Тут она открыла глаза, откинула крышку гроба и встала.
Белоснежка была жива!
Принц закричал от радости! Услышав его крик, девушка посмотрела вокруг себя.
— Ах! — воскликнула она. — Где я?
— Ты со мной! — отвечал благородный юноша. И он рассказал девушке все, что произошло. Свою повесть он заключил следующими словами:
— Белоснежка, я люблю тебя больше всего на свете. Пойдем во дворец моего отца, и ты станешь моей женой.
Принцу было восемнадцать лет. Он по праву считался самым красивым королевичем на свете, как Белоснежка — самой прекрасной принцессой на земле. И они полюбили друг друга на всю жизнь.
Белоснежка вступила во дворец принца. И, поскольку он уже был вполне взрослым человеком, отец-король принял Белоснежку, как дочь.
Через месяц сыграли свадьбу.
После бракосочетания принц хотел было пойти войной на злую королеву, причинившую столько горя его жене, но Белоснежка сказала:
— Если моя мачеха заслуживает наказания, Господь ее покарает и без нашей помощи.
Кара не заставила себя ждать. На землях злой мачехи вспыхнула эпидемия оспы, и королева заразилась. Однако злая женщина не умерла. С ней произошло нечто худшее: оспа изуродовала все ее лицо.
Никто из придворных не осмелился открыть ей страшной правды. И вот, едва начав ходить после болезни, она приблизилась к зеркальцу и спросила по привычке:
— О висящее на стене зеркальце, скажи, кто самая красивая женщина в нашей стране?
— Королева, раньше ты была самой красивой, — ответило зеркало, — но теперь нет в твоем королевстве никого уродливее тебя.
Мачеха всмотрелась в отражение и увидела свое страшное уродство. Она вскрикнула и упала, как подкошенная.
Прибежали слуги, подняли ее, попытались привести в сознание, но королева была мертва.
Старый король остался один.
Он не очень горевал по покойнице, которая сделала его несчастным.
Однако временами можно было слышать, как он вздыхал:
— Кому оставить королевство? Ах, если бы моя бедная Белоснежка была жива!
Белоснежке сообщили о смерти мачехи, а также рассказали, как тоскует по дочери старый король. И Белоснежка отправилась в путь. Принц-супруг сопровождал ее. Стоя у дверей кабинета короля в ожидании, когда Его Величество сможет принять самую красивую в мире принцессу, Белоснежка услыхала, как, вздохнув, он сказал:
— Ах, если бы была жива моя бедная дочь, ни одна принцесса не смела бы сказать: «Я самая красивая на свете».
Белоснежка не могла ждать дольше. Она бросилась в комнату старого короля и крикнула:
— О мой добрый отец! Белоснежка жива! Она перед тобой! Обними же скорее свою дочь!
И, хотя отец не видел своей дочери целых четыре года, он узнал ее сразу! И голосом, услышав который ангелы заплакали от радости, воскликнул:
— О моя любимая дочь! Мое дорогое чадо! О моя Белоснежка!
Утомленный государственными заботами, старый король на следующий же день передал свои земли зятю, который после смерти своего отца объединил оба королевства, а новорожденный сын его получил в наследство одно из самых больших и прекрасных государств на земле.
Человек, который не мог плакать
В одном красивом доме, неподалеку от городка Хомбург, жил граф Балдрик; был он человек богатый. Многие дома во Франкфурте принадлежали ему; его замки встречались повсюду. Говорили, что владения графа столь обширны, что не хватит и суток, чтобы выйти за их пределы.
У графа Балдрика было несметное количество слуг и охотничьих собак, но он никогда не прибегал к их услугам. Стол его ломился от обилия яств; но часто граф вставал из-за стола, так ни к чему и не притронувшись.
В погребах Балдрика хранились лучшие рейнские, французские и венгерские вина. Подавались они в золоченых сосудах из серебра. Но нередко он ставил кубок обратно, едва пригубив его содержимое.
А дело было в том, дорогие дети, что этому пресыщенному богатствами человеку недоставало одного: слез. Да-да! Слез! Ибо он совсем не мог плакать!
Ни радость, ни страдание не могли вызвать у графа Балдрика даже крошечной слезинки.
Умер отец, но он не заплакал. Умерла мать, и он не зарыдал. Скончались двое его братьев, а он не смог проронить над их могилами ни одной слезы.
Не смог он заплакать и от радости, когда через десять лет после свадьбы жена, наконец, родила ему дочь.
Однажды, когда Лие — так звали графскую дочь — уже исполнилось четырнадцать лет, она вошла в кабинет отца и увидела, что тот сидит в темном углу и горестно вздыхает.
— Что с вами, батюшка? — спросила она. — У вас такой печальный вид…
— Мне в самом деле страшно тяжело, доченька. Умер мой последний брат, дядя Карл.
Лия очень любила дядю Карла, приносившего на каждый Новый год какой-нибудь приятный подарок.
И потому, узнав от отца печальную весть, она залилась горючими слезами.
— Бедный дядя Карл! — проговорила Лия сквозь слезы.
— Счастливая… Она может плакать! — прошептал граф, с завистью глядя на дочь.
— У вас такое горе, а вы не плачете… Почему, батюшка? — спросила Лия.
— Увы! — отвечал тот. — Слезы — это небесный дар. Блажен, кто может плакать, ибо свое страдание он выплакивает вместе со слезами. Моя же участь печальна.
— Но почему?
— Потому, доченька, что Господь отказал мне в том, что дал последней твари: слезы.
— Господь отказал в них вам, он же и даст!.. Я стану так усердно молиться, что он вернет вам слезы!
Но граф лишь покачал головой.
— Судьба моя решена, — проговорил он. — Я должен погибнуть оттого, что не могу плакать. В тот миг, когда мое сердце переполнится слезами, а глаза будут готовы их пролить — я умру.
Лия встала на колени и протянула руки к отцу.
— Нет! — воскликнула она. — Вы не умрете! Должно же существовать средство вернуть вам слезы! Назовите мне его, и я его достану.
Балдрик заколебался, будто действительно знал такое средство. Но добыть это средство, похоже, было не под силу юной девушке. И, не проронив ни слова, он вышел.
Он не спустился к ужину.
Напрасно Лия прождала его и к завтраку. Пришел слуга и сказал девушке, что Его Светлость просит ее подняться к нему в кабинет.
Лия тут же встала из-за стола и направилась к отцу.
Как и накануне, она нашла его полулежащим в своем кресле. Лицо графа было страшно бледным, как у покойника.
— Любезное дитя мое, — начал он, — мое сердце уже так полно горя, что вот-вот разорвется на части. Слезы бурлят в нем, как горный поток, готовый прорвать плотину… И, поскольку кончина моя близка, я позвал тебя, чтобы сказать, что на мне лежит кара за преступление, которого я не совершал.
— О говорите, говорите, батюшка! — воскликнула девушка. — Может, вам удастся заплакать!
С обреченным видом граф покачал головой и промолвил:
— Я хочу рассказать тебе, как случилось, что Господь лишил меня слез… Слушай же…
«Дед мой был жестоким человеком и за пятьдесят лет жизни не пожалел ни одного несчастного. Сам он отличался отменным здоровьем. Богатства его были несметными. „Болезнь, — говорил дед, — это плод воображения, а нищета — результат беспорядка“. Когда ему сообщали, что такой-то заболел, он отвечал, что тот навлек на себя болезнь либо беспорядочной жизнью, либо неправильным питанием. Так что ни бедняк, ни хворый не вызывали у него жалости и не могли рассчитывать на его помощь.
Хуже того, сам вид несчастных был ненавистен деду, а слезы доводили его чуть ли не до бешенства.
Однажды ему сказали, что в округе появился волк, и что зверь наделал уже немало бед: зарезал несколько овец и лошадей, покалечил кое-кого из крестьян. И тогда, скорее из нежелания слышать жалобы и видеть пострадавших, чем из милосердия, дед решил изгнать из своих земель разорявшее их чудовище.
Он созвал соседей, и охотники пошли в лес. Ночью одному ловкому егерю удалось найти логово волка. Зверя обложили, охота началась.
Волк вырвался из кольца и побежал. Через час бешеного бега, видя, что собаки настигают, волк решил где-нибудь укрыться, как нередко случается с этими животными. Тут ему попалась хижина угольщика.
У порога ее играл маленький мальчик.
Разъяренный хищник набросился на него.
Находившаяся внутри хижины мать кинулась спасать свое дитя, да было поздно.
На крик ее прибежал работавший неподалеку муж. В руках он держал топор, которым и размозжил зверю голову.
Тут на своем взмыленном жеребце подскакал мой дед, разгоряченный погоней. Увидев мертвого волка, угольщика с топором в руках и мать, рыдавшую над погибшим ребенком, которого она прижимала к груди, он крикнул:
— Чего ревешь, женщина! Ты сама виновата! Если бы лучше смотрела за сыном, волк не напал бы на него!.. А ты, мужик! Как посмел ты убить зверя, на которого охочусь я?
