Костяная нога слегка дымилась от этой процедуры, как будто из неё добывали огонь.
— Ты не жалей мази-то, погуще сдабривай. Скрипит окаянная, спасу нет.
— У нас етой мази всего тридцать бочек осталось — лет на шестьсот хватит, а потом что?
Средняя Баба-Яга была самой глупой, но экономной.
— Не прожить нам, сестрица, столько лет, — вздохнула старшая.
— Как это не прожить? Мы же вечные.
— Бабы-Яги живут только в сказках. На дворе двадцатый век колготится. Сказки про нас никто не читает, новые никто не сочиняет. Мы теперича бездельные. Ну, ладно, хватит.
Старшая Баба-Яга прошлась по комнате. Скрип в ноге пропал. Средняя потащила остатки мази в чулан. Через некоторое время оттуда донеслось:
— А раньше-то бывало… То тебя Алёнка в печку хитростью заманит, то Иван-дурак такое вытворять начнёт, что и вспомнить стыдно.
— Так он же дурак, что с него возьмешь?
В чулане раздался страшный грохот, и на пороге появилась средняя Баба-Яга с огромной шишкой на лбу.
Сёстры давно привыкли, что с ней всегда что-нибудь происходит. Пойдёт за водой — обязательно в колодец свалится, кашу сварит, так на себя её и выльет. Бестолковая, одним словом. Но очень инициативная.
Однажды притащила невесть откуда железяку: «Змей Горыныч сказывал, очень нужная в хозяйстве вещь. „Огненный тушитель“ называется».
Бабы-Яги заинтересованно смотрели на эту диковину, а средняя решила продемонстрировать её действие. Она повернула рычажок и с силой на него нажала… Повалил белый пар, потом забила пена, огнетушитель взмыл к потолку и завертелся волчком.
Пытаясь увернуться, сестрицы бегали по избушке, сметая всё на своём пути. Огнетушитель не отставал. Перебил посуду, развалил печь и, проломив дверь, вылетел во двор. Там он ещё немного полетал, обильно поливая ядовитой пеной бельё на верёвке. Затем вернулся в избушку, сильно стукнул среднюю Бабу-Ягу и только после этого улетел в сторону леса, приветливо помахивая пенным хвостом.
— Эх, какая жизнь была! Просто сказка! — мечтательно произнесла средняя Баба-Яга и, споткнувшись о порог, грохнулась на пол.
— Коль сказки нет, так и помирать пора. А ты мази жалеешь! — Старшая вздохнула и полезла на печь.
— А помирать-то не хочется!
— А так жить тебе хочется? — раздался с печи злобный голос. — Никто не потревожит, каргой старой не назовёт. Царевна-лягушка в девках засиделась, Гуси-лебеди в зоопарк улетели… Рушится жизнь сказочная.
— Может, ещё случится в нашем лесу сказка? — задумчиво сказала средняя и накрыла сестру одеялом в цветастых заплатах.
— Нет, сестрица, лес уж не тот. Вот давеча ходила по лесу, подхожу к реке, а она белая, как молоко, а берег склизкий такой, ну прямо кисель…
— Так это же Молочная река — Кисельные берега.
Старшая Баба-Яга подскочила на печи:
— Нечисть ты нецивилизованная! Там везде трубы торчат, а из них какая-то гадость в речку льётся, и дух тяжёлый идёт. Всю речку испоганили!
В гневе она была страшна, и средняя сестра решила поменять тему беседы.
— А где наша младшенькая? — заискивающе пролепетала она. — Уж выпь три раза проорала, а её всё нет. Может быть, она отыскала что-нибудь сказочное?
Старшая даже позеленела от злости.
— Да что она отыщет в этаком-то лесу?!
— А может, она в соседний лес пошла?
— Была я там! — проскрежетала старшая. — Выхожу на опушку, вдруг что-то как загудит, как засвистит, аж деревья согнулись. Вижу — Соловей-разбойник…
— С кем-то силой меряется, кому-то голадриков нашвыривает? — с надеждой спросила средняя.
— Если бы… Сидит, бедолага, на пеньке, как будто это ему голадриков нашвыряли, и с тоской на самолёты смотрит.
— На ковры-самолёты?
Глупость средней Бабы-Яги начинала не на шутку раздражать старшую.
— Да ну тебя! У них всё пораздельно. Ковры в горницах висят, а самолёты на опушке стоят. И опушку нашу они в ерадром переназвали.
— А что там Соловушка делает?
— Какой Соловушка?
— Ну наш, разбойник. Чего он свистит-то там?
У старшей Бабы-Яги на нервной почве стал глаз дёргаться.
— Да это самолёты свистят! А Соловушка сидит на пеньке, смотрит на них и плачет вот такими слезами! Эх, пропал сказочный лес!
— Плачет… а ведь какой весёлый был! Пойду за водой схожу.
— Сходи, сходи, — старшая повернулась к стене и закончила уже тихо, — надоела до зла-горя…
Средняя взяла вёдра и направилась к выходу. Но тут дверь с треском распахнулась, сильно ударив её по лбу. Она с криком отлетела в угол, потирая на лбу новую шишку, вёдра загрохотали по полу. Старшая Баба-Яга свалилась с печи. В дверях стояла младшая Баба-Яга. Лицо её сияло.
— Тоскуете, коряги старые? А я нашла в нашем лесу кое-что сказочное…
Глава третья. Скоро сказка сказывается
Младшая Баба-Яга стояла на пороге избушки и улыбалась во всё лицо. В душе она была романтиком. Любила уходить в лес и слушать, о чём щебечут птицы. Любила собирать цветы и лекарственные травы. Больше всего на свете она хотела, чтобы в их лесу снова произошла сказочная история, и поэтому целыми днями бродила в поисках чего-нибудь сказочного.
— Тоскуете, коряги старые? — повторила она.
— А как не тосковать-то? Совсем от безделья очумели, — сказала старшая, с трудом поднимаясь. — Некуда в ступе слетать, некого на Кощея натравить…
— Никто избушку к лесу задом не повернёт! — подхватила средняя сестра, прикладывая к шишке ржавое ведро.
— Так что же ты такое нашла? — нетерпеливо спросила старшая.
— Погодите, дайте отдышаться.
Младшая села на лавку и начала свой рассказ:
— Дело было так. Вышла я из избушки рано утром. Пошла подальше в лес, чтобы храпа вашего не слышать. Трава росой переливается! У речки ивушки плакучие перешептываются! Где-то вдалеке дятлы перестукиваются…
— Опять завела свою поезию! Ты покороче можешь? — сердито спросила старшая.
— Могу… На чём я остановилась?
— На дятлах, — напомнила средняя сестра.
— На каких дятлах?
— Которые перестукиваются!
— С кем перестукиваются? — Младшая явно потеряла нить рассказа.
— Не знаю я, с кем они перестукиваются! — вспылила старшая. — Ты про дело рассказывай!
— Про какое дело?
— Что ты нашла сказочное?!
— Так вот я и говорю. — Младшая поудобней устроилась на лавке. — Дело было так. Иду это я по лесу. Тишина кругом, только где-то вдалеке вкрадчиво дятлы перестукиваются.
— Хватит про дятлов! — заорала старшая. — Ты рассказывай про то, что нашла, а не про дятлов!
— Про каких дятлов? — искренно удивилась младшая.
Старшая Баба-Яга с криком забегала по избе, позабыв про больную ногу.
— Которые перестукиваются!
— Знаешь что! — обиделась младшая. — Если ты будешь тут бегать и орать, то я вообще ничего рассказывать не буду.
Старшая, пытаясь успокоиться, уселась на печку. Младшая подсела рядышком и невинно спросила:
— На чём я остановилась?
Старшая сестра начала задыхаться от злости. Неизвестно, чем бы всё это кончилось, если бы не средняя.
Она подбежала к сёстрам, уселась между ними и шёпотом произнесла:
— Ты остановилась на дятлах.
— Так вот, — невозмутимо продолжала младшая. — Пошла я на их дивный перестук, вдруг обо что-то споткнулась и упала. Я поднялась, от росы утренней отряхнулась, посмотрела, а это… это… Я такого никогда не видала. Это…
— Ну что? Не томи! — заёрзали сестрицы.
— Это… червяк!
Старшая аж позеленела.
— Ты что, издеваешься?!
— Да погоди ты! Дальше слушай! Червяк длинный такой, что ни головы, ни хвоста не видать. А худющий! Лежит и не шевелится, как неживой. Жалко мне его стало. Дай, думаю, оживлю. Стала я колдовать, и вдруг у него в животе человеческие голоса заговорили.
— Так, может, он сожрал кого, вот они там и беседуют, — сообразила средняя.
— Да что ты! Он такой худой, что, кроме Муравьёв, там никто и не поместится.
— А где он сейчас? — заинтересовалась старшая.
— У трёх дубов.
— А ну-ка, девки, давайте слетаем! Послушаем!
Бабы-Яги вытащили из сеней свои мётлы, вскочили на них и полетели к трём дубам. Первой летела старшая. Вид у неё был торжественный и зловещий. За ней — младшая. Средняя впопыхах села на метлу не с той стороны и поэтому летела задом наперёд. У трёх дубов сёстры приземлились.
Червяк был действительно длиннющий. Одним концом он уходил под корни дубов, а другой конец терялся в траве.
Старшая Баба-Яга приложилась ухом к червяку и стала слушать. Червяк молчал.
— Надо поколдовать, — сказала младшая.
Старшая стала что-то бормотать и крутить руками.
