Ознакомительная версия.
— Мой отец всегда говорил: я сошла с ума, что таскаю кукол в дом. Он называл вас хламом. Говорил, лучше бы я вышла замуж за Виктора и родила десяток детей и они бы продолжили нашу практику. Ибо лечить людей от них самих и зарабатывать — это сущий пустяк и проще простого. Дети, мой отец был истинно прав. Но я никогда не хотела иметь детей и тем более заботиться о муже. Меня просто не научили любить. Я бы не сделала счастливым и котенка. Может быть, и хорошо, что все мои дети рождались мертвыми?! Леолин и Берта, девочки, вы помните, чтó я из себя представляла в девятнадцать лет?
Я стала работать в клинике как заведенная просто ради того, чтобы с каждой зарплаты покупать кукол. Мне было чихать на людей. Люди были последним, о чем я думала. А когда умерла мама, я стала покупать кукол в два раза больше. Теперь я понимаю, что именно вы всё это время держали меня в жизни. Все лучшее во мне — это вы. И я больше не хочу притворяться, Бейси, — миссис взяла на руки одну толстушку в очаровательном платье, готовую вот-вот расплакаться. — Жизнь прошла скучно и бестолково. Да, были взлеты, но кто их помнит? Кому они нужны? Я глубоко ошиблась, сделав все ставки только на себя. Я не любила мужа, я не хотела тратить себя на детей, я не умела ценить друзей; я, я, я… Дети, запомните мой совет: больше доверяйте миру и людям, доверяйте другим. Это намного полезнее и благотворнее. Будьте добрее, даже там, где от вас этого не ждут.
Вы питали меня пустыми мечтами все эти годы, а я верила только себе и вам. О чем я только думала?! Я была такой хорошей и красивой девочкой, а превратилась в куклу с картонным черствым сердцем, которая умела только работать и зарабатывать деньги на чужих страстях. Я вас так любила, что уже почти ненавижу людей. А теперь и вас. Но, слава богу, это закончилось.
— Риджи, давай с нами… — пропищали плаксиво малыши.
— Я не хочу быть куклой, дети. В следующий раз я постараюсь стать Человеком.
Глава Одиннадцатая
Одна на миллион
В этой главе Долли узнает, кто же она на самом деле, и Королева Желаний возвращается в Волшебный лес, чтобы вновь исполнять все заветные мечты людей и кукол
Я не знала, что мне делать со всеми этими поломанными, искалеченными куклами. Грудой ручек, ножек и головок они жалко лежали у меня в подоле платья. Мое сердце плакало, я нежно гладила их, словно своих детей, и раскладывала на коленях, собирая каждую так, как узнали их при жизни. Мне казалось, что, кроме меня, они больше уже никому не нужны. Их стеклянные бездушные глаза смотрели холодно и безучастно.
Такой, взволнованной и плачущей, нашла меня моя мама. Она ахнула при виде этой кукольной фабрики на моей постели и поспешила помочь собрать их. Она предложила мне сопроводить ее на рынок, который как раз сегодня приезжал в наш город. Это была неплохая идея — распродать подобное барахло и выручить немного денег, по ее мнению. Мама говорила, что найдется немало сумасшедших, которые таскаются и гоняются вот именно за таким хламом. И деловито собрав все мои находки, она сложила их в старый потертый чемодан, и мы отправились на рынок.
Городской пятничный рынок итальянской провинции — это любимое занятие и настоящий ритуал, многовековая традиция как для жителей города, так и для гостей. Со всех регионов съезжаются торговцы и покупатели, желая купить и продать всё, что имеет и не имеет цену, на знаменитых развалах, продуктовых, антикварных и вторых рук. Всем было известно, что на пятничном рынке уходило всё, от залежавшегося прошлогоднего товара до гнилых томатов.
Площадь города украшалась незатейливыми разноцветными бумажными фонарями. Дымили костры с аппетитно шипящим на сковородах мясом. Люди приходили за свежими продуктами, горячим хлебом, булочками и просто встретиться и поболтать со знакомыми. Встречались восточные и цыганские кибитки, полные мелочевки, поблескивающей золотом и серебром всех сортов. Крики и призывы к дешевизне раздавались то тут то там. Старьевщики методично раскладывали на коврах свои сокровища — картины и вазы, стулья и книги, кукол и детские коляски — в надежде обогатиться за счет всех этих отслуживших свой век вещей.
Таким рынок был пятьсот лет назад, точно таким же он и остался до сих пор.
Мама усадила меня прямо на тротуар, раскрыв чемодан перед весело марширующей публикой, и недоверчиво проводив меня взглядом, пошла по своим делам.
Уже через некоторое время ко мне стали подходить зеваки, но ни одного из них не прельщали грязные поцарапанные пупсы, и они раздосадованно расходились.
Я смиренно сидела перед открытым чемоданом и смотрела по сторонам, просто наблюдая происходящее вокруг, — очень знакомое мне состояние. И чем больше я наблюдала эту жизненную киноленту с ее мелькающими картинками — живо торгующих продавцов, чинно общающихся пожилых дам, деловито разглагольствующих о последних мировых событиях синьоров, курящих и пьющих горячий кофе молодых людей, играющих в салочки детишек, — тем отчаяннее я понимала, что ничего не знаю о мире людей. И несмотря на то, что по какому-то року судьбы меня превратили в человека, в молодую женщину, внутри я всё еще оставалась куклой.
Мне так и не удалось найти себя в этом мире, таком знакомом и абсолютно чужом для моего сознания. Я не знала, чего стоит человеческая жизнь, чего стоят деньги, где и как они достаются, как правильно и верно с ними обращаться? Как дальше строится человеческая жизнь? Чем отличается жизнь мужчины и женщины? Как люди находят своих вторых половинок? Как обрести друзей и в чем суть истинной дружбы? Я не имела и капли представления, как и где искать, и кто может полюбить меня, и за что? Зачем заводить семью? Зачем нужны дети? Как приходит счастье и куда оно уходит? И я боялась, что у меня закончились силы на поиск ответов, и даже если я проживу еще сто лет, мне не понять, кто я и что значу для всего этого огромного, удивительного, прекрасного, сложного, чудесного мира!
А еще я чувствовала, что теряю надежду и не хочу всего этого.
Пока я быал куклой, жизнь моя текла размеренно, ожидая меня в старой коробке на чердаке, с проплывающими облаками на безмятежном небе. Сегодня, завтра, послезавтра, сто, а может быть, тысячу лет я знала, кто я. Человеческое существование же было неподвластно, бесконтрольно и неподъемно для моих внутренних сил и переживаний. И от всех этих безнадежных мыслей я расплакалась. Впервые за эти долгие два года, которые мне показались целой вечностью, несмотря на то, что я так надеялась обрести свой дом, свою семью и свое место.
* * *
Горькие слезы отчаяния тихо текли по моим щекам. Я не хотела, чтобы мама видела меня такой, и усердно вытирала соленую воду, но она продолжала бежать ручьями, и я ничего не могла поделать. То зеркальное озеро слез, что скопилось за эти годы, уже было невозможно выплакать. И они всё текли и текли и полностью заволокли мой взор, так что я даже не обратила внимания, что какая-то белокурая женщина вот уже минуту разговаривает со мною. Я подняла на нее свои глаза, полные слез, и сначала не поняла, о чем меня спрашивают.
Вид незнакомки был удивителен тем, что светловолосые люди в этой части Италии встречались редко, зачастую это были туристы, которыми летом кишел старинный город.
Она нежно взяла меня за подбородок и ласково посмотрела своими почти прозрачными голубыми глазами, и только тогда я стала различать ее речь. Она сказала, что не стоит плакать о тех, кому уже не помочь. Нужно подумать о том, почему мы остаемся живы. Это значит, нам предстоит еще что-то очень важное. И наши дела мы можем посвятить тем, кто уступил нам свое место. Например, мы можем исправить свои ошибки и начать всё сначала. Даже самым жестоким сердцам дают еще один шанс.
Красивыми длинными пальцами с аккуратно подпиленными ногтями белокурая женщина собрала всех моих куколок, погладила поочередно щечки мальчиков и девочек, аккуратно разложила их, закрыла створку чемодана, сунула мне в руку какие-то купюры и произнесла:
— Я позабочусь о них, Долли.
Долгим взглядом я проводила эту стройную фигуру в шелковом платье старого покроя, что носили еще в мое время жены военных. Фигура удалялась, но напоследок, исчезая, женщина обернулась и подмигнула мне. Я почти хотела побежать за ней, чтобы расспросить, откуда она знает мое имя. Мне так захотелось познакомиться с ней! Познакомиться или, как мне вдруг показалось, повстречаться заново, ведь я должна была знать ее, раз она знала, кто я.
* * *
Я не спеша вернулась домой, по дороге стараясь обращать внимание на каждую деталь, словно пытаясь запомнить этот мир таким, каким вижу его здесь и сейчас. Я словно прощалась с этим городом, с его жителями, с домом, где ждала меня моя мама. Решение зрело медленно, но подойдя к нашему вечно увитому цветами дому с глиняной черепицей, я увидела, что мама уже ждала меня в дверях. Каких-то пять шагов отделяли меня от нее, но дальше двинуться я не могла: вдруг между нами словно выросла непреодолимая стена, а точнее, разверзлась бесконечная черная пропасть, которую невозможно было перепрыгнуть. Словно нас вырезали из общей картины мироздания и поместили в разные кадры фотопленки.
Ознакомительная версия.
