Лежит бабка, а уснуть не может: сначала — от радости, а потом — от лунного света. Так яростно луна в эту ночь светила, что казалось — весь дом голубым пламенем охвачен. Лежит бабка — глаз не смыкает, а дед не успел головой подушки коснуться — уж и захрапел. Будто и шалаша у него никакого не бывало.
Утром открыла бабка глаза — нету деда! Кинулась к окну: батюшки святы! Во дворе новый шалаш стоит!
Бабка повздыхала-поохала, да делать нечего — перебралась сама к старику в шалаш.
На другой день ни свет ни заря её кукушка разбудила.
— Слушай, дед, — говорит бабка, — чего это мы пустое поле сторожим? Раз у нас есть шалаш — надо арбузы сторожить.
— И то верно, — неожиданно сказал дед. — Но там ведь картошка посажена. Только ещё не взошла.
— Давай выкопаем!
— Давай.
Вот какая история! Выкопали они картошку, а на её место арбузы посадили. Бабка весёлая ходит: теперь всё в порядке, теперь действительно в шалаше надо жить, без шалаша невозможно.
Когда она стирала бельё, то нарочно всё развешивала вокруг шалаша: пусть все видят, что и она вместе с дедом. Она даже стала других бабок уговаривать жить в шалаше и клялась, что каждое утро к ним прилетает кукушка и так красиво поёт, как в детстве.
Они с дедом и Троицу в шалаше встретили.
— Ни ковёр выбивать, ни пол подметать не надо, — хвалилась бабка. — Времени у меня теперь хватает. Отдыхаю и птичек слушаю.
Вскоре на бахче стали появляться арбузы. Такие круглые да пузатые — любо глянуть. Бабка гордая ходила. Но вскоре она забеспокоилась.
— Ты посмотри, какой у нас забор! Самому крошечному крошке по колено! — надоедала она деду. — Переделай забор!
В конце концов он забил вдоль старого забора новые колья и натянул над забором проволоку колючую.
— Вот теперь замечательно, — бабка говорит. — Никто не залезет. А глазами пускай смотрят — глазами не съедят. Такие арбузы во всей Панталонии поискать надо! Заработаем денег в этом году!..
А дед загрустил, в землю смотрит. День грустил, два — арбузы поспевают.
— Что с тобой? — допытывалась бабка. Дед помалкивает.
Однажды решила она его арбузиком угостить, пошла на бахчу и вдруг видит: в заборе дыра!
— И-ри-ми-я! Сюда! — закричала она. — К чему теперь эта проволока? Вот куда наши полосатенькие без ног уйдут. Кто ж это наш забор продырявил?
— Я.
— Ты-ы? Ну, дорогой, в шалаш я к тебе перешла, но забор ломать не дам!
И она сама дыру заделала. А утром смотрит — дыра на месте.
— Задыхаюсь я за этим забором, — дед говорит. — Пусть хоть воздух во двор залетит.
— А вместе с ним и мальчишки?
— И они не помешают… — усмехнулся дед. — Это всегда так было. Вот смотрю на тебя и думаю: ты-то была девчонкой? Или старухой на свет родилась? Помнишь, что такое арбуз за пазухой?
— Не помню, — бабка говорит.
А дырка между тем своё дело делала: арбузов на грядках оставалось всё меньше. Мальчишки, конечно, хорошо понимали, что такое арбуз за пазухой.
— Что-то никто из них в эту дырку не лезет, чтоб помочь тебе огород полоть! Смотри, весь сгорбился от работы!
А дед и вправду сгорбился, только смеётся, а во рту ни одного зубика.
— Ты мне и поможешь огород полоть, бабка Лисандра.
Тут и бабка засмеялась. Она была не такая уж и вредная. И дед её, в общем-то, любил. Да ведь и арбузы завтра-послезавтра кончатся, а он с кем останется? С бабкой…
На небе зажглась утренняя звезда.
Ещё не рассвело, а крошка Стэникэ с котомкой за спиной, где сидел петух, уже спешил на ярмарку. Жена родила ему сына, и теперь нужно было купить колыбель. А ещё жена попросила его послушать, что на ярмарке народ говорит, — может, услышит для сына красивое имя.
Крошке хотелось успеть на ярмарку пораньше, ведь самая бойкая торговля — с утра. Размечтался он и совсем забыл, что в такое раннее время запрещалось ходить мимо дворца Его Величества по этой дороге. Да ничего бы и не случилось, но подвёл петух, что сидел в котомке, — когда крошка проходил мимо дворца, он слегка кукарекнул.
Было лето, и король Панталонии спал с открытыми окнами.
— Это что ещё за курятник под моим окном?! — вскочил с кровати Его Величество.
Но под окнами курятника не было, только по дороге ковылял крошка с котомкой за спиной. Стэникэ хотел было сказать, что это не курятник, а самая обыкновенная котомка, да решил лучше помолчать. Король же подумал, что всё это ему померещилось со сна, и опять прилёг.
А петух возьми да и звонко так:
— Ку-ка-ре-ку!
Тут уж Стэникэ схватили и отобрали котомку вместе с петухом.
— Это мой петух! — защищался Стэникэ.
Он совсем забыл, что по этой дороге ходить запрещалось.
— А дорога тоже твоя? — кричали стражники.
— Но я же не украл дорогу! Вот она, лежит между домами!
— А документ, что на ярмарку идёшь, у тебя имеется?
— Откуда?
— Ага, значит нету у тебя документов. А зачем петуха спрятал в котомку?
— Чтобы отнести его куда надо.
— Ага, куда надо? Прячешь петуха в котомку! Это не петух, это шпион! Сегодня петуха прячут в котомку — короля будить! Завтра волка в мешке принесут — кусать придворных!
Да, в неприятную историю попал Стэникэ. И что было дальше с петухом, никто не знает. А крошку в наказание за провинность оставили работать при дворе на целую неделю.
Между тем приближался большой праздник — День Его Величества. К празднику готовились не на шутку. Ещё бы, приедут гости из-за границы. Мычали быки, визжали свиньи, пар от огромных котлов застилал небо.
Стэникэ с утра до вечера колол дрова и таскал воду из колодца.
«Вот тебе и сходил на ярмарку, — думал он, — купил сынишке колыбель! Может, удрать? Да ведь всё равно поймают!»
Как-то в одной из комнат он увидел парашют короля, очень похожий на ту самую котомку, в которой сидел петух. И тут пришла ему в голову интересная мысль.
Он пошёл в кладовку и не вышел, пока не поймал там мышку. Эту мышку он потихоньку запустил в королевский парашют, так, чтобы она не смогла из него выбраться.
— Поглядим, что будет, — веселился крошка. — Дворцовые мыши — учёные, два-то класса наверняка есть.
Надо сказать, что король Талион любил блеснуть перед крошками. Ну, сделать что-нибудь такое необыкновенное… Особенно нравилось ему прыгать с парашютом с башни, специально для этого построенной.
И вот настал день королевского праздника.
С утра Его Величество пребывал в прекрасном настроении.
А крошка Стэникэ изо всех сил звонил в колокол: бим-бом-бом! бим-бом-бом! бим-бом!
Занят ты или нет — это теперь неважно! Зовёт королевский колокол — народ бежит к башне. И подушки с собой тащит, чтобы Его Величеству было мягко падать.
Собрался у башни народ. Подъехала телега, полная яиц.
Каждому бесплатно выдавали по сырому яйцу. Перед прыжком короля надо было выпить яйцо и во всю силу смазанного яйцом горла прокричать:
— Ура-а-а!
Придворные советники получали по два яйца и должны были кричать четыре слова:
— Да здравствует Его Величество!
А потом всем миром:
— Ура-а-а-а!!!
Услышав приветствие народа, Талион возносился на десятое небо от счастья. Ему казалось, что его королевский престол так же высок, как башня.
Бим-бом! Бим-бом! — гудел колокол, пока крошкам раздавали яйца.
— Почему мне до сих пор не подали коня? — волновался король, то и дело выходя на балкон. — Не разошёлся бы народ!
Был у него жеребец ослепительной белизны, другого такого во всём королевстве не сыскать. На то была королевская воля: белый конь — только у короля.
Но вот подали коня. На гриву ему понавешали столько колокольчиков, сколько было гостей на празднике. Его величество бодро вскочил на коня и поскакал к башне. Свита следовала пешком.
Стэникэ стоял в толпе крошек, собравшихся у башни. Он выпил яйцо и приготовился кричать громче всех.
Наконец король поднялся на башню.
«Теперь и у тебя шпион в котомке», — думал Стэникэ.
Тут король прыгнул, и все закричали:
— Ура-а-а!
— Ах! — вскрикнула вдруг королева и упала в обморок.
— Да здравствует… — начали было придворные, да так и остались с разинутыми ртами.
Король падал с башни. В парашюте была такая большая дыра, что воздух выходил из него со свистом. Учёная мышка прогрызла-таки парашют.
Королю повезло — он плюхнулся на гору подушек. Жив остался, но ушибся изрядно!
А на коня ослепительной белизны вскочил Стэникэ.
Крошки приветствовали его, уступали дорогу.
— Это наш Стэникэ, — говорили они. — Его сын родился в том же месяце, что и король.
Стэникэ весело кивал крошкам головой, и колокольчики на лошадиной гриве дружно звенели: так оно и есть!
