А кругом тьма-тьмущая, хоть глаз коли, ничего не видать, и чем скорее бежали лыжи, тем гуще валил снег и вьюга хлестала в лицо, а ветер так и толкал, норовя сбить с ног и вырвать из-под него лыжи.
Он мчался с горы на гору так быстро, что дух захватывало, обратно мимо тех мест, где проплутал целый день, и порой ему даже казалось, что он не едет, а летит по воздуху.
Неожиданно лыжи стали как вкопанные, и он увидал, что очутился перед входом в землянку.
У порога его встретила Саймка, должно быть, заранее навстречу вышла и поджидала.
— Как только я поняла, что старик против тебя колдует, чтобы ты не смог найти дорогу к лодке, я послала за тобой самоходные лыжи, — сказала Саймка. — За свою жизнь ты можешь не опасаться, раз уж он принял тебя в дом как гостя. Но до утра лучше не показывайся ему на глаза.
Саймка незаметно провела парня в землянку, а колдун в густом дыму ничего не увидел; потом она накормила гостя, напоила и уложила спать.
А среди ночи Йу проснулся от каких-то странных звуков; издалека до него донеслось слЪвно бы жужжание; прислушавшись, он разобрал слова:
Лодка не выйдет у лопаря,
Мухе пути не найти за моря,
В дымном кольце проплутает зазря.
Старик лопарь на куче золы камлал; он пел и колотил по земле так, что все вокруг гудело.
А Саймка лежала ничком на коленях, обхватив голову руками, и молилась лопарскому богу, чтобы он отвёл колдовство.
Тут Йу догадался, в чем дело: старик ищет его, думая, что он затерялся в тумане; и смекнул парень, что дело идёт о его жизни и смерти.
Йу встал до света, оделся, а потом и вошёл, нарочно громко топая ногами и отряхиваясь от снега, как будто только что вернулся; он сказал, что был на охоте, хотел поднять медведя из берлоги. Вот только, мол, никогда ещё не случалось ему попадать в такую метель: он совсем заблудился и долго не мог отыскать дорогу.
В старикову шубу набилось нынче столько мух, что она гудела, как шмелиное гнездо. Старик посылал их в разные стороны, но сколько ни гнал, они все возвращались к нему и с гудением и жужжанием вились вокруг его головы.
Когда Йу появился на пороге, старик догадался, что мухи его не обманули, тогда он сменил гнев на милость, громко расхохотался и пробормотал себе под нос:
— Ничего, медведя мы свяжем да в яму засадим; лодки ему не видать — морок ему глаза застит, а волшебная палочка усыпит его до весны.
В этот же день старый лопарь вышел на порог и опять принялся за колдовство, поводя руками и чертя в воздухе непонятные знаки.
Тотчас же из шубы послушно вылетели две волшебные мухи, они полетели в разные стороны, куда какую послали, и. только на снегу остался после них след — две узкие протаявшие полоски. Одна муха полетела в Сальтен, чтобы принести горе и болезнь в чей-то дом, другая — в Будё[4], чтобы навести порчу на бедную девушку, которая должна была теперь умереть от чахотки.
Но Йу денно и нощно только и думал, как бы ему перехитрить старого колдуна.
Саймка то мольбами и лаской, то слезами, как только могла, старалась уговорить парня, чтобы он пожалел свою жизнь и не ходил бы на берег, где лежала его лодка.
Наконец и она поняла, что его ничем не переломишь, все равно уйдёт.
Тогда она, обливаясь горючими слезами, принялась целовать его руки, упрашивая, чтобы он хоть немного обождал — старик скоро отправится в йокмок, он как раз собирается в Швецию, чтобы проведать своих дружков.
В день отъезда колдун с горящей головешкой обошёл вокруг своего дома, чтобы оберечь хозяйство от беды до своего возвращения.
Вдруг снежные пастбища со стадами оленей, собаками и людьми придвинулись к самой землянке. Колдун тщательно пересчитал оленей и наказал внукам хорошенько следить за стадом, чтобы оно далеко не разбредалось, а не то без его пригляда могут напасть волки или медведи.
Потом старик выпил сонное питьё и закружился в пляске. Он кружился, пока не выбился из сил и не упал замертво. На полу осталась лежать одна шуба. Дух колдуна улетел из неё и отправился в йокмок.
Укрывшись за метелью и туманом, в йокмоке собрались под горой колдуны и шептались друг с дружкой обо всем, что есть скрытого и тайного на свете, и там совершали посвящение достойных учеников.
Тем временем волшебные мухи жужжащим роем кружили над оставленной шубой и никого не подпускали близко.
Среди ночи Йу внезапно встрепенулся, точно какая-то неведомая сила издалека нашла его — и ну тянуть и мытарить! В воздухе повеяло холодом, и среди воя вьюги послышался не то зов, не то угроза:
Плавай, как гага, как чайка, лети,
Только яйцо тебе не снести,
Ветра не кличь — весла выбьют из рук,
Гостя лопарь не отпустит на юг.
Когда заклятие отзвучало, Йу увидел склонившегося над собой старого лопаря. Он видел совсем близко дряблое лицр с обвисшими щеками, изрезанное морщинами, как старая оленья кожа; Йу заглянул в дымную муть его зрачков, и голова у него закружилась.
Тут Йу ощутил пронизывающий холод в своём цепенеющем теле и понял, что лопарь хочет его заколдовать,
Тогда парень сам твёрдо уставился в глаза старику, чтобы превозмочь его чары, и они долго мерились силами; наконец старикашка так позеленел в лице, что, казалось, ещё немного — и дух вон.
Но остальные колдуны, собравшиеся в Йокмоке, ещё долго продолжали пускать в Йу стрелы своих чар, метя в его рассудок.
С тех пор Йу начал замечать за собой странную вещь: всякий раз, когда он начинал думать о новой лодке и мысленно исправлять, что ему не нравилось, так сразу вместо одной неполадки появлялась другая, все получалось не так, и голова начинала разламываться от боли.
Тут Йу затосковал не на шутку. Сколько он ни бился над лодкой, все было без толку. Он совсем приуныл и решил, что ему никогда не вырваться из северного плена и не вернуться домой.
Но вот как-то раз сидели они с Саймкой вдвоём на остром мысу, выдававшемся в море. Стояла тишина. Только комары жужжали в теплом воздухе да нет-нет в воде плескала рыба, а на волнах перед глазами покачивалась птица гага.
— Вот кабы построить лодку такую же лёгкую и вёрткую, как рыбка, чтобы она плыла по волнам, как морская птица, — тоскливо вздохнул парень. — Тогда бы я сел в неё и уехал!
— Хочешь, я перевезу тебя в Хьётте? — раздался вдруг чей-то голос на краю песчаного берега. Там стоял незнакомец в вязаной шапке с ушами, лица его нельзя было разглядеть.
А возле прибрежных камней, где только что плавала птица гага, покачивалась длинная и узкая лодка с высоким носом и приподнятой кормой, светлые блики прозрачной воды играли на её просмолённых боках, сделанных из гладких досок без единого сучка.
— Спасибо, коли не шутишь, — ответил Йу. Услышав его ответ, Саймка громко зарыдала и стала ломать руки.
Повиснув у него на шее, она голосила, и слова как горох сыпались из её уст. Она сулила подарить ему свои самоходные лыжи, для которых не страшны никакие препятствия, говорила, что украдёт у старика волшебную палочку — у кого она есть, тот найдёт все золотые монеты, зарытые под землёй, говорила, что научит его вязать рыболовные сети с волшебными узелками, чтобы ни один лосось из неё не ушёл, научит приманивать оленей с далёких пастбищ.
Она обещала, что сделает его таким богатым, как старый колдун, — только, мол, останься и не покидай меня.
Но Йу ничего не слышал и не видел, кроме лодки.
Тогда Саймка кинулась на колени, распустила свои чёрные косы и опутала ему ноги, чтобы ему трудней было вырваться.
— Коли я останусь играть с тобой и с олешками, то много парней пропадёт ни за грош, ободрав себе ногти о край перевёрнутой лодки, — ответил Йу девушке. — Давай-ка лучше обнимемся на прощание, а коли не хочешь, я и так уйду.
Тогда она бросилась к нему, прижалась как котёночек, заглядывала ему в глаза сквозь заплаканные ресницы и смеялась и рыдала точно безумная.
Видя, что все её уловки не помогают, она оттолкнула его и, повернувшись лицом к землянке, замахала высоко вскинутыми руками.
Тут Йу понял, что она хочет позвать на помощь старого колдуна, и бегом кинулся от неё к лодке, чтобы тот не помешал своим колдовством.
Лодка так удобно пристала к прибрежному камню, что Йу прямо перешагнул с него на скамью. Кормило само скользнуло ему в руку, а впереди за мачтой незнакомый моряк был уже наготове и сразу поднял парус, Йу видел его, но лица так и не разглядел.
И вот лодка отчалила и поплыла.
Никогда в жизни Йу ещё не видывал такой быстроходной лодки. Вокруг носа пенились буруны, хотя море было совсем тихое.
Но едва они немного отошли от берега, как поднялся грозный свист ветра.
Птицы с криками полетели к берегу, за кормой почернело, и стеной вздыбились крутые волны.
Это старый лопарь развязал свой мешок и выпустил вдогонку беглецам злые ветры.
— Лопарское горло иначе как под полными парусами не пройти, — послышался голос из-за мачты.
