Теперь перехожу к последующим событиям.
Хорошо зная правы преступников, я вполне готов был предположить, что и данный преступник, то есть доктор Каламатипси, непременно попытается вернуть кунсткамеру себе, а потому приказан констеблю Винкельбургу спрятаться в каптерке и потушить там свет, чтоб была полная темнота. Сам же я спрятался в ближнем шкафу, держа наготове дубинку. Ждали мы, по всей видимости, несколько часов.
И вскоре наше напряженное ожидание было вознаграждено.
Воспользовавшись некоей весьма искусной, должно быть иностранного производства, отмычкой, упомянутый негодяй, доктор Канакадески, проник в полицейский участок прямо через парадную дверь. Как сказано выше, я ожидал, что он придет, ибо хорошо знаю нравы преступников, но вот чего я совсем не ожидал, так это того, что вместе с ним в участок заявится некая весьма юная особа женского пола. Я в точности записал их разговор. Тут мне можно полностью доверять, поскольку в полицейской академии я был награжден памятной грамотой Эрнста Стаффельбаума за особые успехи в тренировке памяти.
Ниже приводится дословная запись их разговора:
ОНА. Удивляюсь я на вас, доктор Калакабитси! А я-то думала, что вы честный!
ОН. О, ну конечно! Я целый день могу быть честным.
ОНА. К сожалению, сейчас зима, и дни очень короткие!
ОН. Именно поэтому зимой я менее честен, чем летом. А теперь давай-ка вызволим мой шкаф да уберемся с ним вместе куда подальше отсюда.
ОНА. Но, доктор, я же вас собственными глазами видела! И теперь вынуждена сделать вам строгое внушение. Когда тот человек наклонился и стал смотреть в окошечко, а я, как вы велели, принялась мазюкать ему физиономию всеми красками, какие были под рукой, и пока там палили из всех пушек, вы ему карманы и обчистили. Я своими глазами видела! И этого вы не можете отрицать!
ОН. Действительно, не могу. Вот у меня его кошелек, и я очень рад тебе это сообщить.
ОНА. Ну, так это очень даже дурно с вашей стороны!
ОН. Видишь ли, публика — существо нервное, трепетное. Ей нужно помочь, подтолкнуть ее, чтобы она сделала свой вклад в поддержку такой замечательной, чудесной вещи, как моя кунсткамера.
ОНА. Нечего оправдывать свое воровство с помощью красивых слов о поддержке! Я очень вам благодарна за то, что вы мне помогли, но вы — человек дурной и бесчестный! И уж я бы ни за что не согласилась стать вашей помощницей, если б знала, что это приведет меня к совершению деяний преступного характера.
ОН. Весьма мудро. А теперь давай-ка вытащим мою кунсткамеру, пока эти два полицейских временно покинули служебное помещение.
ОНА. А вы потом поможете мне спасти Шарлотту?
ОН. Помогу. А теперь держи фонарь повыше, а я попробую поднять шкаф.
И тут я, воспользовавшись подходящим моментом, выскочил из своего укрытия, желая воспрепятствовать действиям негодяя. К несчастью, я, когда прятался, не заметил, что в шкафу присутствует пустое ведро, и попал в него своей левой ногой, в результате, выпрыгивая из шкафа, я грохнулся на пол да еще и шлем погнул. Придя в себя, я поднялся на ноги и заявил мерзавцу:
— Доктор Кракавипси, именем закона я вас арестую!
Но, к своему удивлению, я увидел, что тот, к кому я обращаюсь, вовсе не доктор Карамолести, а агент секретной службы Венеции, лишь притворяющийся упомянутым доктором. Он сердечно поздоровался со мной, называя меня по имени, и я на какое-то время утратил уверенность в том, что веду дело в полном соответствии с Уставом полицейской службы, поскольку подобные случаи там не описаны. Но тут я заметил лежащие на полу башмаки констебля Винкельбурга. Да и сам он тоже лежал на полу. Похоже, он заснул, находясь на посту! Я просто глазам своим поверить не мог! Разбудив его, я, разумеется, сделал ему строгое внушение и благодаря этой неожиданной передышке сумел быстро и четко оценить ситуацию. Воспользовавшись знаниями, полученными в полицейской академии, я сумел прийти к выводу о том, что венецианский секретный агент и доктор Каналаррести — это одно и то же лицо, и один из них просто использует обличье другого, точно на маскараде, таким образом нарушая закон. У меня не было иного выбора: мне пришлось воспользоваться той властью, которой я облечен. Я заявил упомянутому преступнику, что арестую его, и решил предостеречь его от возможных последствий — в точности, как изложено в Уставе.
Выслушав меня, он сказал буквально следующее:
— Потуши-ка фонарь, Люси.
И юная особа женского пола предательски потушила фонарь, отчего весь полицейский участок погрузился во тьму. Призывая констебля Винкельбурга на помощь, я храбро бросился вперед, схватился со злодеем врукопашную, получил несколько тяжких ударов, но после яростной борьбы сумел все же подмять его под себя и надеть на него наручники тем способом, который изложен в полицейском уставе. Затем строго приказал ему снова зажечь лампу.
Когда загорелся свет, я, к своему великому изумлению, увидел, что арестовал констебля Винкельбурга, надев на него наручники, а он одновременно надел наручники на меня, и теперь мы были неразрывно связаны вышеупомянутыми узами. А доктор Каракапести, отпустив в наш адрес несколько обидных и даже оскорбительных замечаний, собрался уже удалиться вместе со своей соучастницей, но тут дверь полицейского участка распахнулась и на пороге появилась группа подкрепления из полицейского управления Женевы под командованием инспектора Хинкельбайна. Инспектор Хинкельбайн выразил свое удивление, обнаружив, что мы с констеблем Винкельбургом оказались спутаны столь недостойным полицейских образом. Я попытался объяснить ему причины этого, но он сразу меня прервал. Так что я впервые пользуюсь возможностью несколько обелить собственное честное имя. Затем инспектор арестовал доктора Каравелупси, обвинив его в том, что он является известным мошенником Луиджи Бриллиантини. Но мне-то было ясно, что инспектор ошибается, и я уже хотел объяснить ему, что он обознался, но он снова меня прервал. Тут констебль Винкельбург обратил внимание инспектора на тот факт, что девочка во время схватки исчезла. Инспектор выразил удивление по поводу того, что двух взрослых офицеров полиции победила одна маленькая девочка, и я попытался сказать, что он неверно истолковывает данные факты, но он меня резко прервал. Затем арестованного препроводили в камеру. Нас с констеблем Винкельбургом освободили от наручников и сделали нам строгое внушение. Затем я сообщил инспектору Хинкельбайну, что он вполне может ожидать награждения орденом Золотого Банана, но он неправильно меня понял, а когда я попытался объяснить, опять резко меня прервал. Заключенный, доктор Караванипски, в настоящее время находится под стражей в полицейском участке, ожидая отправки в Женеву, дабы ответить там на обвинение в самозванстве.
Собственноручно засвидетельствовано:
Йозеф Снитч, сержант полиции.Рассказ мисс Августы Давенпорт
Покинув замок Карлштайн, я, должна сознаться, почувствовала себя трижды огорченной и разочарованной, а ведь я подобного чувства не испытывала с тех пор, как в диких пустынях Туркестана меня окружили дикие кочевники. Но и тогда, и сейчас я сумела взять себя в руки и убедить себя в том, что истинная английская леди может и должна подняться выше любых обстоятельств, если у нее есть голова на плечах и заряженный пистолет. А у меня обе эти вещи имелись, и я, засунув пистолет поглубже в муфту, отправилась на поиски тихого местечка, где можно было бы спокойно все обдумать. Очень скоро я отыскала заброшенное кладбище в каменистой горной лощине. Место было просто замечательное! Эти скалы не только заставляли с интересом присматриваться к очевидным следам геологических сдвигов и новообразований, но и создавали ту самую мрачную атмосферу, которая так пугает людей суеверных, заставляя их объявлять подобные места логовом дьявола или утверждать, что там водятся привидения, — словом, всячески этих мест избегать. А мне именно это и было нужно. Я хотела побыть в одиночестве. Но ближе к обеду я, однако, пожалела, что тот дурак полицейский запретил мне появляться в деревне, — ведь нужно же мне было где-то ночевать. К счастью, у меня имелась весьма полезная складная тележка компании «Гермес», в которой было все необходимое для жизни, так что, придя к определенным заключениям относительно графа Карлштайна, я уверенно двинулась от старого кладбища вниз, по направлению к лесу, где, как я полагала, можно будет найти уединенную полянку и поставить палатку. К сожалению, моя служанка Элиза так и не сумела меня отыскать. Элиза — девушка весьма практичная (что уже хорошо) и добрая (что еще лучше), но, увы, очень недалекая (что просто плохо). И она, конечно же, окажется не более способна одна пойти в сумерки по пустынной дороге на кладбище — даже если там никаких привидений и нет, — чем разобраться в системе дифференциальных исчислений. Я бы даже и просить ее об этом никогда не стала. И все же мне было жаль, что ее со мной нет. Судите сами, сколь сильно я удивилась, встретив за поворотом дороги… мою Элизу собственной персоной! Девушка оживленно беседовала с каким-то молодым человеком, очевидно чьим-то слугой, лицо которого показалось мне смутно знакомым. Она была совершенно поглощена разговором, и я окликнула ее.
