Пёс выходил из себя от ярости. А новый хозяин только довольно потирал ладони. Повезло, такой злющий сторож! Он даже палкой его поколачивал, чтобы тот был ещё злее!
Ворона ликовала. Наконец-то они избавились от вредного Пса. Она и Кота доставила знакомым путём, на крыше электрички, прямо на место — полюбоваться на справедливую судьбу их общего врага.
В то время хозяина не было дома, и Кот с Вороной смело расхаживали у самой пасти своего обидчика, до предела натянувшего цепь, и потешались над ним.
— Сластёна! — хохотала Ворона. — На мороженое польстился! Олух и есть олух!
— Сиди теперь тут всю жизнь! — хихикал Кот. — Губошлёп!
Ворона даже своим хвостом, как метёлкой, этому будочнику по носу презрительно махнула. И напрасно!
Пёс взревел от столь немыслимого унижения и так рванулся, что сорвал свою будку с места и выхватил у Вороны пучок перьев из хвоста.
Ворона и Кот бросились прочь.
Ринулся за ними Пёс, волоча за собой на цепи будку. Пыль столбом!
Трудно пришлось без хвостового руля Вороне. То кое-как пролетит, то кое-как пробежит несколько метров.
Вовсю улепётывал и перепуганный Кот. Куда только его обычная лень подевалась? Спасаясь бегством, он мигом взлетал на попутные деревья и, как белка, перепрыгивал с ветки на ветку. Страх чему хочешь научит!
Впереди показался железнодорожный переезд.
— Товаррняк идёт! — завопила Коту Ворона. — Быстррей, а не то крранты!
Кот прибавил прыти.
И они все втроём проскочили прямо перед носом локомотива.
Вот только поезд цепь переехал, и Пёс своей будки лишился, чему потом вовсе не огорчался.
Ворона умудрилась на крышу вагона сесть, а Кот и Пёс на ходу вспрыгнули на заднюю площадку последнего вагона. Конечно, Кот тут же на крышу к Вороне залез, а Пёс так и остался на площадке. Он с изумлением смотрел на убегавшие назад рельсы. Чего только не совершишь в запале погони!
— В прравильном напрравлении едем, — встала на цыпочки Ворона.
Так они благополучно вернулись назад, домой. Правда, Ворона хвост потеряла, а Пёс получил обрывок цепи на свою шею.
Хотя Пёс и был бездомным, но назвать его бездворовым было никак нельзя. Он очень обрадовался, увидев свой двор, и привычно улёгся под деревом.
Ворона забралась в гнездо и, тщательно выбирая запасные перья, принялась ремонтировать пострадавший хвост.
— Всё ты! — осудил её с подоконника Кот. — Ты во всём виновата!
А Ворона, склонив голову набок, покосилась вниз на сладко задремавшего Пса и внезапно сказала:
— Зато как я его спасла! — И гордо задрала нос.
— Не ты, а мы! — тут же обиделся Кот.
Проснулся в своей норе на охапке сена толстый хомяк Хома. Встал, потягиваясь, и зашагал вперевалку по подземному ходу.
Осторожно высунулся наружу и стал оглядываться.
Это раннее утро, казалось, не предвещало никакой опасности. Пустынны были и небо, и луг, и сквозная роща поодаль. И на берегу ручья среди кустов ивняка — вроде бы никого.
Хома опять недоверчиво осмотрелся. И вздрогнул! Оттого, что из соседней норы голова Суслика вынырнула. Он тоже вздрогнул, внезапно увидев соседа.
— Доброе утро! — поздоровался Хома.
Суслик кивнул, уняв дрожь, и продолжал зорко оглядываться.
— Еще неизвестно, доброе ли оно, — пробурчал он.
Хома, храбрясь, раздул щёки и пренебрежительно фыркнул. И даже вылез из норы по пояс и гордо скрестил на груди лапы. Суслик неодобрительно покачал головой.
По земле между ними пробежала зловещая крылатая тень.
Друзей словно ветром сдуло! Они мгновенно провалились под землю.
Из глубины норы сквозь чёткий кружок входа Хома увидал в небе грозного Кобчика. Меньшего собрата из хищной семьи коршунов.
Вздохнул щекастый Хома, зашагал обратно по подземному ходу и — что ж ещё делать? — снова плюхнулся на охапку сена.
И тощий долговязый Суслик тоже вновь завалился спать у себя в норе.
А Кобчик низко покружил над их норами, разочарованно повернул и растаял вдали.
Затем по лугу пробежала Лиса. Склонилась прямо над норой Хомы. И стала жадно нюхать воздух.
От её мощного дыхания Хома, спавший в глубине норы, то отодвигался, то снова придвигался вместе с постелью к стене.
Затем Лиса жадно задышала у соседней норы.
Дремавший в подземелье Суслик чутко открыл глаза и испуганно ухватился за свисавший с потолка корешок.
Лиса втянула в себя воздух, и задние лапы Суслика подняло вверх. Затем их опустило вниз, когда она выдохнула. Лиса стала суетливо рыть землю, расширяя проход. Но нора тянулась глубоко, и вскоре она бросила бесполезное занятие.
Тявкнула сердито Лиса и побежала по лугу дальше.
А Хома тем временем опять проснулся.
И, потягиваясь, снова высунулся из норы.
Никого. И на лугу, и в роще, и в небе вокруг.
Тихо… Лишь звенели кузнечики да журчал неподалёку ручей.
Посмотрел Хома на ручей, облизнулся. Уж очень ему пить хотелось, иначе бы он не вылез. Выбрался Хома и заспешил к ручью.
Прибежал на берег, торопливо попил и даже умылся: плеснул себе горстку воды в мордашку и лапой растёр.
Выглянул из своей норы и Суслик. Увидел соседа возле ручья. Тоже облизнулся, тоже пить захотелось.
Вылез. А идти боится. Сделает три робких шажка и застынет столбиком.
А Хома, осмелев, ему лапой беспечно машет: иди, мол, скорей, пока нет никого!
Решился Суслик, стремглав подбежал, жадно приник губами к воде.
А вокруг — красота, тишина, покой.
Но Хому и Суслика не проведёшь. Нет-нет да и оглядываются по сторонам.
Хома решил ещё попить — впрок.
Звонко плеснула рыба, и друзья привычно вздрогнули — вся шёрстка дыбом!
Только снова наклонились к ручью, опять вздрогнули. А это лишь какой-то важный жук-жучок, прогудев, мимо пролетел.
Сорвалась с ветки капля росы в ручей — пок! Хома так и присел!
Тишина. Лишь ручей журчит да птички чирикают.
Вновь склонился Хома попить, увидал свое взъерошенное отражение, намочил лапу, стал чуб приглаживать.
И вдруг на дно ручья уставился. Что-то рассматривал, ещё ниже нагибался, словно собирался нырнуть.
— Чур, первый нашёл! — вскричал он и лапами рот себе зажал.
Снова с опаской оглянулся, зашёл в ручей, нашарил что-то под водой и давай тащить.
Пыхтит, отдувается, бормочет:
— Ишь, как увязло! Бросил бы, да жалко. Вдруг что-то ценное!
Поднатужился — и бряк прямо на берег с птичьей клеткой в лапах. Вся она была в иле и тине.
Прополоскал её Хома в ручье. Посмотрел, ржавую дверцу открыл, даже внутрь заглянул — ничего ценного.
Но выбросить было жалко.
— Хорошая клетка, — задумчиво молвил Хома.
— Зачем она тебе? — прошептал Суслик. — Ну её!
— Ну — тебя! — рассердился Хома, по-хозяйски взваливая клетку на спину. — Может, пригодится.
Внезапно Суслик истошно вскричал: «Лиса!», завидев рыжую хищницу, выскочившую из рощи, и опрометью кинулся домой.
Хома бросил клетку, замешкался, дорогие мгновенья потерял. Суслик уже в норе скрылся. А Хоме — куда? Некуда! Впереди — Лиса, позади — вода.
Мчится на Хому Лиса!
Вот и метнулся он от отчаяния прямо в клетку. И дверцу защёлкнул. Чуть лисий нос не прищемил!
Разъярилась Лиса! И так и сяк пробует клетку открыть. Ничего не получается — лапа велика, внутрь не пролезает.
А Хома в клетке дрожит как осиновый лист.
Попробовала тогда Лиса железные прутья перегрызть. Напрасное дело: грызёт — только искры сыплются, а толку никакого.
А Хома всё дрожит, знай лапу слюнит — искры гасит.
Крак! Лиса клык сломала. Отлетел её белый острый зуб в клетку к Хоме. Села мрачно она, подбородок лапой прижала.
— Можно я его, — взял лисий клык Хома, — на шее носить буду, на счастье?
Лиса лишь злобно сверкнула глазами и застонала.
Сорвал Хома снаружи какую-то травинку и протянул ей сквозь прутья.
— Шалфей! Очень от зубов помогает. От лишних, — уточнил он.
Размахнулась она когтистой лапой и так ахнула по клетке, что сама затрясла лапой от боли. А Хоме в клетке хоть бы хны!
— Да-а… Теперь заживём! — расхрабрился он. — Пока!
Помахал Хома Лисе на прощание, наклонил клетку, продел ноги сквозь прутья, приподнял её немного — и потопал себе восвояси.
Лиса, выпучив глаза, смотрела ему вслед.
Небрежно посвистывая, шёл Хома домой. Довольный!
Дрожа и озираясь, стоял столбиком у своей норы Суслик.
Неожиданно — о, ужас! — из густой травы появился какой-то решётчатый конус с тёмной фигурой внутри.
— Ах! — Хлопнулся Суслик в обморок.
А быстроногая Лиса опять тут как тут — хвать его!
И вдруг сзади — грозный крик:
