«Первое-второе, горе — не беда, — подумал я. — Съем за маму всю тарелку. А вот печенье. Что сделается с мамой, если она попробует это волшебное печенье?..» И стал я хватать из вазы, чтоб спасти маму (только, чтоб спасти маму), стал хватать это ужасное печенье.
— Ты что делаешь?! — закричала тетя Вера. — Пускай мама попробует. — А сама одной рукой на меня показывает, а другой пододвигает к маме вазу с печеньем ближе, ближе… И потихонечку сказку начинает: — Жил-был на свете медвежонок, по прозвищу Шалун. А у него жила-была тетя-медведица, по прозвищу Хорошая, и бабушка-медведица, по прозвищу Копашушка. И этот медвежонок, по прозвищу Шалун, обижал тетю-медведицу, по прозвищу Хорошая. Он не вел себя тихо, а громко шумел.
— Ай-яй-яй! — сказала мама и посмотрела на мою бабушку.
— А бабушка-медведица, по прозвищу Копашушка, — сказала тетя Вера, — целый день играла да шалила вместе с медвежонком.
— Ай-яй-яй! — сказала мама и протянула руку к вазе с волшебным печеньем.
— И вот однажды дело дошло до того, что этот Шалун медвежонок чуть не разбил тетины прекрасные очки. А тетя-медведица Хорошая ничего не сказала, а только покачала своей хорошей головой.
— Ай-яй-яй! — сказала мама и откусила кусочек печенья. — Не нравятся мне такие медвежата-шалуны.
— Мамочка, — закричал я, — не ешь печенья! Тетя Вера нас с бабушкой заколдовала и тебя заколдует!
Но мама уже съела это ужасно соленое печенье. И сразу глаза у нее сделались недобрые.
— Все это мне очень не нравится, — сказала мама. — Пока я на работе, тетя Вера о вас печется-заботится.
— Да, заботится, — сказала бабушка, — целый час продержала нас в углу, носом к стенке.
— Ха-ха-ха! Продержала! — засмеялась тетя Вера. — И еще продержу. — И она схватила маму за руку и повела в другую комнату.
А там, в другой комнате, тетя Вера стала рассказывать маме страшную историю про бурого медведя Михайло и серого волка Левона. Как обули медведь да волк овечьи валенки, надели полушубки овечьи и пошли по темному лесу. Никто их узнать не может. Идут медведь с волком, репу жуют, а под валенками снег скрип-скрип-скрип… И хватают они за бочок всех, кто не спит, не спит, не спит…
Мама быстро легла в кровать и уснула. А тетя Вера ушла в свою комнату и тоже: «Фыррр… фыррр» — уснула.
А мы с бабушкой не можем уснуть. Слышу я, как бабушка вздыхает да с боку на бок поворачивается.
— Бабушка-ладушка, это почему ты не спишь? — спросил я. — Думаешь, как тетю Веру победить, да?
— Нет, просто я старенькая. Вот мне и не спится.
— Ладушка ты, ладушка, старенькая бабушка. Как же нам быть?
— Не знаю, внучек.
— Бабушка-ладушка, а я знаю. Надо скорее позвать папу.
— Да как позовешь? Ведь папа-то далеко — за горами, за лесами, за речкой Ладогой.
— Ну ничего, — сказал я. — Знаешь, бабушка, утро вечера мудренее. Ты спи. Только с боку на бок не поворачивайся, а я буду тебя охранять.
Я взял свое ружье и стал охранять…
Я охранял, охранял… и ПРО ПАПУ ВСПОМНИЛ.
Наше с папой тайное слово
Скрип-скрип-скрип… Ходят по снегу скрипучему волк да медведь. А папа их не боится. ПАПА НИКОГО НЕ БОИТСЯ.
Потому что он сильный: он может подбросить меня до потолка: ух! А потом поймать. Я знаю, мой папа сейчас ходит по берегу речки Ладоги и ПРО МЕНЯ ДУМАЕТ. А речка Ладога под лед ушла. Там, подо льдом, как под стеклом, рыбы плавают. Позовет папа рыбину и скажет:
— Плыви, рыбина, до речки Яузы, там, у Яузы, мой сынок живет. Передай ему наше тайное слово.
Поплывет рыбина, а только у речки Яузы уже ждет ее тетя Вера с большой черной сумкой. Поймает рыбину тетя Вера, в сумку положит и домой принесет.
— Смотрите, — говорит, — какую рыбину я для вас достала. Живая еще.
Рыба только рот открывает, а сказать уже ничего не может.
А папа все ходит по берегу речки Ладоги, все ходит.
У него-то в кармане
Снежок скрипит
У него под ногами
Зайчонок спит.
Разбудит он зайчонка:
— Беги, дружок, через леса и поля до города Москвы. Там, в Москве, мой сынок живет. Передай ему наше тайное слово.
Скачет заяц по лесам и полям, доскачет до самого города.
Тут ею тетя Вера и поймает. Положит в черную сумку и отнесет доброму молодцу Иван Иванычу.
— Сшей, — скажет, — добрый молодец, себе теплый воротник.
А папа все ждет-ждет… Когда приплывет рыба, когда прибежит заяц, когда вернется к нему наше тайное слово.
А у нас есть тайное слово,
Наше с папой тайное слово,
Вы не слыхали такого,
Никогда не слыхали такого.
И по этому слову, я знаю,
Я сейчас же папку узнаю!
Прозвенит в коридоре звонок.
Войдет человек и скажет:
— Сынок! —
А еще он скажет — знаете что?
— Ты мой ПУРЗЯ! —
Вот какое тайное слово:
Пурзя!
Вы не слыхали такого?
Пурзя!
Это папка, мой папка
Придумал его.
Я по этому слову узнаю его.
Приезжай поскорее, папа!
Мы собираем Алошку в дорогу
Утром мы с бабушкой подошли к Алошкиному домику, и я крикнул:
— Алошка, надо сбегать к папе на речку Ладогу. Передай, пускай скорее приезжает. Мы ждем его на Новый год.
— Ладно, — сказал Алошка и быстро надел свои коротенькие штанишки, рубашку в клеточку, носочки и ботиночки. Потом сел на стул и сам завязал шнурки.
— Я готов, — сказал он.
— Эх ты, кузнечик, — засмеялась бабушка. — Куда же ты через леса да поля зимою в такой одежке?
«Ой, правда, — подумал я, — ведь там темный лес, там ветер и снег».
— Как же быть? — спросил я. — Как же горю пособить?
— Это горе — вполгоря. Пускай вылезает, снимем мерку, сошью ему шубу и шапку.
Алошка вылез из домика. И мы его обмерили: шапка — с ноготок, пальтишко — четыре ноготка, валенки — два. Бабушка села за швейную машинку. Я отдал свои старые зеленые варежки. Из моих варежек сшили Алошке шубку. А из маминого воротника бабушка скроила рыжую шапку-ушанку, а еще меховые сапожки, называются пимы.
Потом я посадил Алошку на ладонь. Стала бабушка ему шубку примерять, а я рыжую шапку, и мы вместе натянули ему на ноги сапожки-пимы. Я поднес Алошку к зеркалу:
— Посмотри, какой ты теперь.
Алошка засмеялся, сдвинул шапку на одно ухо и выставил вперед правую ножку в сапожке. Потом — прыг! — правую убрал, левую выставил.
— Хватит прыгать на моей ладони, — сказал я. — Пора, Алошенька, собираться в дорогу.
И тут в комнату вошла тетя Вера.
— Что это у тебя рыженькое в кулаке? — спросила она.
Я быстро спрятал руки за спину и сказал:
— Это просто так. Я рыжую белочку поймал.
— А-а, — сказала тетя Вера, — пойду-ка к себе, надену свои слуховые очки. Мне сразу все виднее станет.
И она ушла.
Я спустил Алошку на пол.
— Беги, Алошка! Беги!
— Сейчас, — сказал Алошка, — только надену чиГАчиЛОчиШКИ.
— Ну чего ж ты, Алошенька? Тетя Вера сейчас вернется.
— Не лезут, — вздохнул Алошка. — Не лезут галошки — вот чего.
— Садись, помогу, — сказала бабушка.
Она взяла маленькие Алошкины галошки, а я побежал к двери — посмотреть, не идет ли тетя Вера.
И когда тетя Вера снова открыла дверь, в комнате были только мы с бабушкой. А в домике Алошки погас зеленый огонек.
У меня был друг Алошка. Он жил в маленьком домике. Спал на маленькой кроватке, сидел за маленьким столиком. А на столике горела лампа с зеленым абажуром. Только теперь огонек никто не зажигает Совсем темный, пустой домик стоит на столе.
Очень скучно без моего дружка, без маленького Алошки. Некому теперь со мной играть, некого мне спать в домике укладывать.
Стадо пусто в нашей квартире, никто не шумит, все ведут себя тихо, очень тихо и еще тише… Валяются под кроватью мои верные солдатики, сабли их затупились, в пушки набилась пыль, а у меня горло перевязано, потому что я где-то простудился.
Скучно мне, скучно. Позвал я бабушку.
— Бабушка-ладушка, — попросил я, — расскажи мне про свою волшебную страну, про Авдотию. Она далеко, да? Она за горами?
— За горами.
— За лесами?
— За лесами. И не очень чтоб большая, всего-то дворов четырнадцать. Да земля уж больно у нас хорошая. Золотая землица.
— Золотая? Вот здорово! Ты мне, бабушка, не говорила, что золотая. А речка серебряная?
— Речка серебряная, — говорит бабушка. — Так и играет на солнышке. Речку нашу Добрушей зовут. А через речку — мостик, три дощечки, а за речкой — лужок, а за ним — лес большой.
