— Виктор — это победитель! Виктор — это победитель! — заорал Витя, швырнул в чудовище ложкой и кинулся из квартиры вон. За спиной что-то взвыло, заскребло, покатилось.
— Амц! — щёлкнул коварный английский замок.
И в тот же миг страхи испарились.
«Чего же это я? — сказал Витя самому себе. — В форточку небось Голубок бабушкин лез».
Обед остывал, а ключа не было. Витя на всякий случай постучал, позвонил и поковырял замок гвоздиком. А потом, сгорая от стыда, выскочил на улицу.
На улице светило солнце. Отражённый лучик попал Вите в глаз: в музее, за решётчатым окном, сияли рыцарские латы.
— Мальчик, вы не знаете, где находится в этом районе дом № 888?
Девочка была как девочка. С косичками. Косички так себе, а лента в них широченная, зелёная.
— Я не здешний! — сказал Витя.
— Жаль, — девочка вздохнула и села на скамейку в тень. — Устала. С утра на ногах.
— Как не устать, — согласился Витя, — только это что! У меня обед стынет, а я в дом не могу войти. Замок защёлкнулся.
— Замок я могу открыть, — сказала девочка и первая вошла в подъезд.
Когда тебе хотят помочь, лучше всего помалкивать. Девочка, словно всю жизнь жила в бабушкиной квартире, уверенно поднялась на второй этаж, прикоснулась рукой к замку.
И дверь медленно отворилась.
Витя, конечно, удивился, но ему не хотелось перед какой-то девчонкой показаться простаком.
— Я прошу вас отобедать со мной, — Витя не только сказал эту замечательную фразу, но вдобавок ещё и поклонился. — Есть хочешь?
— Хочу.
Они славно поели: щей и халвы, каши и селёдки, помидоров и чесноку, земляничного варенья и солёных огурцов. А чтобы девочке не было скучно, Витя занимал её страшными рассказами из своей жизни.
— Вот ты, наверное, не знаешь, куда у мамонта, который стоит в музее под бабушкиной комнатой, девались бивень и задняя нога?
— А куда же они девались? — спросила девочка.
— Это всё я, — сказал Витя, оглянулся, и ему опять стало страшно. — Однажды ночью мамонт погнался за нашим Голубком. Да будет тебе известно: мамонты не терпят ни чёрных кошек, ни чёрных котов! Я, конечно, выскочил на улицу, смотрю, а мамонт целится бивнем Голубку в грудь. У меня никакого оружия. Хватаю чудовище за бивень, тяну на себя, и — о чудо! — бивень у меня в руках. Мамонт на дыбы, а я его бивнем. Раз! И задняя нога у него рассыпалась в прах. Не веришь?
— Почему же, — сказала девочка, — всякое бывает.
Провожая свою спасительницу, Витя через решётчатое окно показал ей скелет несчастного мамонта и латы.
— Это латы короля Ричарда Львиное Сердце, — пояснил он. — Они наделены свойством быть впору каждому, кто их наденет. Я их надевал, конечно, тайно. Надеваю шлем — впору. Надеваю панцирь — впору, сапоги, перчатки — впору. Выхожу на улицу, иду, а навстречу лев. Из зоопарка убежал. Вгрызается в меня зубами, в самую грудь, а на груди броня. Мне ничего, а у льва зубы как семечки. Тогда бьёт он меня лапой по голове, а на голове шлем: мне ничего, а у него когти так и брызнули. Схватил я льва железной перчаткой за хвост и держу. Целый час держал, пока сторожа не прибежали.
— Ты очень интересно рассказываешь, — сказала девочка, — я бы тебя ещё послушала, но солнце склонилось к закату, а я так и не нашла дома № 888.
— Я всё нахожу мигом.
Витя хотел вежливо попрощаться, но вдруг попятился. Попятился, попятился и встал за девочку.
На ребят надвигалась огромная мрачная собака. Она зарычала: «Р-р-р!»
Витины ноги подпрыгнули и вознесли хозяина на высокое музейное крыльцо. Собака кинулась, но девочка подняла руку и медленно опустила. И так же медленно собака опустилась у ног своей новой повелительницы.
— Когда на меня напал лев, — сказал Витя и почувствовал, что всё его тело каменеет, а слова ворочаются тяжело, как жернова, — и ко-гда я схва-тил е-го за х-во…
И всё! Последние слова остались недоговорёнными.
— Милая девочка, — остановила девочку с зелёной лентой в косах Витина бабушка, — не попадался ли тебе чёрный кот?
— Мне попадалась вот эта собачка, — ответила девочка, — и вот этот львёнок.
— И правда лев! — удивилась бабушка. На крыльце музея стоял мраморный львёнок с разинутой пастью, с длиннющим языком.
— На кого же похож этот львёнок? — задумалась бабушка.
Она повернулась к девочке, но та уже была в конце улицы.
Странные посетители явились в тот день к Николаю Николаевичу — участковому милиционеру.
Гражданка лет двадцати пяти с боевым орденом на гимнастёрке привела девочку и заявила, что два часа назад девочка была взрослым человеком и что — самое ужасное — исчез её внук Рома.
Принять бы всё это за неуместный розыгрыш, но Николай Николаевич был опытный милиционер. По документам гражданке выходило без году семьдесят лет, а у девочки, которая, наверное, и букваря-то ещё в глаза не видела, оказался паспорт, и в паспорте значился сын Рома.
— М-да! — сказал задумчиво Николай Николаевич. — Задача со многими неизвестными. Головоломка.
— А скажите, потерпевшая, — осторожно спросил Николай Николаевич, — свидетели были, когда с вами произошло… это?
— Свидетели? Кажется, нет.
— А мальчишки? Забыла, что ли? — капризно пропищала дочка потерпевшей.
— Мальчишки? Кажется, были… Впрочем, нет! Был старик с внуком… И ещё я видела девочку.
— С зелёными лентами в косах? — быстро спросил Николай Николаевич.
— Да. А что?
— Ничего, — сказал Николай Николаевич, но призадумался. Он уже знал о некоторых странных исчезновениях и происшествиях, которые взволновали город.
Мальчишка бросается с кулаками на слона, скандалит со спасителями-пожарными — и пропадает. Как в воду канули трое приятелей, исчез мальчик из квартиры над музеем… А теперь вон какое пошло: старая женщина превратилась в молодую, а молодая — в ребёнка. Да ведь и раньше поступали необычные заявления, на которые оперативные работники не обращали должного внимания. Исчез мальчик, но появилась каменная статуя молодого льва. Откуда? Работники музея развели руками. А свидетельство девочки Маши? Она заметила у двух неизвестных граждан три тени! И все свидетели, стараясь подробнее вспомнить случившееся, между прочим, видели девочку с зелёной лентой в косах.
— Так как же нам быть? — спросила женщина в гимнастёрке.
— Будем искать! — твёрдо сказал Николай Николаевич и решительно надел портупею с кобурой для пистолета.
Вы-то знаете, что, кроме противного Ромы, никто не исчезал. Гришка сидел в чулане в сундуке. Витя превратился в каменного львёнка, а трое друзей — Игорёк, Гусёк и Прохоров — стояли в это самое время возле столовой самообслуживания и считали мелочь.
— Хватит на три полборща, на две порции котлет и на один компот, — сказал Прохоров, — в порции по две котлеты, наедимся.
Игорькова тень тихонько, но очень грустно вздохнула:
— Мне не надо. Я так.
— Почему это тебе не надо?! — рассердился справедливый Прохоров и покраснел, глядя на Игорькову тень. — А чем же тебя кормить?
— Ничем. Я так.
— Не врёшь?
— Не вру. Мне запаха хватает.
— А, — сказал Прохоров и опять посчитал мелочь. — Возьмём два полборща, одну порцию котлет, два компота, а остальные денежки — на кино.
Старикашка Гусёк обидчиво поджал тоненькие губы.
— Мне котлеты вредны. Мне лучше манную кашу. И компота не нужно! Он из консервов, а всякие консервы нехороши для печени.
«Вот привиреда», — подумал Прохоров, но возражать не стал, да и до споров ли тут было? Возле них остановилась милицейская машина.
Участковый милиционер Николай Николаевич опустил стекло и, приложив руку к козырьку, спросил у почтенного старичка:
— Гражданин, вы давно гуляете с внуком?
— С кем? — испугался Гусёк.
— Со мной, прошептал Прохоров и схватил старичка за руку.
— Ах, с ним! Десять часов.
— Десять часов?
— Дедушка закаляет меня! — сказал Прохоров. — Он хочет, чтобы я вырос космонавтом.
— Вон как! — удовлетворённо улыбнулся Николай Николаевич. — А не встречались ли вам трое мальчиков?
— По двое встречались, — запинаясь, ответил старичок, — а по трое — нет.
— А не попадался ли вам мальчик, который всем показывает кулаки?
— Кажется, не попадался.
— Но, может быть, вы видели девочку с зелёными лентами в косах?
— Нет! — выкрикнул Прохоров.
— Не-ет?! — милиционер посмотрел на него внимательно и долго.
— Их много тут бегает, и с зелёными, и с красными, и с белыми лентами, — выручил старикашка Гусёк.
Участковый милиционер Николай Николаевич козырнул, и машина уехала.
— Скорее в столовую, — шепнул Прохоров, но остался на месте.