Ознакомительная версия.
Иногда им попадались небольшие леса из водорослей, где шныряли темные рыбешки, а один раз мимо чайника, чуть не перед носом у Арриэтты, быстро проплыла водяная крыса; девочка закричала от восторга, словно увидела кита. Даже Хомили едва не свернула шею, глядя на крысу и восхищаясь пузырьками воздуха, которые, точно лунные камушки, поблескивали на ее влажной шкурке. Добывайки все трое встали на ноги, чтобы разглядеть, как крыса выбирается на берег и поспешно отряхивается, подняв облако брызг, прежде чем убежать в траву.
— Чудеса, да и только, — сказала Хомили. — Явление природы, — добавила она задумчиво.
И тут, подняв глаза, она увидела корову. Корова стояла неподвижно, рядом со своей огромной тенью, уйдя выше бабок в пахучую грязь, и не издавала ни звука. Хомили оцепенела от ужаса и даже Арриэтта была рада, что их разделяет полоска воды, а чайник уносит все дальше. Она бесстрашно смотрела на корову — чего ей бояться, они были так близко к ней и вместе с тем так далеко, — и туг чайник неожиданно попал в водоворота и их бросило чуть не к самому берегу.
— Не бойся! — крикнул Под, увидев, что Арриэтта отпрянула назад. — Она тебя не тронет…
— О господи! — прошептала Хомили и шевельнулась, словно намереваясь спрятаться внутрь.
Чайник накренился.
— Осторожно! — испуганно закричал Под. — Не раскачивай его!
Чайник быстро скользил по направлению к берегу, Под откинулся всем телом в сторону, уцепившись за ручку.
— Приготовься!.. — крикнул он в то время, как чайник, резко свернув, стал приближаться к кромке грязи. — Держись!
Чайник мчался прямо на корову, и она отступила на два шага. Опустила голову, помотала ею из стороны в сторону, словно в замешательстве, и затем, с шумом втянув носом воздух, снова неуклюже отступила назад.
Подгоняемый потоком чайник несколько раз ударился об истоптанный коровами берег и закачался на волнах, ходя ходуном. Ухватившись одной рукой за ободок и свесившись наружу, Под оттолкнулся шляпной булавкой от камня; чайник подпрыгнул, отскочил от берега и поплыл по течению.
— Слава тебе, господи! — воскликнула Хомили. — Слава тебе, господи… слава тебе, господи… О боже, боже мой!
Она сидела белая; как мел, вцепившись в ручку чайника и дрожала всем телом.
— Ничего бы она тебе не сделала, — сказал Под в то время, как они выплывали на середину реки, — корова-то. Нипочем не сделала.
— Могла на нас наступить, — тяжело дыша проговорила Хомили.
— Нет, когда бы увидела нас, не наступила бы.
— Так она же нас видела! — вскричала Арриэтта, глядя назад. — Она и сейчас на нас смотрит…
У них отлегло от сердца, и, позабыв обо всем вокруг, они во все глаза уставились на корову. Никто из них не был готов к тому, что затем произошло. Глухой удар — и, потеряв равновесие, Хомили с криком летит на устланное сеном дно чайника, Под хватается за ручку, а Арриэтта цепляется за Пода. Помогая Арриэтте подняться, Под повернул голову и увидел, что чайник врезался в похожее на гнездо скопление веток и сучьев на самой середине реки. Чайник дребезжал, ударяясь о преграду, легкая рябь разбивалась, как настоящие волны, об облепленную водорослями шаткую массу.
— Вот теперь мы застряли, — сказал Под, — что и говорить. Ни туда, ни сюда.
— Под, вытащи меня наверх… скорей, — услышали они снизу голос Хомили.
Они помогли ей вылезть наружу и показали, что случилось. Вглядываясь в глубину пестрого вороха, Под разглядел обломок столба от ворот и клубок ржавой проволоки, в которой запутался всякий хлам, принесенный течением, — нечто вроде островка, все части которого намертво переплетены между собой.
Что толку отталкиваться шляпной булавкой? Их прибило к острову вплотную, и с каждым новым ударом чайник заклинивало все сильней.
— Могло быть и хуже, заметила на удивление Поду и Арриэтте — Хомили, когда она наконец отдышалась.
Она оценивающим взглядом осмотрела похожее на гнездо сооружение; некоторые прутья, выступающие из воды, уже высохли на солнце. На ее взгляд, все вместе это походило на сушу.
Я хочу сказать, — продолжала Хомили, — здесь и ноги размять есть где. По правде говоря, мне тут, пожалуй, нравится больше, чем в чайнике… Лучше, чем плыть без конца вперед пока не очутишься в Индийском океане, И Спиллеру нетрудно будет нас тут найти… прямо посреди реки.
— В этом что-то есть, — согласился Под.
Посмотрев на берег, он заметил, что река здесь расширяется. На левом берегу среди низкорослого ивняка, за которым скрывался бечевник, склоняла над водой ветви высокая лещина; справа к воде сбегали по склону луга и возле истоптанного коровами выгона росла купа крепких ясеней. Два самых высоких дерева — лещина и ясень — стояли, как стражи, на обоих берегах реки. Да, Спиллер должен хорошо знать это место. Такому месту, подумал Под, человеки даже могли дать название.
С двух сторон от острова река казалась темной и глубокой, — вымытые течением заводи… да, это такое место, решил Под — и его пробрала дрожь, — куда летом человеки, возможно, приходят купаться. А затем, посмотрев вперед, Под заметил мост.
Мост был небольшой, деревянный, поросший мхом, с одним поручнем, но для них, в их положении, даже самый скромный мостик представлял опасность: мост — это дорога для человеков, с него далеко в обе стороны видна река.
Как ни странно, когда Под показал его Хомили она не встревожилась; прикрыв глаза от солнца, она некоторое время смотрела на него.
— Никто из человеков, — сказала она наконец! — не разберет, что туг такое, на этих ветках, — слишком далеко…
— Могут и заметить, — сказал Под, — если мы будем двигаться. Застанут нас врасплох…
— Не застанут. Мы заметим их первые. Пошли, Под, надо разгрузить чайник и положить вещи на просушку.
Они спустились вниз и, переложив балласт, сумели сильно накренить чайник.
Когда наклон оказался достаточным, Под взял веревку и привязал ручку к проволоке под водой. Теперь чайник не мог сдвинуться с места, и им было легко залезать в него через верхнее отверстие. Скоро все их пожитки уже лежали на солнце, а сами добывайки, усевшись рядком на обсохшей ветке ольхи, с аппетитом ели банан.
— Могло быть во много раз хуже, — проговорила Хомили с набитым ртом, озираясь по сторонам.
Она была рада тишине и неподвижности. Правда, внизу, между переплетенными ветками, поблескивала темная вода, но она казалась такой спокойной, до нее было так далеко, что о ней можно было забыть.
Поев, Арриэтта спустилась к самой кромке острова; туда, где играла мелкая рябь, и, сняв чулки и туфли, свесила вниз ноги.
Ей казалось, что вокруг звучат приглушенные голоса без умолку, без остановки, слышится неясный лепет, рокот, ропот, журчание, бормотание, — невнятный, таинственный говор реки… Вскоре Арриэтта перестала прислушиваться, как бывало, переставала слушать мать, когда та без конца рассказывала ей одно и то же. Однако шум реки по-прежнему Стоял в ее ушах, и ей подумалось о том, что он заглушает все остальные звуки. Под его покровом на остров может незаметно влезть кто угодно, и неожиданно на них напасть. И тут до ее сознания дошло, что попасть к ним можно только по воде. В тот же миг на веточку рядом с ней опустилась синица. Склонив на сторону голову, она уставилась на банановую кожуру, оставшуюся от ломтя банана, съеденного Арриэттой на завтрак. Арриэтта подняла ее и кинула в синицу та тут же улетела.
А Арриэтта вновь забралась наверх. Время от времени она слезала с сухих веток на мокрые пониже. В причудливых пустотах между ними, то освещенный солнцем, то тонущих в тени, было за что ухватиться руками и куда поставить ногу. Над ней на фоне ясного неба перекрещивались сучья и ветки. Один раз Арриэтта спустилась внутрь, к темной воде, и, пренебрегая опасностью, склонилась к ней, всматриваясь в свое отражение, которое глядело на нее из глубины. Она нашла улитку, прилепившуюся к листу, а опустив ногу в воду, распугала головастиков — многочисленное лягушачье потомство. Арриэтта попыталась вытащить водоросль, но скользкий стебель не поддавался ее усилиям слегка растянувшись, как кусок эластичной резины, он неожиданно вырвался из рук.
— Ты где, Арриэтта? — позвала сверху Хомили. — Вылезай оттуда, там сыро…
Но Арриэтта будто не слышала. Она нашла куриное перо, пучок овечьей шерсти и половину мяча для пинг-понга, все еще пахнувшего целлулоидом. Наконец Арриэтта вышла наружу, чтобы похвастаться своей добычей. Родители не поверили своим глазам. Хомили тут же сделала из овечьей шерсти подушку, засунула ее в половинку мяча и села на нее.
— Очень удобно, — с жаром сказала она, слегка покачиваясь.
Один раз на мосту показались человеки: два деревенских мальчика лет девяти-десяти. Они дурачились, хохотали, лазали по перилам и бросали в реку камни. Когда мальчики повисли на перилах, чтобы посмотреть, как плывут по течению кинутые ими ветки, добывайки замерли, вперив взгляд в их спины.
Ознакомительная версия.
