Татьяна Александрова - Домовенок Кузька

— Никак домовой! — ахнула девочка Настенька. — А матушка с батюшкой все горюют, что наш домовой в старом доме остался!

Стал Кузька жить-поживать, добра наживать. И так хорошо хозяйничал в своем новом доме, что слух о нем прошел по всему свету и долетел до Кузькиной родной деревни. Она не сгорела, люди потушили пожар. И Вуколочка, и Сюр, и Афонька с Адонькой, и даже сам дед Папила ходили к Кузьке в гости. А сундучок ему оставили, пусть бережет.

Все это рассказал Наташе волшебный сундучок, когда в него положили (домовенок сам об этом попросил) Кузькин портрет, который нарисовала девочка. Рисовать его было не так-то просто.

— Оно бы и хорошо, — говорил Кузька, разглядывая картинку за картинкой, — да нарисован не я. Это Чумичка, мой троюродный брат, чучело лохматое! Рисуй заново! Опять не я. Либо Афонька, либо Адонька, их даже матушка с батюшкой не различают. Как ты угадала? А это неведомый какой-то домовенок. Интересно, чей он, откуда, как зовут? Еще рисуй!

У Наташи руки устали, карандаш не слушается. Кузька заглянул в альбом:

— Конурник нарисован! Как есть вылитый конурник! Не слыхала, что ли? Конюшенники — в конюшнях, при лошадях, а конурники — при собаках, собачьи домовые. Через каждое слово на собачий лай перескакивают. Что ж ты меня-то не нарисуешь? Или я хуже конурника?

Кузька так огорчился, что девочке стало его жалко. И на чистом листе возник еще один рисунок. Увидев его, Кузька перекувыркнулся от радости. Все в точности, будто в зеркало глядится! Ну, может, помоложе лет этак на сто. Шесть веков ему на рисунке, не больше.

Рисунок положили в сундучок и спели волшебную песню. Когда сказка кончилась, Наташе захотелось посмотреть на рисунок. Но рисунка в сундучке не было.

— Весь рассказался! — обрадовался Кузька. — Сказка вся! Сказал бы лучше, да нельзя!

Тихо стало в комнате. Только дождь стучит за окном.

— Кузенька! — шепотом спросила Наташа. — А кто была Настенька?

— Твоя прабабушка! — ответил домовенок.

— А где маленькая деревенька?

— Вот здесь. Где сейчас наш дом стоит.

— Как здесь? А небольшая речка? — удивилась Наташа.

— В трубе течет, — важно ответил Кузька. — Сначала удивилась, когда в трубу ее загоняли, а теперь привыкла, течет себе под землей. Наполнит пруд, поглядит на небо, на дома — и опять под землю.

В окна стучал дождь.

— И как ему не надоест? — рассуждал Кузька. — Сухого места на земле небось не осталось. И стучит, и скребется, к нам просится. А что это он в дверь стучит?

— Мама не велела открывать дверь, — вспомнила Наташа.

— Кому попало не велела, — уточнил Кузька. — А это неизвестно кто, да еще не звонит, а стучится. Вот откроем и посмотрим.

Наташа открыла дверь. Никого нет. Оглянулась, и Кузьки нет. Только мокрые следы ведут в ее комнату. Вернулась, а там среди игрушек сидят два Кузьки. Второй домовенок поменьше и весь рыжий. Смотрит на девочку, молчит и улыбается.

— Это Вуколочка! — сказал тот Кузька, который покрупнее. — Он тебя стесняется. Долго молчать будет.

Вдруг девочка услышала какой-то плеск в углу. В круглом аквариуме среди снующих рыбок кто-то сидел и глядел круглыми печальными глазами.

— Это водяной, — объяснил Кузька. — Крохотный еще. Вуколочка его по дороге нашел. Испугался темноты в трубе, вылез из речки. Пусть поживет у тебя хотя бы лет шестьдесят, пока немного не подрастет. Ладно?