по-щенячьи визгливо крикнул огромный Овчаренко.
Тихонько двинувшись к окну, Шарик решил:
«Или шерсть моя сейчас полетит клочьями, или я сверну себе шею».
— Сидеть!!! — рявкнул Руслан так свирепо, что знаменитое сыщицкое самообладание на минуту изменило Шарику, и он зажмурился.
Но трёпки почему-то не последовало.
Когда Шарик осмелился приоткрыть один глаз, Руслан Овчаренко с карандашом важно сидел за столом над листом бумаги. Шарик вытянул шею и прочитал:
ПРЫТОКОЛ ШАРИКОВОГО ДОПРОСА
От изумления второй глаз сыщика открылся, и оба полезли на лоб. Шарик вскочил.
— Сидеть, подследственный! Хвамилия?
— Шарик.
— Имя?
— Шарик.
— Отчество?
— Шарик.
— Значит, вас зовут Шарик Шарик Шарик?
— Так всегда и зовут: Шарик Шарик Шарик!
— От жук! — Овчаренко качнул головой и записал: ШАРИКА ЗОВУТ ШАРИК ШАРИК ШАРИК. «Дело движется», — подумал Овчаренко, важно надел очки, лежавшие на столе, и внушительно прошелся по комнате. При этом он с грохотом опрокинул стул.
Шарик по имени Шарик Шарик хихикнул. Глядя поверх очков, Руслан набычился и резко спросил:
— Ну шо, будем сознаваться или…
— Ты мне должен сначала обвинение предъявить. Во всех книжках так написано. Ты должен сказать: «Признаете ли вы, что совершили…» и те де и те пе. Понял?
Руслан некоторое время подозрительно смотрел на сыщика, затем осведомился:
— В каких это книжках написано?
— В умных, Русланчик, в умных. В таких, где настоящий следователь допрашивает подследственного.
— Ну ладно. Если обманываешь, пеняй на себя. Признаете ли вы, шо… шо…
— Совершили… — подсказал Шарик.
Совершили и тэ дэ и тэ пэ?
— Хи-хи. Не признаю. Никаких тэ дэ и тэ пэ я не совершил.
Овчаренко трахнул громадной лапой по «прытоко-лу» и крикнул:
— Не для того я шкурой рисковал, тебя из огня вытаскивал, шоб ты меня за нос водил! Бачишь?
— Ты меня вытащил? Как ты там оказался?
— Нашу Школу на пожары бросили. Я как увидел, что твоя подозрительная личность под самым огнем валяется и уже тлеть начинает, сразу понял: вот кто аптеки запаливает! Я тебя сразу вычислил. Только не повезло тебе — хлороформом надышался…
— Я преступника ловил, я…
— Не надо ля-ля! Лучше сознавайся!
На пороге появился Рекс Буранович Доберман-Пин-чер. По его опаленной шерсти было видно, как славно потрудился начальник на пожаре. Красота Рекса Бурановича приобрела грозный дымный оттенок. Доберман-Пинчер положил на стол чемоданчик и узел, брошенные Черным чулком, затем пристально посмотрел на Руслана.
— Овчаренко, ты опять из себя следователя строишь? А ну, дай мои очки! Сколько раз я тебе говорил: не лезь не в свои дела. В чем он тебе сознаваться должен?
Овчаренко струхнул:
— Мы, Рекс Буранович, так… балакали… Играли… Я вроде следователь, а он вроде…
Руслан покосился на Шарика, ожидая, что тот его выдаст.
Шарик промолчал.
Начальник надел очки, сел за стол и прочитал Русланов «прытокол». Потом скомкал бумагу, швырнул на пол и тихо произнес:
— Нашел время для игрушек. Почему не оказана первая помощь пострадавшему? За вр-рачом! Р-рысью! Марш!
Овчаренко пулей выскочил из кабинета.
— Так, Шарик Шарик Шарик, знакомы тебе эти предметы? — Доберман-Пинчер указал на узел и чемоданчик.
Шарик рассказал, как обнаружил преступников и что произошло потом.
— Итак, — подвел итог Рекс Буранович, — получается задача со многими неизвестными. Не установлена личность поджигателей. Неизвестно, какую цель преследуют преступники, истребляя аптеки и аптечные склады. Взломан почему-то магазин «Оптика». Известно лишь, — начальник открыл чемоданчик и высыпал на стол горку облаток и пузырьков, — что бандиты уничтожают то, что не могут унести с собой. Но с какой целью они это делают? На таблетках не разбогатеешь. Непонятен и такой факт: большая часть похищенного — это сильнодействующие снотворные средства.
За дверью послышался торопливый топот, и в комнату ворвался Руслан Овчаренко.
Доберман-Пинчер грозно обернулся к нему:
— Я тебя куда посылал? Где вр-р-рач?
— В теле…
— Где?
— В теле… же… В телевизор же чрезвычайное сообщение показывают!
Овчаренко кинулся к телевизору, включил. Пока аппарат нагревался, Овчаренко, едва переводя дыхание, частил:
— Ну мы их быстренько скрутим… Тиканули, бандюги… Вот работенка нам подвалила, да, Рекс Бура-цыч? Только бы след взять…
На экране появилась очаровательная диктор Лань Лесная. Она, нервно теребя янтарные бусы, что-то читала по бумажке.
— Вот видите, видите, — бубнил Овчаренко, — она говорит, шо…
— По-мол-чи, Овчаренко, — поморщился начальник.
Диктор сказала:
— Повторяю. Из места заключения, совершив подкоп, сбежали особо опасные преступники: Крот, Крыс и воровка Нюрка Муха. Особые приметы беглецов: Крот — сильно близорук, телосложения коренастого, обладает большой физической силой. Крыс — нет верхнего левого клыка. Нюрка Муха — на левом крыле татуировка: «Они устали», на правом: «Но их не догонишь».
Рекс Бураныч, — взвился Шарик, — Муха с татуировкой, она мне глаз чуть не выколола! Значит, Черный чулок — это Крыс или Крот.
— Где-то я их имена встречал, — задумчиво произнес Доберман-Пинчер, — и совсем недавно.
— В письме же! Помните, я вам письмо давал от жильцов? Крот и Крыс хотели дом обрушить, а я их поймал.
На экране появились фотографии бандитов.
— Просьба ко всем гражданам, — говорила диктор, — знающим о местонахождении преступников, сообщить…
Вдруг она осеклась, повернула голову и посмотрела в сторону Ее большие глаза сделались огромными. Она хотела вскочить, но чей-то чрезвычайно знакомый Шарику голос приказал:
— Ни с места!
А другой не менее знакомый голос шумливо добавил:
— А то копыта откинешь…
Мастер Очкастый и мастер Щербатый. — Репетиция. — Встреча с комендантом. — Мастер копает паркет. — Носорожий сон. — Янтарные бусы. — Он вошел без разрешения.
Погода в этот день была пасмурная.
Тучи шли низко-низко, и башня телевизионного центра этими тучами была как бы обрезана наполовину.
Вверху, в тумане, возникли две смутные фигуры и по лестницам, расположенным внутри ажурной конструкции, стали спускаться вниз. Если бы этот наш любопытный наблюдал за телебашней с самого утра, со вчерашнего дня или даже, предположим, со дня ее постройки, он всё равно не увидел бы, как эти фигуры на нее поднимались.
— Гм-гм, — сказал бы любопытный, если бы он был…
Так вот, эти никогда не поднимавшиеся фигуры по мере спуска становились всё видней. И теперь оказалось, что ничего загадочного в них нет. Это были обыкновенные рабочие. Да, да! Самые обыкновенные! Они были в пластмассовых защитных касках. Они были в новеньких синих комбинезонах.
И один из них нес лопату.
Мог бы возникнуть вопрос: что они там копали, эти трудяги? Дождик они там разгоняли этой своей лопатой?
Но этот вопрос ни у кого не возник, потому что за спуском, как уже сказано, никто не наблюдал.
Тот, который тащил лопату, панически боялся высоты. Еще страшнее ему становилось оттого, что вышка покачивалась. Она покачивалась так, слегка. Известно, что даже небоскребы качаются, однако стоят себе, не падают. Но у страха глаза велики, и тот, который тащил лопату, при каждом порыве ветра приседал, ему казалось, что так к земле ближе. Вниз он старался не смотреть, а если смотрел вверх, то башня, он чувствовал, начинала чертить в облаках гигантские восьмерки, словно мачта штормующего корабля.
— Ну всё, — хныкал он, — сейчас ляпнемся! Спутник этого труса спускался с небес более уверенно.
