Мило, однако, было не до смеха — слишком странным казался ему человечек.
— Скажите, а что это за место такое — Ожиданье?
— Вот вопрос так вопрос! Всем вопросам вопрос! В Ожиданье попадает всякий, кто желает попасть куда-либо. Ну а мое дело — либо так, либо этак выпроваживать засидевшихся в Ожиданье. Уж такое у меня дело, хотя многим оно и не нравится. Чем еще я могу помочь?
И, не дожидаясь ответа, он вбежал в дом и тут же вернулся — уже в другом пальто и с зонтиком.
— Ну и ладно, — проворчал Мило, — я поеду своей дорогой. Как-нибудь да найду.
Он вовсе не был в этом уверен, но все-таки решил двигаться дальше. Так или иначе, а должен же ему встретиться кто-нибудь потолковее этого чудного Либотака, от которого толку не добьешься, потому что все его ответы можно толковать и так, и этак, и шиворот-навыворот.
— Вот и прекрасно, прекрасно, прекрасно! — вскричал Либо. — Либо свой, либо не свой, но какой-нибудь путь да отыщется. И если сверх всякого ожидания это окажутся мои пути — я потерял их много лет тому назад, — попрошу вернуть их мне. Надо думать, они за это время основательно поржавели. Кстати, о погоде: мы, помнится, о ней говорили… — С этими словами он раскрыл зонтик и направился к Мило. — Я рад, рад, рад, что ты сам сделал выбор. Потому что сам я терпеть не могу этого «либо — либо»: либо хорошее, либо плохое, либо верх, либо низ, либо дождик, либо снег, либо вёдро… Я всегда ожидаю всего, и поэтому для меня не бывает ничего неожиданного. А теперь в путь, в путь, в путь! Прощай! Прощай! Про… — Ужасный удар грома заглушил его последнее «прощай». Мило вырулил на залитую солнцем автостраду и оглянулся — Либотак стоял под зонтиком, и на него (и только на него) ливмя лил дождь — ливень, как из ведра.
Дорога пошла под уклон. Впереди до самого горизонта простиралась зеленая равнина. Автомобильчик разогнался, покатился, жать на газ почти не приходилось — скорость без того была приличная. Мило ехал и радовался, что он снова в пути.
«Ожиданье — хорошее место, — думал он, — можно было бы там побыть подольше, но целый день болтать с этим чудаком — нет уж, спасибо. Таких странных людей и на свете-то не бывает!»
Так он думал, даже не подозревая, скольких не менее странных ему еще предстоит встретить.
Шоссе было ровное и пустынное. Мило расслабился и почти не следил за дорогой. Вскоре он вовсе перестал что-либо замечать и потому прозевал дорожный знак на развилке. Тот указывал налево, а Мило свернул направо, на какую-то не ту дорогу.
Едва он съехал с автострады, все сразу изменилось — небо нахмурилось, воздух застыл, все притихло, поблекло и посерело. Птицы еще пели, но песни их были унылы, а дорога стала уже и без конца петляла.
Миля за милей,
миля за милей,
миля за милей оставались позади,
а машина все замедляла и замедляла ход и уже еле ворочала колесами.
— Так я, пожалуй, никуда не доеду, — зевнул Мило, его одолевали сон и скука. — Может, я не туда свернул?
Миля за милей,
миля за милей,
миля за милей,
и вот уже все вокруг совсем выцвело и стало совершенно серое.
В конце концов машина остановилась, и Мило, как ни старался, не смог заставить ее двинуться с места.
— Куда это я попал?
— Ску-ко-ти-ща, — глухо, словно издалека, донесся ответ.
Мило огляделся. Никого. Тишина и покой несусветные.
— Ага… это… Ску… ку… котища, — донесся другой голос, как будто сквозь зевоту, но никого не было видно.
— ЧТО ЕЩЕ ЗА СКУКОТИЩА ТАКАЯ? — прокричал Мило, решив на этот раз засечь, откуда прозвучит ответ.
— Скукотища, мой юный друг, — это такое место, где никогда ничего не происходит и не меняется.
Мило вздрогнул от неожиданности — голос прозвучал прямо над ухом и принадлежал малюсенькому существу. Оно сидело у Мило на плече и было почти невидимо на фоне рубашки, потому что было одного с ней цвета.
— Позвольте представиться, — продолжало существо, — мы — здешние обитатели, ротозеи. К вашим услугам.
Мило еще раз огляделся и обнаружил великое множество этих ротозеев — они сидели на машине, стояли на дороге, даже деревья и кусты сплошь были облеплены ротозеями. Только разглядеть их было непросто: ротозеи принимали цвет того места, к которому прилеплялись. И все они были на одно лицо (если не считать окраски), а некоторые даже походили на других больше, чем на самих себя.
— Рад познакомиться, — сказал Мило, хотя особой радости не испытывал. — Я, кажется, не туда заехал. Думаю, вам ничего не стоит помочь мне выбраться отсюда.
— Не говори «думаю», — ответил ротозей, что сидел у Мило на мыске ботинка, потому что тот, что сидел на плече, задремал. — По закону не положено. — Он зевнул и тут же завалился спать.
— В Скукотище думать запрещается, — продолжил третий, засыпая на ходу.
Так они поддерживали разговор: один, сказав что-нибудь, засыпал, но его слова тут же подхватывал следующий, и беседа текла почти плавно.
— Разве у тебя нет СЗиПДД? Посмотрел бы в указ за номером сто семьдесят пять тысяч триста восемьдесят девять «Ж».
Мило достал из кармана Свод Законов и Правил, нашел нужную страницу и прочел:
«Указ № 175389-Ж:
На всей территории Скукотищи совершенно запрещено, недопустимо и неприлично: думать, обдумывать, мыслить, раз(по)мышлять, доходить своим умом, судить, приходить к заключению; полагать, делать выводы, ожидать; намереваться, хотеть; заботиться, печься. Всякое нарушение данного постановления карается по всей строгости закона».
— Вот нелепость! — возмутился Мило. — Все так или этак думают.
— Нет! Нет! — закричали ротозеи. — Только не мы!
— Да и ты, между прочим, тоже, — сказал желто-серый, сидевший на желто-сером нарциссе, — небось забыл думать и ни на что не обращал внимания, вот и оказался здесь. Такие частенько застревают в Скукотище. — Он свалился с цветка и захрапел в травке.
Глядя на него, Мило не мог не рассмеяться, хоть это и не очень-то вежливо.
— А ну, прекрати немедленно! — вскричало клетчатое существо, прилепившееся к его штанине. — Смеяться не положено. Разве у тебя нет СЗиПДД? Указ за номером пятьсот семьдесят четыре тысячи триста восемьдесят один «Ю».
Вновь открыв книгу, Мило прочел:
«На территории Скукотищи смех возбраняется. Улыбаться дозволено только в четверг после дождичка. Нарушители привлекаются к ответственности».
— Ладно, — сказал Мило. — Смеяться вам нельзя, думать тоже — чем же вы тут занимаетесь?
— Да кое-чем, только чтобы ничем, и вообще всем, лишь бы чего не вышло, — объяснил следующий. — У нас уйма дел и очень плотный распорядок дня:
в 8 — подъем и утренняя зевота,
с 8 до 9 — витание в облаках,
с 9 до 9:30 — первый утренний мертвый час,
с 9:30 до 10:30 — безделье и ничегонеделанье,
с 10:30 до 11:30 — второй утренний мертвый час,
с 11:00 до 12:00 — ожидание полдника,
с 13:00 до 14:00 — зевание по сторонам и подсчет ворон,
с 14:00 до 14:30 — первый полуденный мертвый час,
с 14:30 до 15:30 — откладыванье на завтра того, что можно сделать сегодня,
с 15:30 до 16:00 — второй полуденный мертвый час,
с 16:00 до 17:00 — предобеденное лежание на диване и плевание в потолок,
с 18:00 до 19:00 — битье баклуш,
с 19:00 до 20:00 — вечерний мертвый час,
а потом до отбоя в 21:00 — свободное время, которое мы убиваем.
— Сам видишь, полениться да полодырничать, посачковать да резину потянуть, стенку подпереть да в носу поковырять — даже на это у нас времени не хватает, а если еще отвлекаться на думанье и смех, мы вообще не успеем чего-нибудь не сделать.
— Вы хотите сказать: «что-нибудь сделать», — поправил Мило.
— Да нет же! — сердито воскликнул кто-то. — Нам обязательно нужно что-нибудь именно не сделать! А ты нам только мешаешь.
— Видите ли, — примирительно продолжил кто-то еще, — ежедневно соблюдать такой жесткий распорядок ротозейства — очень трудно и утомительно. Поэтому раз в неделю у нас бывает выходной, когда мы не делаем все, что хотим. Сегодня как раз такой день. Давайте проведем его вместе!
«Почему бы и нет, — подумал Мило. — Дело привычное».
— А скажите-ка, — он зевнул, почти уже засыпая, — здесь что, все-все занимаются тем, что делают ничего?
— Все! Все! — ответили разом два ротозея. — Кроме… — и голоса их задрожали, — кроме ужасного часового. Он тут бродит, вынюхивает, не тратит ли кто время попусту. Очень неприятный тип.
— Часовой? А он кто?.. — начал было Мило, но его перебили испуганные вопли:
— ЧАСОВОЙ! ЧАСОВОЙ!
— ЛЕГОК НА ПОМИНЕ!
— ВОН ОН!
— ПРОСЫПАЙСЯ КТО МОЖЕТ!
— СПАСАЙСЯ КТО МОЖЕТ!
Ротозеи с криком разбегались во все стороны и исчезали, а по дороге, вздымая пыль и захлебываясь лаем, мчался пес.
